<<
>>

Церковная политика Советской власти в ноябре 1917 - январе 1918 годов

Анализируя первые мероприятия большевиков в отношении церкви, исследователи, как правило, обращаются к работе Ленина «Социализм и религия» и именно в ней пытаются найти программные положения, которыми руководствовалось советское руководство в первые послеоктябрьские месяцы.
В частности, в этой статье Ленин писал, что «государству не должно быть дела до религии, религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью. Каждый должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии, то есть быть атеистом, каким и бывает обыкновенно всякий социалист. Никакие различия между гражданами в их правах в их зависимости от религиозных верований совершенно недопустимы. Всякие даже упоминания о том или ином вероисповедании граждан в официальных документах должны быть безусловно уничтожены. Не должно быть никакой выдачи государственной церкви, никакой выдачи государственных сумм церковным и религиозным обществам, которые должны стать совершенно свободными, независимыми от власти союзами граждан-единомышленников... Полное отделение церкви от государства - вот то требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви»2325. Все это - содержательная составляющая будущего Декрета от 23 января 1918 года. Вместе с тем, если говорить о церковной политике советского руководства в первые послеоктябрьские месяцы, можно предположить, что здесь, главным образом, превалировали тактические соображения: большевики не хотели создавать дополнительный повод для недовольства собой в то время, когда их власть еще была слаба. Стоит отметить, что Декрет об отделении церкви от государства появился только через две недели после разгона Учредительного собрания, когда накал политических страстей в столице пошел на спад. Кроме того, в работе В.И. Ленина «Марксизм о государстве», по материалам которой в августе-сентябре 1917 года была написана книга «Государство и революция», будущий председатель Совнаркома поставил «распущение и экспроприацию церквей» только 8-м пунктом программы построения пролетарской республики2326 2327 2328.
Вместе с тем, Советская власть активно использовала религиозный фактор там, где он помогал ей укрепиться. В обращении «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» от 20 ноября 1917 года говорилось: «отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными» . В декабре 1917 года «Известия Московского Совета рабочих и солдатских депутатов» объявили, что 12 и 13-го числа будет праздноваться мусульманский национальный праздник «Мавлюд-Наби» (рождение Магомета), поэтому всем рабочим-мусульманам предоставляются официальные выходные . А командующий войсками округа приказал по случаю праздника дать всем солдатам-мусульманам увольнение «для слушания богослужения»2329. 17 января 1918 года при Наркомате по национальным делам учредили специальный Комиссариат по делам мусульман, а 19 января - «еврейский комиссариат»2330. В Петрограде СНК по инициативе наркома просвещения А.В. Луначарского вел переговоры с позиционирующей себя религиозной организацией «Всемирным христианским союзом молодых людей». 11 декабря 1917 года Луначарский вынес на рассмотрение Советского правительства предложение передать указанному «Союзу» здание Дворянского собрания для создания там клуба с чайной, читальней и кино для солдат2331. Народный комиссар отмечал, что «американское культурно-просветительное общество имеет безусловное и несомненное право - юридическое, моральное и, я бы сказал международное, - удержать в своем распоряжении Дворянское собрание». В результате правительство поручило наркому Н.И. Подвойскому подыскать для расквартированного в Дворянском собрании 326-го Белгородского полка другое помещение, а здание передать американцам2332 2333. Более того, 4 января 1918 года с представителями «Всемирного христианского союза молодых людей» встречался и беседовал Ленин . При этом 30 декабря 1917 года на заседании Исполкома Московского Совета большевик В.Н. Белоцерковский потребовал запрещения деятельности «Христианского союза» в Москве как организации, созданной американскими миллионерами для отвлечения рабочих от классовой борьбы посредством устройства «культурнопросветительной работы» и спортивных занятий.
По словам Белоцерковского, отделения «Союза» уже энергично работали в 60 русских городах, «проникают в рабочие поселки и даже в штаб, где встречают сочувствие со стороны офицеров». В ответ член Исполнительного комитета В.И. Яхонтов отметил, что «у нас есть гораздо более контрреволюционные и опасные организации, хотя бы наша церковь» и предложил бороться с «Союзом» «идейно»2334. Своеобразно было обставлено новой властью празднование Рождества 2425 декабря 1917 года. Официальный советский орган «Известия ЦИК Советов» сопроводил короткое поздравление читателей заявлением, гласящим, что четыре года Рождество отмечалось под звуки пушек, но «пусть же этот год будет последним годом войны»2335. В противовес религиозному действу районные советы в Москве в конце 1917 года стали устраивать для детей «пролетарские елки»2336. При этом Советскому правительству все же не удалось отмахнуться от вопроса о рождественских подарках и премиях госслужащим: 11 декабря его рассмотрение поручили комиссии из представителей Наркоматов земледелия, просвещения и финансов2337 2338 2339. 16 декабря правительство постановило выделить 1 000 000 рублей Петроградскому Совету для покупки подарков солдатам, находящимся в окопах . Примечательно, что по случаю рождественских праздников сам глава Советского правительства В.И. Ленин попросил у своих коллег отпуск «3-5 дней», оставив вместо себя И.В. Сталина . По свидетельству А.М. Коллонтай, инициатором отпуска выступила Н.К. Крупская, которая уговорила Ленина отдохнуть загородом, а сама Коллонтай подыскала для него подходящий санаторий в Финляндии (бывший специализированный императорский туберкулезный санаторий «Халила»)2340. Кроме главы Совнаркома в отпуск на Рождество попросились также комиссар по военным и морским делам П.Е. Дыбенко (на два дня) и нарком почт и телеграфов левый эсер П.И. Прошьян (на один день)2341 2342 2343. Несмотря на невмешательство большевиков и их союзников в конце 1917 6 года во внутрицерковные дела , уже первые советские декреты непосредственно затронули интересы Православной церкви.
Так, 26 октября II Съезд Советов принял «Декрет о земле», провозглашавший ее передачу (в том числе церковной и монастырской земли) в пользование «всех трудящихся на ней» . Однако механизм национализации оставался не ясным. В «Инструкции эмиссарам, посылаемым в провинцию» (не позднее 2 ноября) говорилось об установлении контроля над угодьями со стороны земельных комитетов, а высококультурные хозяйства предлагалось передать «Советам батрацких депутатов»2344. 5 ноября 1917 года Ленин подписал разъяснение «в ответ на многочисленные запросы крестьян», объявляя, что вся власть теперь принадлежит Советам, а «помещичья собственность на землю отменяется». Ленин предписывал волостным земельным комитетам «тотчас же брать все помещичьи земли в свое распоряжение, под строжайший учет». О церковной и монастырской земле не говорилось ни слова2345. 25 ноября 1917 года Наркомат земледелия разослал губернским и уездным комитетам телеграмму о том, что все земли с живым и мертвым инвентарем и постройками объявлены «народным достоянием», поступают в ведение земельных комитетов, а частная собственность на землю отменена2346. Однако, далее речь опять-таки шла только о помещичьих имениях. Прямо ни о церковной, ни о монастырской земле не говорилось и в «Положении о земельных комитетах» от 4 декабря 1917 года, где повторялось, что «все земли сельскохозяйственного пользования, лесные, водные и промысловые угодия, являются общенародным земельным фондом и поступают в ведение и распоряжение земельных комитетов»2347. Вместе с тем в ответ на поступивший в СНК запрос общего схода крестьян Гутовской волости Витебской губернии 8 ноября 1917 года Ленин сообщил, что местный земельный комитет «имеет полное право, если найдет нужным» взять в свое управление монастырскую мельницу в деревне Городец2348. Принятые Совнаркомом постановления способствовали активизации «захватных» действий земельных комитетов в отношении монастырских и церковных владений. В ноябре 1917 года Хамантовский (Гомонтовский) волостной земельный комитет (Петроградская губерния) взял в свое распоряжение принадлежащие Староладожскому Никольскому монастырю лесные «дачи» «Монцово» (1115 десятин дровяного и строевого леса) и «Ширицу» (208 десятин 1861 квадратных саженей дровяного леса и 30 десятин 1598 квадратных саженей сенокоса).
За месяц до этого монастырь ходатайствовал о разрешении продать участки из «Монцово» крестьянам, но последние с разрешения земельного комитета уже начали вырубку. В «Ширице» дрова сразу стали перепродавать поставщику Олонецкой железной дороги и грузить в вагоны2349. 12 ноября 1917 года на основании постановления сельского схода крестьяне окружающих деревень приступили к вырубке леса из имения Вохоновского женского монастыря2350. 23 ноября Перечицкий земельный комитет прислал настоятелю церкви села Верхутина (Лужский уезд Петроградской губернии) постановление о разрешении гражданам села Большие Блешковичи напилить лес в церковной даче «Точково» по 2 кубометра на каждого просителя2351. В ряде мест передача угодий в распоряжение земельных комитетов превратилась в банальное разграбление крестьянами монастырского имущества. Так, 14 ноября 1917 года вооруженные топорами и вилами жители сел Грачевки и Егорьевки разгромили хутор, принадлежавший Успенскому Софийскому женскому монастырю2352. Крестьяне «увезли весь хлеб, угнали скотину, забрали весь инвентарь, забрали все, что только можно было, несмотря на то, что хутор принят на охрану местным Завальским земельным комитетом»2353. Временный управляющий епархией епископ Козловский Зиновий (Дроздов) пожаловался на это сохранявшему власть губернскому комиссару Временного правительства К.Н. Шатову, который 29 ноября переправил дело начальнику милиции Усманского уезда «для принятия надлежащих мер по сему»2354. По всей видимости, расхищение имущества хутора длилось не один день, так как еще 21 ноября усманская милиция сообщила судебному следователю Воронежского окружного суда, что «крестьяне дер. Байгоры Завальской волости в ночь под 21-е сего ноября разгромили два хутора: Евгения Ивановича Зайцева и Успенского Софийского монастыря»2355. Кроме того, 20 ноября оказалась захвачена лесная дача обители в селе Крутец. Как сообщила милиции настоятельница игуменья Дорофея, члены комитета Поддубровской области «заняли дом, где поместили семью одного солдата, скотину и лошадь с упряжью отобрали, а инвентарь весь распродают»2356 2357.
Видимо, «захваты» легализовало решение Усманского земельного комитета о принятии в свое ведение имущества монастыря, так как 15 декабря Тамбовская духовная консистория предписала игуменьи Дорофее вести дело против комитета «как в административном, так и уголовном суде». Предлагалось привлечь к ответственности лиц, принимавших участие в разграблении имущества, и взыскать с них причиненные монастырю убытки. В соответствии с этим 18 декабря Дорофея подала заявление в Воронежский окружной суд . Одновременно 16 декабря 1917 года архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов) попросил у губернского комиссара срочно командировать «воинский или иной отряд, который мог бы отобрать от виновных награбленное ими имущество», а также провести на месте расследование «для выяснения ценности или стоимости похищенного, испорченного и уничтоженного»2358. Дело так ничем и не кончилось, а в 1918 году расследование продолжил вступивший в свои права Усманский Совет, назначивший дополнительное дознание по делу2359. Реквизиция имущества Белгородской мужской пустыни 11 декабря 1917 года обернулась жертвами: явившиеся представители «Комиссии по описи имущества» убили иеромонаха и ранили свечника. В то же время в Льговском женском монастыре «реквизиторы» отказались от своих намерений из-за бедности обители: «Ваш монастырь совсем безнадежный... - заявили они насельницам, - Лошадей ваших, которых мы запрягли, невдалеке бросили, - на них далеко не уедешь»2360 2361. В целом, можно констатировать, что провозглашенный «Декрет о земле» просто узаконивал ту политику местных земельных комитетов, которую они проводили еще при Временном правительстве. В этой связи интересно привести обстоятельства «захвата» имений Пеллинской Иоанновской церкви Шлиссельбургского уезда Петроградской губернии. 4 сентября 1917 года ее приходской совет сообщил преосвященному епископу Нарвскому Г еннадию, что крестьяне села Ивановское И.А. Волков и М.В. Малышев захватили часть церковной земли, распахали и засеяли рожь. Этот участок сдавался в аренду Ивановскому обществу под уход скота, поэтому потеря земли означала прекращение денежных поступлений причту. 18 сентября Петроградская духовная консистория попросила Петроградского губернского и Шлиссельбургского уездного комиссаров немедленно принять меры и восстановить справедливость. Дело попало в Шлиссельбургский земельный комитет, который 13 октября направил своего члена Каинова для выяснения обстоятельств. 8 ноября состоялись слушания, в ходе которых Каинов сообщил, что «означенная церковная земля причтом Пеллинской церкви сдана в аренду Ивановскому обществу под выгон», «хозяином этой земли является арендатор - Ивановское общество, которое препятствий не встречает». В результате земельный комитет объявил, что никакого «захвата» угодий не усматривает. Интересно, что 27 (14) февраля 1918 года Шлиссельбургская уездная земельная управа снова вернулась к этому вопросу и постановила: «находя объяснения Ивановского волостного земельного комитета вполне основательными, а равно и согласно Декрета народных комиссаров церковная земля в данное время церкви не принадлежит», поэтому «жалобу Петроградской духовной консистории оставить без уважения, о чем и сообщить Петроградскому губернскому комиссару и духовной консистории» . В ответ на это в марте 1918 года консистория предписала причту Пеллинской церкви на общем приходском собрании обратиться к прихожанам за помощью в возвращении земли, которая являлась основным источником содержания местного духовенства. На этом документе митрополит Вениамин дописал: «священник на собрании прихожан должен разъяснить, что по Соборному постановлению все лица способствующие, а тем более сами захватывающие церковное достояние, подлежат... суду церковному включительно до церковного отлучения, с воспрещением совершения у них всех церковных треб»2362 2363 2364. Прошедший с 18 по 22 декабря 1917 года Московский епархиальный съезд также констатировал участившиеся случаи захвата монастырских и церковных земель волостными комитетами: крестьяне налагали секвестр на владения причтов и запрещали священно- и церковнослужителям пользоваться этими угодьями. В том числе были захвачены некоторые земли Троицко-Сергиевой Лавры . В Москве о необходимости изъятия монастырских земель заявил в ноябре 1917 года Совет Районных дум, постановивший обратиться для этого в СНК . Вслед за этим на ночном заседании 26 ноября Президиум Московского Совета назначил комиссию в составе А.И. Рыкова, В.Ф. Зитта и Н.В. Покровского «для редактирования декрета о конфискации церковных и монастырских имуществ в пользу государства»2365. В Центральном государственном архиве Московской области (ЦГАМО) храниться печатный проект этого документа с исправлениями от руки. Интересно, что первоначально говорилось о передаче народу всего движимого и недвижимого имущества церкви на территории Москвы и области, но при редактировании слово «движимое» вычеркнули и уточнили, что «из действия этой статьи исключаются здания, предназначенные непосредственно для богослужения, а также дома причта». Во втором разделе законопроекта объявлялось, что содержание духовенства отныне должно обеспечиваться исключительно добровольными взносами верующих. При этом в примечании оговаривалось, что «по отношению к низшему духовенству на первое время может быть сохранено казенное жалование по усмотрению властей, применяющих декрет», то есть местных советов. Им предоставлялось право решить судьбу духовных учебных заведений и благотворительных учреждений: или содержать их за счет конфискованных церковных имуществ, или ликвидировать в трехмесячный срок2366 2367. 28 ноября 1917 года «Известия ЦИК Советов» объявили, что «на днях» Московским Советом будет опубликован декрет о конфискации монастырских и церковных земель в пределах города, но публикации не последовало . На законопроекте в ЦГАМО стоит надпись «в архив»2368. Конечно, необходимость ликвидации церковных и монастырских владений являлась для большевиков и их союзников в конце 1917 года вопросом решенным, однако на тот момент у Советской власти еще не было ни времени, ни сил для того, чтобы от деклараций перейти к активным действиям в этом направлении. На повестке дня стояли другие более актуальные вопросы. Кроме того, двусмысленные заявления относительно признания постановлений предстоящего Учредительного собрания и отсутствие закона, определяющего статус Православной церкви, также несколько сковывали активность новых властей в проведении земельных декретов в жизнь. Тем не менее, 5 декабря 1917 года Поместный Собор поручил Святейшему Синоду издать особое постановление в связи с появлением «Декрета о земле». В соответствии с этим 18-20 декабря Синод принял определение № 6320 «По поводу декрета Народных комиссаров о передаче церковных и монастырских земель с имуществом в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов впредь до Учредительного собрания». Синод поручил епархиальным властям, монастырям и церковным причтам делать описи всего передаваемого или захваченного имущества, а при передаче подписывать специальные акты «с указанием лиц и учреждений, производящих захват имуществ с подробным описанием имуществ». На основании этих актов предлагалось подавать гражданские иски в суд «о возвращении стоимости имущества и об убытках»2369 2370 2371. Судя по всему, церковное руководство исходило из того, что советская власть носит временный характер, и ее распоряжения будут пересмотрены Учредительным собранием. Однако дело не ограничилось только сохранностью земельных угодий или сельскохозяйственного инвентаря. После свержения Временного правительства в условиях практически полной дезорганизации органов внутренних дел участились случаи изъятий, реквизиций и простого разграбления церковного и монастырского имущества вообще. Распространявшиеся антирелигиозные настроения, представлявшие духовенство как зажиточных трутней, отнюдь не способствовали уважительному отношению к православным святыням. Впрочем, в Петрограде и его пригородах серия грабежей храмов началась еще при Керенском: 26-27 сентября 1917 года ограбили церковь Спаса на Сенной площади . Потом в ночь с 14 на 15 октября была совершена кража со взломом церкви при Новодевичьем монастыре, похищена утварь на сумму 4000 рублей . В ночь на 28 октября взломщики проникли в церковь на Иоанно-Богословском кладбище, похитили антиминс, серебряные священные сосуды и дарохранительницу, напрестольные евангелия и кресты, а также 150 рублей наличными. Из соседней часовни украли священные сосуды и евангелие2372. 25-26 ноября 1917 года ограбили Петергофскую Свято-Троицкую церковь, похитили 150 рублей2373. В ночь на 30 ноября неизвестные взломали Покровский и Казанский храмы в Рыбацком. Унесли 218 рублей, украли и повредили церковные сосуды, напрестольные кресты, дароносицы со святыми дарами и шелковые завесы у царских врат2374. 2-3 декабря 1917 года неизвестные лица ограбили Сретенско-Дмитриевскую церковь на Единоверческом кладбище, смертельно ранив сторожа2375. Церковь Зимнего дворца (Большой собор) подверглась разгрому во время вооруженного восстания в октябре, когда из нее унесли многие ценности, сорвали и бросили на пол церковную завесу. Кроме этого 25 ноября 1917 года в собор проникли, взломав двери, «бандиты», но, увидев, что все уже разграблено, зачем-то вынули из-под святого престола камни и унесли завесу. А в часовню Спасителя на Петроградской стороне в одну из ночей конца декабря 1917 - начала января 1918 года ворвались неизвестные, взломали кружки с пожертвованиями, украли деньги, оставили окурки под иконой, объедки и пустые бутылки2376 2377. Имели место и акции против клириков. Например, накануне Рождества в селе Борисово Московского уезда группа крестьян открыла стрельбу из револьвера по выходившему из храма священнику. Пуля задела ему палец. Некоторое время спустя милиция выяснила, что жители «составили общество с целью истребления религии и ее служителей», и, кинув жребий, поручили устранение духовного отца солдату-староверу Козлову . В Пскове сразу после Рождества произошла стычка между местным ВРК и милицией в связи с попыткой ареста архиепископа: 25 декабря «комиссары» пришли к преосвященному Евсевию (Гроздову) с заявлением, что кто-то из священников прочитал во время праздничной литургии «погромную» проповедь. Но Евсевий обратил внимание на то, что ордер явившихся к нему людей был датирован 24 декабря, то есть выписан заранее, что могло свидетельствовать о подделке. Духовенство вызвало наряд милиции, арестовавший «комиссаров» и доставивший их в ВРК. Далее выяснилось, что распоряжение было подлинным, началось разбирательство, «власть наскочила на власть», даже хотели арестовать милиционеров. Евсевия доставили в ВРК и допросили. Определили, что речь шла о священнике Серафимовской церкви Баженове, который призвал прекратить пролитие братской крови. Архиепископ пообещал сделать ему «наставления», на этом дело кончилось2378 2379 2380. В конце 1917 года в Кронштадте Исполнительный комитет Совета р. и с. д. принял постановление о несении милицейской повинности всеми местными жителями, в том числе женщинами и священниками, которым все же разрешили являться на свои посты без оружия . Как отмечали «Церковные ведомости», 28 декабря мастеровые и рабочие городского района № 1 Управления строителя Кронштадской крепости на общем собрании возмутились, что почему-то ни одного еврейского раввина, муллы или римско-католического ксендза в милиционеры не назначено . «Новый луч» назвал ситуацию в Кронштадте «возрождением черносотенства»: «большевики бросились сломя голову и с ретивостью не по разуму на путь такого рода “церковных реформ”, которые как бы нарочно грубо задевают религиозные чувства верующих»2381. Кронштадский Совет образовал комиссию для выяснения всех недоразумений, но свое постановление не отменил2382. В Новгороде 15 января 1918 года Губернский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов направил в Юрьев монастырь своих ревизоров для оценки запасов продовольствия. Однако после осмотра было решено, что монастырские продукты реквизиции не подлежат, так как их слишком мало2383. Тем не менее, в ночь на 18 января в обитель прибыли конные вооруженные солдаты, предъявившие бумагу о реквизиции монастырского скота, хлеба, овощей, сена и овса. Предписывалось оставить только по одной корове на 5 человек рабочих, не считая монахов, которые «исключены из пользования молоком». Руководство обители связалось по телефону с Советом, но там проинформировали, что постановление о реквизиции принял Главковерх армий Северного фронта и Исполнительный комитет Кречевитских казарм. Тогда настоятель и наместник монастыря постарались задобрить солдат: их хорошо накормили и устроили на ночлег в лучшие кельи, а также позаботились о лошадях. В результате реквизиторы забрали только семь коров из четырнадцати, а из оставшихся две велели срочно продать. Ни хлеба, ни других продовольственных продуктов не тронули. За семь уведенных коров полковой комитет прислал 1985,5 рублей, а за две проданные обитель выручила 4000 рублей. Полученные деньги тут же уплатили за дрова. Интересно отметить, что один из монахов - Мартиниан - во время осмотра скота сказал солдатам: «берите всех коров, нам все равно не дают молока». А ризничий иеромонах Валентин «всю ночь работал в храмах, один, без помощи других, припрятав драгоценные церковные вещи и священные предметы»2384 2385. По сообщению епископа Алексия (Симанского), в первой половине января 1918 года скот забирали во многих монастырях Новгородской епархии, но в Хутыни «народ отстоял и не дал отнять коров, а было “предписано” представить десять голов». Впрочем 14 (1) февраля туда приехали 27 вооруженных солдат и отобрали 5 из 13 коров без всякого денежного возмещения . Вышеприведенные случаи являлись характерными примерами дезорганизации системы государственного управления, начавшейся с Февраля 1917 года. Однако до Октября церковь еще могла обратиться за помощью к Временному правительству и рассчитывать на какую-то поддержку. После прихода к власти большевиков ситуация изменилась: советы часто оказывались скорее гонителями, нежели защитниками. Вместе с тем, несмотря на происходившие в стране революционные потрясения, выплаты церковным учреждениям из Г осударственного казначейства в ноябре 1917 - январе 1918 годов не прекращались, хотя некоторые советские комиссары и выступили за необходимость пресечения этого. Так, в процессе овладения Государственным банком Совнарком уже 19 ноября назначил комиссию для изучения смет министерств и ведомств под руководством В.Р. Менжинского2386 2387 2388, а 21 ноября 1917 года повестка дня Советского правительства включала доклад помощника народного комиссара по Министерству финансов Д.П. Боголепова о запрещении выдачи средств церкви . Однако Синод оставался de jure государственным ведомством, и утвержденная смета кредитов для него из казны до конца 1917 года отменена не была. Кроме того, в декрете о расширении финансовых прав Петроградского городского общественного управления от 19 декабря 1917 года, облагающем все недвижимые имущества города единовременным денежным сбором, оговаривалось, что от него освобождается недвижимость, принадлежащая духовным установлениям и обществам и служащая непосредственно религиозным целям (храмы и молитвенные дома всех вероисповеданий, кладбища и т. п.) Стоит добавить, что и произведенная в декабре 1917 года национализация частных банков вовсе не лишила духовенство их сбережений, как это предположил М.В. Шкаровский2389. Была лишь несколько ограничена выдача наличных денег, а вклады оставались в неприкосновенности вплоть до конца 1918 года2390. 13 декабря 1917 года Петроградская духовная консистория направила в Казенную палату запрос на выплату жалования священно- и церковнослужителям за вторую половину 1917 года в размере, равном выплатам за первое полугодие. Одновременно консистория уведомила об этом благочинных2391. В январе 1918 года поступили рапорты с мест о том, что жалование «получено сполна»2392 Кроме того, в соответствии с постановлением Временного правительства от 5 августа 1917 года о назначении прибавок к зарплатам младшим госслужащим Г осударственное казначейство в начале 1918 года выдало следующие суммы: 16 декабря 1917 года 10 000 рублей Петроградской духовной семинарии, 20 декабря 1917 года и 17 января 1918 года 11 600 рублей Петроградской духовной академии, 4 января 1918 года 17 300 рублей служащим Исидоровского Духовного училища, 15 января 1918 года 10 300 рублей Александро-Невскому Антониевскому Духовному училищу, 29 января 1918 года 11 200 рублей служащим Храма воскресения Христова в Петрограде2393. В Москве ВРК назначил своего комиссара в казначейство, который следил за выдачей денег чиновникам. По его словам, часто приходившие за зарплатами служащие затруднялись ответить на вопрос о том, чем они занимаются в своих ведомствах. Но «искреннее других был ответ чиновника из Московского духовно-цензурного комитета». На вопрос, что там делают теперь, тот ответил: «Делают не делают, да ведь жрать то нужно!»2394 2395 Несмотря на декларируемый Совнаркомом временный статус (до открытия Учредительного собрания), ряд мероприятий народные комиссары стали проводить в жизнь незамедлительно. Уже в начале ноября 1917 года участник апрельских консультаций при Святейшем Синоде присяжный поверенный И.А. Шпицберг подготовил два законопроекта: о поводах к разводу и о гражданском браке, которые передал в Совет Народных Комиссаров. Хотя оба документа касались одной правовой области, но вопрос о разводе в последние предреволюционные десятилетия традиционно рассматривался отдельно. Кроме того, его решение представлялось наиболее простым и достижимым: не случайно законопроект о разводе «Г азета Временного Рабочего и Крестьянского Правительства» напечатала еще 5 ноября . Планировалось предоставить функцию расторжения браков местным судам2396. В то же время введение гражданского брака требовало создания централизованного аппарата его регистрации, наподобие существовавших у церкви духовных консисторий. Видимо поэтому Временное правительство так и не успело принять соответствующее постановление. Подготовленный Шпицбергом печатный законопроект о браке хранится в Г осударственном архиве Российской Федерации, на документе имеются исправления от руки2397 2398. Ведение записи браков и рождений Шпицберг предлагал поручить председателям городских, районных, уездных или волостных управ. Особо оговаривалось, что причиной отказа в регистрации брака могут стать только ранний возраст (для мужчин - до 18, для женщин - до 16 лет), близкое родство, уже имеющееся супружество или психическая болезнь. Отмечалось, что «никакие иные... препятствия, хотя бы по состоянию брачующихся в монашестве, или посвящению в иерейский или диаконский сан, или по принадлежности их к разным вероисповедным культам, или по иным основаниям, указанным в т. Х ч. I Законов Гражданских или в иных законоположениях и канонических правилах - ОТНЫНЕ НЕ ДОПУСКАЮТСЯ» . Зачеркнутой при рецензировании оказалась фраза о том, что «благословение церкви предоставляется на волю сочетающихся и отныне не может иметь места без представления духовному лицу свидетельства о совершении гражданского брака»2399. В проекте также имелся пункт о возможности обжалования отказа управы в регистрации брака у мирового судьи и в Правительствующем Сенате, но данное положение устарело в течение нескольких недель: эти инстанции вскоре перестали существовать2400. Уже исправленный проект опубликовали «Известия ЦИК Советов» 21 ноября 1917 года. Согласно биохронике В.И. Ленина, председатель СНК придавал наибольшее значение именно законопроекту о разводе2401. В написанной им в 1916 году статье «О карикатуре на марксизм и об империалистическом экономизме» Ленин отмечал, что законодательство о разводе является одним из важнейших государственных вопросов: «нельзя быть демократом и социалистом, не требуя сейчас же полной свободы развода, ибо отсутствие этой свободы есть сверхпритеснение угнетенного пола, женщины, - хотя вовсе не трудно смекнуть, что признание свободы ухода от мужей не есть приглашение всем женам уходить»2402 2403. Таким образом, снятие ограничений с расторжения брака представлялось для Ленина важным показателем подлинной демократии. Заместитель наркома юстиции П.И. Стучка также вспоминал, что лидер большевиков особенно живо интересовался постановлением о разводе, как «проектом декрета о раскрепощении женщины». По словам Стучки, он не раз докладывал главе правительства, что ежедневно получает «5-6 письменных или телеграфных запросов о судьбе этого проекта ». Далее Стучка сообщил, что Ленин сам редактировал «в заседании, а потом подписал декрет о разводе»2404, хотя на самом деле процесс принятия постановлений о браке и разводе растянулся на месяц: 19 ноября Совнарком постановил передать их на рассмотрение в Наркомат юстиции (далее - НКЮ)2405, а 20 ноября законопроекты ушли на обсуждение ВЦИК. Там их слушали в заседании 12 декабря 1917 года. Среди поправок было, в том числе, заявление о необходимости разрешить вступать в брак родственникам как «свободным гражданам свободной России». Более неблагосклонно по отношению к церкви звучало предложение включить фразу о том, что «браки, заключенные по обрядам религиозных культов, признаются действительными только после записи таковых в отделе записей брака». По поводу проекта декрета о разводе кто-то сделал замечание, что он является «буржуйским», так как налагает на родителей обязанность обеспечивать детей. В связи с этим заявлялось, что закон станет реализуемым только тогда, когда будет налажено государственное содержание и воспитание несовершеннолетних. Все указанные поправки оказались отклонены большинством голосов, и проекты передали в Президиум ВЦИК для окончательного редактирования2406 2407. На заседании СНК 16 декабря оба проекта были утверждены . «Декрет о расторжении брака» «Газета временного Рабочего и Крестьянского Правительства» и «Известия ЦИК Советов» опубликовали 19 декабря 1917 года2408 2409, а «Декрет о гражданском браке, о детях и о ~ 4 ведении книг актов гражданского состояния» - на следующий день . Согласно «Декрету о расторжении брака» процедура развода максимально упрощалась, а ведение дел по ним передавалось в компетенцию светских органов (местных судов или в создаваемые отделы записей браков). При обоюдном согласии сторон можно было сразу получить свидетельство о расторжении брака в местном Отделе записей браков. В случае если просьба подавалась только одним из супругов, делом занимался местный суд, который также без долгих процедур выдавал сторонам указанное свидетельство, одновременно информируя об этом Отдел записей браков. При наличии у разводящихся несовершеннолетних детей вопрос об их будущем содержании решался либо по обоюдному согласию сторон, либо определялся судом2410 2411. Суд также получил право вызывать через прессу на свое заседание второго супруга. Достаточным «поводом» для развода ~ 6 теперь являлось волеизъявление одной из сторон . В итоговом тексте декрета о браке регистрация поручалась специальным отделам при городской (районной, уездной или волостной земской) управах, а обязательство духовенства требовать для венчания гражданское свидетельство заменили указанием на то, что «церковный брак, наряду с обязательным гражданским, является частным делом брачующихся». Фразу о том, что духовный сан не может препятствовать вступлению в брак вырезали: видимо, сочли достаточным пункт, перечислявший, от кого заявления приниматься не будут (дети, родственники и т.д.) Кроме раздела о рождении, в декрет включили еще и регистрацию смертей, а также приложили проекты форм новых книг записи актов гражданского состояния2412 2413. Один из авторов декабрьских декретов, Стучка, чрезвычайно высоко оценивал их значение, заявляя, что «даже действительно революционная мысль 1793 года во Франции далеко отстала от нашего разрешения вопроса как о разводе, так и браке, семье и детях вообще!» Стучка экспрессивно критиковал своих коллег-правоведов, работавших при Временном правительстве: «’’русская юридическая мысль” став у власти в феврале 1917 года, до ноября 1917 года оставалась при - консисторском способе развода (веревочка!)» Духовенство попыталось проигнорировать вышедшие постановления. Как сообщила в декабре 1917 года газета «Наш век», «в высших церковных кругах заявляют, что этот декрет для церкви необязателен, что церковные власти от своих прихожан будут требовать совершения таинства венчания, а на гражданский брак будут смотреть как на внебрачное, с религиозной точки зрения, сожительство»2414. Тем не менее, уже 21 декабря 1917 года митрополит Петроградский Вениамин сообщил в Синод о необходимости немедленного упрощения процедуры развода и невозможности публикации в газетах объявлений об исчезнувших супругах. Вениамин предложил расширить перечень поводов к расторжению брака, включив в него неизлечимые болезни (подтвержденные справкой от медицинского правительственного учреждения), переход мужа или жены в безверие, иноверие или инославие, сопровождаемый причинением оставшемуся в православии супругу тяжких укоров и поношений за его религиозные убеждения, а также нанесение одним из супругов побоев и оскорблений, признаваемых в уголовном суде тяжкими и угрожающими жизни. Принятие таких нововведений, по мнению митрополита, должно было удержать большинство православного населения от обращения за разводом в гражданские органы власти, «особенно в Петрограде в виду переживаемых обстоятельств времени»2415. О затруднениях в ведении бракоразводного делопроизводства сообщил Синоду 10 января 1918 года и секретарь Владимирской духовной консистории. По его словам, после декабрьского декрета местные органы власти отказываются исполнять поручения консистории по вручению повесток о вызове на судоговорение и о допросе на местах свидетелей2416. Свою позицию по отношению к новым брачным законам Синод сформулировал в определении от 31 января 1918 года. Там заявлялось, что «распоряжения правительства о передаче в ведение суда гражданского дел о расторжении браков... не имеет отношения к браку церковному... подлежащему расторжению по основаниям, принятым в церкви». По мнению Синода, бракоразводное делопроизводство, открываемое консисториями по искам просителей, могло быть прекращено и передано в «гражданские суды» только по ходатайствам заявителей или их законных представителей. А ввиду затруднительности работы консисторий с местными правительственными и общественными учреждениями Синод предложил при необходимости пересылки бумаг или вызова на допрос обращаться к помощи приходского духовенства и все тех же «участвующих в деле сторон»2417. Впоследствии принцип самостоятельного существования церковного брака вне зависимости от светской регистрации подтвердил Поместный Собор2418. В течение декабря 1917 - января 1918 года Синод продолжал рассматривать кассационные жалобы на решения епархиальных властей по делам о расторжении браков2419. 12 января 1918 года он постановил разрешить начальнику станции Колпино Николаевской железной дороги В.А. Иванову развестись и вступить в новый брак ввиду «прижития» его супругой внебрачного сына. Дело рассматривалось в Петроградской духовной консистории с 1910 года, и, хотя жена уже дала мужу расписку, что он свободен, Иванову не удавалось пройти сложную процедуру духовного суда: в разводе ему отказывали2420. По прошению от 20 декабря 1917 года 25 января Синод разрешил вступить в новый брак гражданину Г.И. Потемкину до истечения наложенной на него в 1917 году епитимии «по условиям семейного положения невесты»2421. В тот же день члены Синода рассмотрели апелляцию, поданную 10 января 1918 года капитаном 1-го ранга И.В. Никоновым на решение духовной консистории от 16-30 июля 1910 года о невозможности прекращения брака в виду признания обоих супругов виновными в прелюбодеянии. Так как правилам от 29 апреля 1917 года «встречные иски» не являлись более препятствием к разводу, Синод постановил расторгнуть брак2422. Интересно, что 31 января 1918 года Синод слушал «предложение г. министра исповеданий» о том, что 17 августа 1917 года Временное правительство разрешило князю В.В. Мещерскому, осужденному духовным судом на «всегдашнее безбрачие», жениться в третий раз. Постановили передать это епархиальному начальству для оповещения просителя и «зависящих распоряжений»2423. Даже на последнем заседании Святейшего Синода 14 (1) февраля 1918 года его члены обсуждали обстоятельства жалобы врача Н.Н. Бадмаева от 9 мая 1917 года на решение Петроградской духовной консистории от 17 октября 1916 года об отказе в расторжении брака. Бадмаев заявлял, что его супруга встречалась с протоиереем Борисоглебской церкви Н. Рудинским, однако доказательства были признаны недостаточными. Сам протоиерей назвал обвинение «злостной выдумкой». Синод еще раз рассмотрел представленные документы и постановил в пересмотре решения отказать, одновременно поручив митрополиту Петроградскому Вениамину обратить «архипастырское внимание» на «прикосновенность прот. Рудинского к таковому делу»2424 2425. После 14 (1) февраля 1918 года кассационными жалобами по бракоразводным делам занималось соединенное присутствие патриарха и Священного Синода . В конце 1917 года наиболее болезненными для Православной церкви оказались мероприятия народного комиссара просвещения А.В. Луначарского. Незадолго до свержения Временного правительства он вошел в состав Г осударственного комитета по народному образованию (ГКНО) от Всероссийской организации профессиональных союзов2426 и сразу после создания СНК объявил о своей готовности сотрудничать с комитетом «при условии дальнейшей его демократизации»2427. Однако 9 ноября 1917 года по инициативе Наркомпроса СНК утвердил создание подконтрольной себе Государственной комиссии по народному просвещению, которой поручалось совместно с ГКНО пересмотреть его законопроекты, удалив из них «буржуазный дух предшествовавших министерств», и осуществить «без всякой канцелярской волокиты в революционном порядке»2428. При этом СНК объявил, что окончательное решение, конечно же, остается за Учредительным собранием2429. Возглавляемые народным социалистом В.И. Чарнолуским члены ГКНО отказались признать Советское правительство, поэтому 20 ноября оно издало декрет о роспуске комитета2430. Однако ГКНО продолжил работу, передав в ноябредекабре 1917 года копии всех своих законопроектов во фракцию социалистов- революционеров Учредительного собрания2431 2432 2433. В частности, в составленном Чарнолуским «Проекте статей основных законов Российской республики по вопросам народного образования» провозглашалось, что «преподавание религии признается частным делом граждан и религиозных организаций и не может входить в обязательные для учащихся программы государственных и общественных учебных заведений Российской республики» . 21 ноября 1917 года состоялось первое заседание Государственной комиссии по народному просвещению, на котором начальником отдела всеобщей грамотности назначили В.А. Галкина . Уже на следующий день он предложил комиссии издать циркуляр, предписывающий городским и земским организациям «поспешить с переходом церковно-приходских школ со всем штатом и ассигнованиями и превратить их в земско-гражданские»2434. Циркуляр так и не издали, но 6 декабря Государственная комиссия постановила «поручить т. Галкину выработать проект декрета о переходе имущества церковно-приходских школ, считая землю, библиотеки и пр., в собственность земств»2435. Таким образом, до этого момента обсуждение шло в рамках закона от 20 июня 1917 года и проектов ГКНО о передаче школ в управление земских учреждений. Однако с 8 декабря характер дискуссий в Государственной комиссии изменился: речь стала идти о передаче вообще всех учебных заведений ведомства Святейшего Синода в Наркомат просвещения. Комиссия поручила В.А. Галкину, П.И. Лебедеву- Полянскому и З.Г. Гринбергу изучить этот вопрос, а также рассмотрела проект декрета из трех частей. Первая провозглашала переход дела образования из духовного ведомства в Наркомат просвещения (разъяснялось, что передаче подлежат все церковно-приходские школы, духовные училища, семинарии и академии, а также миссионерские школы со всеми штатами, ассигнованиями и движимым и недвижимым имуществом). Вторая часть законопроекта предлагала земским, городским и волостным самоуправлениям немедленно принять дела, инвентарь, здания и прочее от духовенства с тем, чтобы с сентября 1918 года «двухклассные церковно-приходские школы превратить в высшие начальные, духовные семинарии в средне-учебные заведения общего типа и академии и другие учреждения характера высшей школы в университеты». Немаловажна третья часть проекта, согласно которой «бывшему Синоду или Ведомству исповеданий Г осударственная комиссия предлагает передать все дела Комиссариату Народного просвещения (бывшему Министерству Народного Просвещения), штаты и ассигновки на культурно-просветительные учреждения, школы, семинарии, академии и проч., а также капиталы и ценности, предназначенные для вышеупомянутых учреждений»2436. 11 декабря Галкин выступил с «несколько видоизмененным декретом», из которого выкинули упоминания о земствах и, что самое главное, о необходимости установления контакта с Синодом. Именно этот вариант и был принят Государственной комиссией, а затем одобрен СНК под наименованием постановления «О передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение Народного комиссариата по просвещению»2437. В документе отмечалось, что он издается «ввиду неясности постановлений предыдущих министерств о переходе церковноприходских школ в ведение Министерства народного просвещения, о чем свидетельствуют многочисленные заявления с мест о разъяснении»2438. В Комиссариат народного просвещения предписывалось передать вообще все учебные заведения духовного ведомства, в том числе церковно-приходские (начальные одноклассные, двухклассные) школы, учительские семинарии, духовные училища и семинарии, женские епархиальные училища, миссионерские школы, академии «и все другие, носящие различные названия низшие, средние и высшие школы и учреждения» вместе с их штатами, ассигновками, движимым и недвижимым имуществом (зданиями, надворными постройками, земельными участками), а также библиотеками, ценностями, капиталами и ценными бумагами и процентами с них. Объявлялось, что вопрос о храмах при передаваемых учреждениях откладывался до принятия декрета об отделении церкви от государства2439. 12 декабря 1917 года комиссар грамотности Наркомата просвещения разослал на места телеграмму, предписывающую «ускорить прием церковно-приходских школ». Известен ответ только от инспектора народных училищ Вытегры, информирующий о том, что из 40 бывших церковных школ города и уезда 30 уже находятся в распоряжении земской управы, а в остальных происходит опись и передача имущества2440. К изъятию духовно-учебных заведений приступать не спешили: этим непосредственно занялись только с наступлением 1918 года. До этого власти применили механизм «финансового удушения», прекратив с ноября 1917 года перечисление средств на их содержание из Государственного казначейства2441. Ввиду неполучения духовными академиями, семинариями и училищами зарплат и стипендий 5 декабря Собор поручил Синоду взять заем в банках и «где это только возможно» под обеспечение имеющихся синодальных специальных капиталов. Погашение этого кредита предполагалось осуществлять за счет поступлений из казны, а также из специальных и местных средств. Кроме того, Собор предложил разрешить духовно-учебным заведениям закладывать имеющиеся у них процентные бумаги в кредитных учреждениях и тратить на свои нужды епархиальные суммы. По предварительным оценкам, на зарплаты служащим в духовных академиях, семинариях и училищах с 1 ноября 1917 года по 1 апреля 1918 года требовалось 5 миллионов рублей. Начались переговоры с Московским купеческим банком о выдаче займа, но их прервала национализация частных банков. Вопрос повис в воздухе2442. А в январе 1918 года начальнику синодального Хозяйственного управления из Г осударственного казначейства вернули запрос на выдачу всем служащим в духовно-учебных заведениях жалования за ноябрь, декабрь и январь месяцы. На бумаге стояла резолюция комиссара «не исполнять»2443. Судьба преподавания Закона Божия в конце 1917 года затрагивалась только в одном постановлении советского руководства. 10 декабря «Известия ЦИК Советов» поместили приказ народного комиссара по Г осударственному призрению А.М. Коллонтай, в котором объявлялось, что, «несмотря на объявленную в России свободу совести учебные заведения, подведомственные Комиссии Государственного призрения, ссылаясь на неполучение надлежащих циркуляров, проводят старую политику нетерпимости». Коллонтай напоминала, что «Закон Божий служит предметом изучения только для желающих всесторонне усвоить историю происхождения религий и ознакомиться с философией существующих вероучений. Никакое принуждение в посещении уроков Закона Божия больше допущено быть не может». Руководству всех подведомственных Государственному призрению учебных заведений предписывалось не препятствовать желанию воспитанников «о выходе из религии и переходе во вневероисповедное состояние, согласно закону 14 июля 1917 года»2444 2445 2446. Таким образом, ничего радикального данный приказ Коллонтай не содержал: народный комиссар предлагала для отказа от Закона Божия пользоваться постановлением Временного правительства и объявлять о своем «вневероисповедном» состоянии. Духовенство, конечно же, не могло полностью игнорировать провозглашенные большевиками планы в отношении принадлежавших церкви учебных заведений. В начале января 1918 года Совет братства православных приходов Петрограда разослал «конфиденциальную» бумагу, в которой призывал настоятелей столичных церквей «согласно желания владыки-митрополита» организовывать приходские собрания или советы для выработки резолюций по вопросу о положении духовно-учебных заведений «в связи с декретом Ленина». Предлагалось как можно больше заинтересовать этим вопросом духовенство и прихожан. А 11 января в здании Исидоровского женского училища в Петрограде состоялось общее собрание членов приходских советов . Кроме того, в середине января 1918 года патриарха посетила депутация от Московского съезда духовенства и мирян во главе с председателем протоиереем И.Г. Соколовым, попросившая заступиться против отобрания духовных школ. Патриарх ответил, что когда начнет работу Собор, он тут же выступит против этого декрета . Разработка самого важного документа, определившего статус Православной церкви в Советской России в течение следующих десятилетий, началась уже через месяц после свержения Временного правительства. Первоначально инициатором этого выступил ранее сотрудничавший с «Новой жизнью» петроградский священник (настоятель Церкви Преображения Господня (Колтовской)) Михаил Г алкин. В ноябре он направил в СНК письмо, в котором попросил привлечь его к активной деятельности и жаловался, что живет «с тяжелым камнем полного неверия в политику официальной церкви». «Меня тянет к живой работе, - сетовал Галкин. - Хочется строить, бороться, страдать, торжествовать, а я в своей рясе живой мертвец»2447. Священник предложил правительству предпринять несколько немедленных шагов: организовать «Комиссарство по делам культов», как можно скорее занять Обер-прокурорский дом на Литейном проспекте (опечатав все хранящиеся там дела), и реквизировать Петроградскую синодальную типографию. Кроме того, автор недвусмысленно дал понять, что на должность главы «Комиссарства по делам культов» претендует он сам2448 2449. Галкин также попросил опубликовать свою прилагавшуюся к письму статью, осуждавшую постановления Поместного Собора о правовом положении Православной церкви . Там заявлялось, что в политику ее затянули «присоединившиеся к Собору Родзянки, Трубецкие, Апраксины», но основной критике подверглась иерархия. Галкин отметил, что «с духовенством только темная, суеверная, обманутая, почти языческая масса, для нея нужен и важен лишь религиозный фетиш, а там безразлично, будет ли это всероссийский патриарх или даже бык Апис из Мемфики»2450. Статья содержала проект постановления, в соответствии с которым религия объявлялась частным делом каждого человека, а церковь и религиозные общины становились частными союзами, «свободно управляющими своими делами». Преподавание Закона Божия в высшей, средней и низшей школах признавалось необязательным и предлагалось ввести в действие «особые органы народной власти», занимающиеся гражданской метрикацией. Кроме гражданского брака предлагалось узаконить и «вневероисповедные» похороны, включая устройство крематория. Галкин призвал снять с духовенства все льготы в отношении несения им денежных и натуральных повинностей, включая призыв на военную службу. Оговаривалось, что отбывать ее священники и монахи могут в нестроевых ротах (санитарами, писарями, телефонистами и пр.) Далее предлагалось объявить о прекращении финансирования церкви из государственной казны и о секуляризации «небесных» капиталов и имущества. В том числе митрополитам, архиепископам, епископам, архимандритам и протоиереям предписывалось немедленно «возвратить» золото, серебро, бриллианты и другие драгоценности своих митр, клобуков, панагий, посохов и крестов в народную казну, «опустевшую в годину великих потрясений». Духовенству рекомендовалось носить рясы только в храмах, в других местах одевать «общегражданское платье». А самый последний пункт предлагал ввести в Российской Республике с 7 января 1918 года григорианский календарь2451. 27 ноября 1917 года СНК рассмотрел письмо Галкина и решил использовать это выступление против церковных властей. Статью с проектом декрета постановили напечатать в газете «Правда» с указанием принадлежности автора к духовному сословию. Совнарком также поручил П.И. Стучке и В.Д. Бонч- Бруевичу изучить письмо и статью, вызвать Галкина для переговоров и рассмотреть возможность «привлечения священника Галкина к активной деятельности и на какой пост». На протоколе заседания имеется пометка секретаря СНК Н.П. Горбунова о том, что письмо передано Бонч-Бруевичу 29 ноября 1917 года2452 2453. Статью Галкина действительно поместили в газете «Правда» от 3 декабря 1917 года , публикация получила широкий резонанс. Авторы заметок в оппозиционной прессе особо отмечали сотрудничество представителя духовенства с СНК2454. А протоиерей Н. Дроздов написал на страницах журнала «Известия по Петроградской епархии», что Галкин «с легкомыслием папильона порхающий от Бога к Апису и от молитвы к приусадебной земле», не может быть священнослужителем2455 2456. Однако напечатанный законопроект восприняли довольно-таки серьезно: 5 декабря 34 члена Поместного Собора выступили с предложением «обсудить проект декрета». Избранная для этого комиссия выработала текст постановления Собора «по поводу обнародованного в печати предложения Совета Народных Комиссаров издать декрет об отделении церкви от государства и об отобрании церковного имущества». В проекте говорилось, что участились случаи «разбойных грабежей» в приходских храмах и монастырях, кощунственных действий и насильственного отобрания церковных и монастырских земель и иного имущества «как жителями окружающих селений, так и лицами именующими себя носителями власти». Предписывалось «не отдавать добровольно захватчикам святого достояния церкви во всех его видах кому бы то ни было», а на насильственные требования передачи имущества настоятелю храма или обители вменялось отвечать отказом. О грабителях и захватчиках предлагалось доносить местным епископам «на предмет отлучения от церковного общения виновных». Если же в «кощунствах» виновны целые селения - прекратить совершение священнодействий и закрывать храмы в них «впредь до искреннего покаяния виновных». И самый главный тезис - повторяющий сентябрьское предложение министра исповеданий - «немедленно организовать православные братства при приходских храмах и монастырях из окрестных жителей, преданных Св. Церкви для охраны церковного и монастырского имущества». Кроме того, предлагалось в проповедях с церковного амвона призывать народ к покаянию и молитве, «выясняя смысл текущих событий с христианской точки зрения»2457 2458. 12 декабря 1917 года Соборный Совет утвердил текст постановления, но, так как члены Собора разъехались на каникулы, направил документ зачем-то для рассмотрения в Синод. 18 декабря 1917 года последний признал издание такого постановления «целесообразным и соответствующим обстоятельствам настоящего времени» . Впрочем, когда Собор вновь приступил 22 января 1918 года к занятиям, ситуация значительно усугубилась, и первоначальный проект пришлось откорректировать и дополнить. Создавать «Комиссарство по делам культов» советское руководство не стало, как и не спешило в декабре 1917 года опечатывать Дом обер-прокурора. А единственное из предложений Михаила Г алкина, проведенное в жизнь в течение нескольких ближайших недель, - реквизицию Петроградской Синодальной типографии, осуществили под лозунгами введения рабочего контроля и передачи производства трудящимся. Из этого можно заключить, что до начала 1918 года Совнарком избегал делать резкие практические шаги в отношении церкви. Вместо этого занялись подготовкой будущего основополагающего декрета. 11 декабря 1917 года Советское правительство постановило образовать комиссию в составе А.В. Луначарского, П.И. Стучки и М. Галкина, которой поручили «обсудить вопрос о ускорении отделения церкви от государства и выработать план действий»2459. Туда же привлекли сотрудников НКЮ профессора М.А. Рейснера и известного «антицерковника», члена Следственного комитета по борьбе с контрреволюцией П.А. Красикова2460. К сожалению, делопроизводственных материалов данной комиссии в архивах найти не удалось. Нет и ее точного названия. Но, например, в журналах Государственной комиссии по просвещению отмечено, что 24 января 1918 года ее члена В.М. Познера избрали для участия в назначенном на 26 января заседании «Комиссии по вопросам об отделении церкви от государства»2461 2462. Очевидно, в данном случае речь шла именно о комиссии Луначарского-Стучки-Галкина. А.Г. Кравецкий предположил, что «вокруг группы, участвовавшей в подготовке декрета», происходила некая борьба между большевиками и левыми эсерами, чей представитель - И.З. Штейнберг - возглавил в декабре 1917 года Наркомат юстиции . Однако тот факт, что документы комиссии до сих пор не удалось обнаружить в архивах, пока может свидетельствовать как раз об обратном: о тесном сотрудничестве большевиков с левыми эсерами, вспоминать о котором кому-то впоследствии стало неудобно. Результат работы комиссии - проект Декрета об отделении церкви от государства - опубликовала 31 декабря 1917 года газета правых эсеров «Дело народа». Почему документ появился в органе враждебной Советскому правительству партии - не ясно. Возможно, текст передали изданию умышленно, чтобы его устами озвучить готовящееся постановление. Публикацию сопровождало простое короткое пояснение о том, что данный проект в настоящее время рассматривается Совнаркомом и вскоре будет внесен в утверждение ВТ ЦИК Советов на одном из его ближайших заседаний. В проекте имелось 13 следующих пунктов: «1. Религия есть частное дело каждого гражданина Российской Республики; 2. Запрещается издавать местные законы или постановления, которые могут ограничивать свободу совести; 3. Каждый гражданин может исповедовать какую угодно религию или не исповедовать никакой; 4. Отменяются официальные обряды во всех государственных учреждениях; 5. Отменяются религиозные клятвы и присяги, вместо них вводится торжественное обещание; 6. Запись рождений, смертей и браков ведется без участия духовных лиц; 7. Церковные и религиозные общества приравниваются к частным обществам; 8. Отменяется всякое преподавание религиозных предметов в учебных заведениях; 9. Не допускается принудительное взыскание церковных сборов; 10. Церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью и не имеют юридического лица; 11. Все имущество церковных и религиозных обществ с момента издания декрета поступает в собственность государства; 12. Имуществом приходов будут ведать волостные, земские и городские самоуправления; 13. Церковные здания для общественных богослужений предоставляются лишь с разрешения представителей по заведыванию религиозным имуществом»2463. Таким образом, проект представлял собой сильно переработанные тезисы Михаила Галкина, хотя некоторые из них оказались отброшены. Например, экономическую часть в виде рукописной записки передали в Наркомат финансов. Она хранится в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ), датирована 17 января 1918 года и озаглавлена «О закрытии кредитов для церкви»2464 2465. Скорее всего, предполагалось на основании этих статей подготовить соответствующий декрет, но он по каким-то причинам не появился. Публикация в «Деле народа» не осталась без внимания духовенства. Однако некоторое время остроту предлагаемого проекта сглаживало ожидание открытия Учредительного собрания. После его разгона 10 января 1918 года митрополит Петроградский Вениамин направил в СНК свое обращение, написанное в довольно-таки примирительных тонах. Там сообщалось, что осуществление декрета «угрожает большим горем и страданиями православному русскому народу», и что «волнения могут принять силу стихийных движений». Митрополит заявил о своей уверенности в том, что «всякая власть в России печется только о благе русского народа и не желает ничего делать такого, что бы вело к горю и бедам громадной части его». В заключение Вениамин выразил надежду, что его голос будет услышан2466 2467. 12 января 1918 года письмо митрополита зачитали на заседании Малого совета народных комиссаров и постановили передать его в НКЮ . Ленин написал на письме резолюцию с просьбой к коллегии комиссариата ускорить разработку декрета об отделении церкви от государства2468. В Московском Совете рабочих и солдатских депутатов также шло обсуждение предстоящего декрета. В январе 1918 года его Президиум составил в СНК обращение, в котором предлагалось, как минимум, внести ясность в проблему финансирования государством учреждений культа. Отмечалось, что причты, монастыри, управления епархиями, консистории и епископы по- прежнему желают получать содержание из народных средств, хотя с введением гражданской регистрации рождений, браков и смертей они потеряли статус правительственных органов. По сообщению Московского Совета, его комиссар уже в ноябре и декабре 1917 года «разрешал такие выдачи крайне осторожно и неохотно», а с 1918 года «совершенно их задержал», но, чтобы подобные меры не рассматривались как произвол, необходимо издать «соответствующий декрет в общерусском масштабе». Московский Совет предлагал предусмотреть некоторый срок для ликвидации консисторий, установив его до 1 марта (для отдаленных местностей - до 1 апреля) 1918 года, а также точно указать, кому именно перейдут имущество, документы, капиталы и функции управления подведомственными «ценными институтами» (видимо, имелись в виду предприятия и благотворительные учреждения). Важно предложение о том, что «относительно духовенства, церквей, монастырей и как институтов, и как владельцев капиталов, имуществ, предприятий, благотворительных учреждений также необходимо ясное и категорическое указание их дальнейшей судьбы». В заключение обращения Президиум Московского Совета попросил Совнарком обязательно согласовать текст декрета с Москвой2469. Параллельно в прессе началась «информационная подготовка» общества к предстоящему декрету. Наибольшее количество публикаций на церковную тематику в конце декабря 1917 - начале января 1918 года появилось в официальных «Известиях ЦИК Советов», которые ранее почти не интересовались религиозным вопросом. Один из авторов будущего декрета - М.А. Рейснер - поместил 21 декабря 1917 года автобиографическую заметку, в которой сознался, что он родом из балтийского дворянства и значительную часть своей жизни прожил в мире «дворянских религиозных предрассудков». По словам Рейснера, в молодости он даже собирался в монахи и находился под сильным влиянием Антония Храповицкого, «мистика и черносотенного пророка». Потом, столкнувшись с суровыми жизненными реалиями, автор пришел к социалистическим убеждениям2470. После того, как 5 января 1918 года «Новая жизнь» предупредила большевиков о возможном активном сопротивлении верующих «радикальной церковной реформе», Рейснер в «Известиях» провел анализ готовящегося законопроекта, подчеркивая, что почти все его положения по-отдельности уже приняты во Франции и Соединенных Штатах Америки. В частности, там проведены в жизнь национализация церковного имущества и передача храмов в пользование приходским сообществам. Говоря о лишении церкви прав юридического лица, Рейснер сослался на американский опыт, где некоторые секты находились на таком полулегальном положении. Профессор заключил, что большевики «лишь следуют тем образцам, которые давно выработаны американской и европейской демократией и лишь объединены в русском проекте»2471. В декабре 1917 - январе 1918 года «Известия» несколько раз публиковали статьи некоего священника, то без указания фамилии, то под псевдонимом «Вениамин Славский», скорее всего, автором выступал сам Михаил Галкин. В первой заметке «Отделение церкви от государства» священник раскритиковал официальный «Всероссийский церковно-общественный вестник» за его отзывы о проекте одноименного декрета. Автор назвал газету «жалкой кадильницей архиерейских и протоерейских прихожих, существующей на народные средства, насильственно собираемые со всех церквей». По словам священника, архиереи испугались, что их лишат «миллионных ассигновок» из государственной казны и начали кричать о гонениях на церковь. Но «народ получил себе свободу и эту свободу хочет дать и церкви. Пусть она устрояется своими средствами, своими силами и церковь должна быть за эту свободу только благодарна»2472 2473. В следующей статье Славский продолжил критику церкви, обрушившись на духовные консистории и назвав их «синодальными участками», в которых царят лицеприятие, кумовство и мздоимство, и которые «к сожалению, по своей гуманности» не уничтожила революция. Впрочем, причина беспокойства автора раскрыта в самом тексте: он сообщил, что Петроградская духовная консистория начала расследование в отношении Михаила Галкина за его сотрудничество с газетами «Новая жизнь» и «Правда». Славский даже упомянул, что Галкина вызвали «для объяснений» к митрополиту Вениамину и епископу Лужскому Артемию, хотя вина священника «не доказана», а «ответственность за те или иные политические убеждения всех граждан российской республики законом отменена». В итоге Славский предложил «закрыть навсегда эти Пилатовы конторы», тем более что после перехода функции ведения записи актов гражданского состояния к светским органам у духовных консисторий остался только церковный суд . В своей третьей статье Славский раскритиковал произведенное по постановлению Святейшего Синода торжественное прочтение священниками в храмах обращения Поместного Собора по поводу ограбления церквей, монастырей и землевладельцев. Священник заявил, что церковь всегда защищала богатых и сильных, «то же и до сих пор»2474. В январе 1918 года в Петрограде развернулась антицерковная агитация и в форме публичных лекций. Наибольший резонанс вызвали выступления автора декретов о гражданском браке и разводе И.А. Шпицберга: 13 января в Михайловском артиллерийском училище и 27 января - в Зале армии и флота. Первая лекция именовалась «Современная Церковь и семья в освещении революции». В ходе нее Шпицберг доказывал, что существующее церковное учение противоречит заповедям «Великого учителя морали, человека Иисуса Христа», а патриарх Тихон - самозванец, которого сделали «святыней» сторонники контрреволюции. Лектор объявил, что «попы - это вши в народном теле, это пособники мародеров и помещиков», и на Соборе в Москве «объединились все контрреволюционеры - Родзянко, Гучков, Трубецкой и т. д.» В заключение Шпицберг призвал положить конец Собору и «другим затеям духовенства иначе вся революция пойдет на смарку»2475. Эти выступления вызвали огромное возмущение, поскольку впервые в Петрограде антицерковная пропаганда открыто зазвучала в виде своеобразного массового революционного просвещения. Особенно подогревал страсти тот факт, что присяжного поверенного почему-то считали товарищем наркома просвещения, и сам Шпицберг не опровергал свою близость к Смольному. Профессор С.С. Глаголев, присутствовавший на лекции в Михайловском училище, даже попытался вступить в полемику с докладчиком. Так, Шпицберг объявил, что «мы свергли земного царя, но нам предстоит свергнуть и Небесного. Предстоит издание декрета о том, что запрещается совершение таинства Причащения, как колдовского действия, а затем, во-вторых, предстоит декрет о закрытии всех храмов». Добавив, что «будет запрещено богослужение, и будут отобраны церковные сосуды, как средства для колдовства», лектор провозгласил необходимость реквизиции всех духовных учреждений и введения светскости школы. Таким образом, лектор нес очевидную радикальную «отсебятину»: никто из большевиков в то время не стал бы говорить ни о прекращении богослужений, ни уж, тем более, о колдовстве. Далее Шпицберг под рукоплескания собравшейся аудитории принялся ругать Синод и Собор, в том числе заявив, что жребий при избрании патриарха вынимал уклоняющийся от военной службы монах. Когда Глаголев с места воскликнул «он девяностолетний старец!», Шпицберг сначала замялся, а потом заявил: «накажем его молчаливым презрением»2476. Некоторые близкие к церкви представители интеллигенции хорошо знали Шпицберга лично по совместной работе при обер-прокуроре В.Н. Львове. Так, бывший депутат Государственной думы Н.Н. Львов позвонил в середине января 1918 года Шпицбергу по телефону и спросил, как тот собирается «громить православную церковь». На это присяжный поверенный ответил, что он «искренний православный», но гордится тем, что «проект декрета об отделении церкви от государства разработан им». На вопрос о занимаемом посте Шпицберг ответил, что он является «солдатом великой русской революции»2477. И действительно, как следует из автобиографии Шпицберга, соствленной в 1932 году, на начало 1918 года никаких должностей в советском аппарате он не занимал, состоя агитатором Смольного по антирелигиозным заданиям2478. Тем не менее, его лекции являлись частью кампании по информационной подготовке общества к предстоящему наступлению на церковь. К январю 1918 года власти уже закрыли некоторые храмы, относящиеся к ведению придворного духовенства: дворцовую церковь в Гатчине (по распоряжению местного комиссара), церковь Аничкова дворца (постановлением Министерства труда) и - временно - собор Петра и Павла в Петергофе2479 2480. Большой собор Зимнего дворца перестал действовать после событий 25-26 октября 1917 года. Также оказались закрыты храмы при бывшем градоначальстве и МВД, их священники получили уведомление об освобождении от службы . Во «Вдовьем доме» при Смольном соборе одну из внутренних церквей превратили в кладовую для вынесенных из института роялей. Престол разобрали, а часть утвари поместили в собор2481. Однако, стоить отметить, что закрытие домовых и дворцовых храмов происходило и ранее: например, в связи с революционными событиями весной 1917 года прекратила существование церковь при Таврическом дворце. Вместе с тем, с момента свержения самодержавия в самом духовном ведомстве начало активно развиваться профессиональное движение рабочих и низших служащих церковных учреждений (типографий, свечных заводов и т.д.)2482 Хоть оно и не имело такого широкого размаха, как прокатившаяся по России весной «епархиальная революция», но именно это движение стало использоваться после Октября советскими комиссарами для борьбы с церковным руководством. Рабочие духовного ведомства устанавливали контакт с центральными профессиональными организациями и подпадали под воздействие вырабатываемой ими политики. Например, 21 августа 1917 года Московский Совет профессиональных союзов (далее - МСПС) рассмотрел и утвердил устав «Союза служащих и рабочих кладбищ города Москвы»2483, а 1 декабря представители союза участвовали в заседании МСПС2484. Первоначально рабочие отстаивали необходимость улучшения материальных условий труда, прежде всего, установления дополнительных надбавок и пособий. Так, с подобными требованиями «экономического характера» выступили в сентябре 1917 года рабочие Московского епархиального свечного завода. Правление заявило в ответ, что оно не правомочно распоряжаться заводскими средствами, и это сможет решить только епархиальный съезд, намеченный на октябрь. Съезд не состоялся и на вторичный запрос рабочих последовал ответ, что их пожелания рассмотрит съезд в февралемарте 1918 года. Тогда рабочие выдвинули ультиматум, на который потребовали ответить до 23 ноября 1917 года. К прежним требованиям добавилось введение рабочего контроля над производством. По версии «Известий Московского Совета рабочих и солдатских депутатов» именно последнее требование «послужило причиной особого осложнения», так как «правление завода не считает нужным идти с рабочими рука об руку и никаких декретов о контроле над производством, а также власти, которая их издает, не признает»2485. Согласно «Московским епархиальным ведомостям» управляющий епархией епископ Иоасаф собрал в связи с положением на заводе экстренный съезд духовенства и мирян, который избрал комиссию, достигшую с рабочими компромисс. А очередной общеепархиальный съезд в декабре 1917 года избрал более представительную комиссию для выработки устава рабочих свечного завода2486. Сообщения о епархиальном свечном заводе еще несколько раз появлялись на страницах «Известий Московского Совета», что свидетельствует о большом интересе московских властей к ситуации на предприятии. 14 января 1918 года газета сообщила, что рабочие завода сформировали «контрольную комиссию над производством», которая обнаружила в церковном доме Успения на Покровке склад сырого воска. Оценив такое «скопление» как подрыв правильной деятельности завода, 9 января 1918 года общее собрание рабочих постановило требовать немедленной реквизиции обнаруженного сырья-воска и передачи его на обработку в Епархиальный свечной завод2487. Газета «Знамя Христа» проинформировала, что из-за волнений с рабочими на Московском свечном заводе в «духовных кругах» возник проект заменить рабочих на монахов и монахинь, так как те отлично знают дело изготовления восковых свечей2488. Однако, эксцессов удалось избежать. В Петрограде 12 декабря 1917 года состоялось общее собрание союза служащих при столичных церквях, на котором произвели выборы в органы управления союзом и в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Кроме того, собравшиеся приняли текст ультимативного требования церковных сторожей к приходским советам о повышении жалования до 150 рублей в месяц при готовой квартире и о введении в советы непременными членами церковных служащих: от 3-х по одному представителю, от 10 - по два, свыше 10 - на каждые 10 человек по одному представителю. Союз решил добиваться удовлетворения своих требований всеми методами вплоть до всеобщей забастовки и недопущения штрейкбрехерства включительно2489. Брожения охватили и монастыри. Например, в Троице-Сергиевой Лавре «экономические» требования рабочих конного двора к администрации обители начались уже с весны 1917 года. В апреле через примирительную камеру была достигнута договоренность об организации еженедельной бани с выдачей мыла. 13 октября 1917 года собрание Общества рабочих и служащих Лавры потребовало у правления монастыря (Духовного собора) выдать хлебный паек / фунтовой порции, «так что физический труд требует пропитания». Кроме того, было выдвинуто требование «возобновить выдачу мясного пайка как выдавалось в предыдущее время так что с этих харчей ослабевающие силы рабочих требуют невольного ходатайства улучшения продовольствия»2490. 20 декабря Общество лаврских рабочих и служащих ходатайствовало о прибавке жалования 50%, а за пропуски бани просили выдавать по 1 рублю деньгами. Кроме того, рабочие конного двора заявили протест против практики вычета хлебных денег за время болезни или «прогула во всех случаях». Для переговоров с Духовным собором 21 декабря 1917 года делегировали двух представителей2491 2492. 11 января 1918 года Духовный собор во главе с наместником архимандритом Кронидом постановил назначить рабочим и служащим дополнительные выплаты в размере 25 рублей в месяц, а «в выдаче денег за пропущенные бани, а также и хлебных за время болезни и дни прогулов отказать» . Новое собрание членов Общества рабочих и служащих 20 января 1918 года выразило удовлетворение уступками администрации, которая, кроме всего прочего, пообещала рабочим заменить нары на койки и выдать всем сберегательные книжки для перечисления жалования2493. Этому положению позавидовали рабочие кузнечной мастерской Лавры, которые также потребовали от администрации 50%-го повышения зарплаты. Более того, для усиления давления на руководство монастыря кузнецы направили копию своего приговора также и в Совет рабочих и солдатских депутатов Сергиева Посада, который горячо поддержал данное требование2494. Движение рабочих и низших служащих затронуло и центральные учреждения Синода. Так, несмотря на то, что в 1917 году произошло существенное повышение зарплат рабочих синодальной электрической станции (например, машинист стал получать 500 рублей вместо 80), накануне Рождества они затребовали выплаты праздничного пособия. Получив отказ, рабочие стали своевольно отключать электричество, сначала после 23-00, а потом и вообще без предупреждения в любое время, оставив синодальные здания без освещения темными январскими вечерами2495 2496 2497. Именно в рамках профессионального движения рабочих и низших служащих духовного ведомства наиболее отчетливо проявилось противостояние двух идей: пролетарской солидарности и служения церкви. И самая болезненная ситуация в этой связи сложилась в конце 1917 года в Петроградской синодальной типографии, расположенной по адресу ул. Кабинетская (сейчас - ул. Правды), 15, и являвшейся на тот момент крупнейшей в Ведомстве православного исповедания. Число трудящихся в типографии рабочих и «вольных мастеровых» в 1917 году составляло около 350 человек , там печатались главные синодальные издания: журнал «Церковные ведомости» и газета «Всероссийский церковнообщественный вестник». После Февраля 1917 года среди рабочих стало проявляться стремление к более активному участию в управлении типографией, в результате чего церковное руководство ввело в действие так называемые «Автономные правила», выработанные Комитетом связи рабочих казенных типографий . В соответствии с этим документом для защиты прав рабочих при типографии образовалась Автономная комиссия, вскоре переименованная в Комитет старост. Однако указанная уступка не помогла, а только еще больше дезорганизовала производственный процесс. Комитет старост вместо отведенных ему функций профсоюзной организации тут же стал притязать на контроль над производством и «хозяйничанье в типографии»: начал нанимать новых рабочих помимо Управления типографией, принял резолюцию о захвате чиновничьих квартир и требовал повышения тарифных ставок2498. Для выяснения ситуации и выработки мер по ее исправлению 4 августа 1917 года по распоряжению А.В. Карташева образовалась специальная комиссия во главе с председателем Издательского отдела при Святейшем Синоде протоиереем А.П. Рождественским. Впоследствии, 4 марта (19 февраля) 1918 года Рождественский докладывал Высшему Церковному Совету, что «уже в сентябре выяснилось, что вследствие анархической дезорганизации, водворившейся в типографской рабочей среде... под влиянием проникшего в эту среду нового, анархически настроенного элемента, которому чужда (чего нельзя сказать о значительной части старослужащих рабочих) идейная сторона деятельности синодальной типографии, последняя была постепенно обречена на совершенное расстройство финансовоэкономической части»2499 2500 2501. Размолвка между рабочими в лице Комитета старост и правлением типографии дошли до того, что прежний управляющий, В.А. Тернавцев, покинул свой пост. В соответствии с «Автономными правилами» на его место рабочие и служащие избрали нового главу, им стал И.Н. Михайлов. Свержение Временного правительства и переход власти к советам придали событиям в типографии еще большее ускорение. 14 ноября 1917 года ВЦИК Советов принял положение о рабочем контроле, согласно которому на всех предприятиях, где использовался наемный труд, создавались выборные органы от рабочих и служащих, в ведение которых переходил контроль не только над производством, но и над «финансовой стороной предприятия» . В это же время прошли перевыборы в Комитет старост синодальной типографии, в него вошли лица, активно сочувствовавшие идеям рабочего контроля. И хотя декрет предписывал, чтобы этот контроль осуществляли органы, включающие в себя представителей «от служащих и технического персонала», составленный только из рабочих Комитет старост объявил себя руководящим органом типографии. Ее чиновники (25 человек) образовали свой отдельный комитет, пытаясь сорганизоваться перед лицом все более растущих требований рабочих. Новый управляющий оказался верным духовному начальству. Он подготовил для Синода специальный доклад «о ненормальностях» в работе типографии, в котором попытался наметить шаги к восстановлению порядка на производстве. В докладе, в частности, отмечалось, что с введением института старост и образованием при нем Хозяйственного комитета из 3 членов сложилась следующая ситуация: ежедневно вместо работы рабочие отвлекаются на некие «заседания» от 12 человек и более; старосты не вводят выработанную союзом печатников норму, не приучают рабочих к порядку (что предусмотрено «Автономными правилами»), а занимаются «пустыми разговорами»; старосты выносят разные требования и «хулиганские постановления», которые печатают, используя мощности и материалы типографии, отвлекая для этого наборщиков, а потом расклеивают свои листовки «до сведения» всех рабочих; в частности, издано постановление о захвате квартир у чиновников или обложении их арендной платой, «не считаясь ни с законом, ни с порядочностью человеческих отношений»; старосты испортили «множество механизмов» и пытаются влезть в отношения типографии с заказчиками. Затраты по содержанию Комитета старост «за ничего неделанье» правление оценило в 75 000 рублей в год, не считая платы «другим рабочим, которые ими поставлены на свое место, получая равную с ними плату по тарифу». Михайлов предлагал или упразднить Комитет старост вместе с Хозяйственным комитетом, или вообще временно закрыть типографию, «дабы весь худший элемент вновь в случае открытия не мог попасть» в нее2502. Однако, ситуация складывалась не в пользу Синода и чиновников правления. Вдохновленный постановлением о рабочем контроле и политическими переменами в стране, обновленный состав Комитета старост развернул бурную деятельность. Новым председателем Комитета стал наборщик Евлампий Карлуков, секретарем - метранпаж Иван Брысов. Кроме них в комитете состояли представители всех производственных отделений. Обновленный Хозяйственный комитет составили председатель - экспедитор Александр Волосевич и рабочий М. Чуменков1. Редактор «Церковных ведомостей» протоиерей Н.П. Лахостский заявил впоследствии, что избранные в конце 1917 года старосты все являлись «большевиками»2, однако другие источники, прежде всего, материалы издаваемого старостами «Трудового еженедельника» не подтверждают этого. Для Комитета старост на первом месте стояла не партийная принадлежность, а непосредственно идеи рабочего контроля, которые они начали проводить в жизнь с ноября 1917 года, активно вмешиваясь в дело администрирования и издавая распоряжения по типографии. Так, 15 декабря Комитет разрешил предоставить кладовщику Володину отпуск 10 дней и передал заведование столовой непосредственно повару, установив ему зарплату 265 рублей. Кроме того, старосты приняли постановление о том, что все не подчиняющиеся Комитету чиновники будут немедленно увольняться от должности . 18 декабря Комитет постановил начать выпуск собственного журнала, разумеется, силами и средствами типографии. Первый номер этого издания, названного «Трудовым еженедельником», увидел свет 1 января 1918 года. При этом 19 декабря старосты объявили о прекращении печатания газеты «Всероссийский церковнообщественный вестник» «ввиду большой задолженности и не уплаты денег за работы»4. Надо отметить, что не все рабочие признавали авторитет Комитета. Например, кладовщик печатного отделения Тишков назвал его членов «бараньими головами» и «сволочами», за что 15 декабря его постановили уволить5. На следующий день Тишков объявил, что осознал свою вину и раскаялся, и наказание заменили строгим предупреждением6. Тогда же, 15 декабря 1917 года, старосты рассмотрели обстоятельства драки между чернорабочими Филоновым и Борисовой, выяснив, что первым нанес оскорбление именно Филонов. Когда же последнего пригласили в Комитет для «разбора полетов», он ответил: «ну вас всех к... и с комитетом старост». Филонова также решили уволить2503. Комитет старост поддерживал активные связи с Комитетом связи казенных типографий. 16 декабря последний выработал проект декрета по управлению государственными типографиями, который передали в Наркомат просвещения. Кроме того, к народному комиссару внутренних дел Г.И. Петровскому были направлены делегаты для обсуждения единовременной праздничной премии рабочим. 19 декабря член Комитета связи Середницкий объявил, что этот вопрос «комиссарами удовлетворен» и нужно составлять списки работников2504 2505. Судя по протоколам СНК, Петровский действительно попросил выделить сверхсрочный кредит «на выплату пособий к рождеству служащим государственной, сенатской и синодальной типографий», однако 21 декабря 1917 Советское правительство 3 постановило в этом вопросе отказать . «Захватные устремления» Комитета старост не могли не вылиться со временем в открытый конфликт с правлением типографии. Однако до некоторой поры в руках последнего оставались финансы и связь с Хозяйственным управлением Синода, а значит - возможность выплаты (или невыплаты) жалования и премий рабочим. Этот немаловажный факт сковывал их инициативу. В ноябре 1917 года старосты возбудили перед церковным руководством вопрос о необходимости выдачи работающим в Петроградской синодальной типографии пособий к Рождеству. Именно это, по мнению управляющего И.Н. Михайлова, стало отправной точкой в последовавшем «бунте» «небольшой, но влиятельной части рабочих»2506. В фонде Московской синодальной типографии в Российском государственном архиве древних актов удалось найти составленный ими запрос с перечнем фамилий и указанием причитающейся премии. Общая сумма составляла 115 305 рублей, в том числе 5 570 рублей призванным на военную службу. Документ подписали экспедитор Александр Волосевич и метранпаж Иван Брысов2507 2508. Отметим, что указанные члены комитета предполагали и сами получить значительные прибавки. Так, Волосевичу - единственному из отдела экспедиции - предназначалось 400 рублей, Брысову и председателю комитета старост наборщику Евлампию Карлукову отводилось также по 400 рублей (максимальная сумма по их наборному отделению составляла 450 рублей) . При этом старосты каким-то образом узнали о существовании при Синоде «типографского капитала», который, как они решили, должен принадлежать рабочим2509. Синод отказал в выдаче требуемого рабочими праздничного пособия, обоснованно мотивировав это тем, что оно не предусмотрено «Автономными правилами»2510. После этого старосты решили обратиться к советскому руководству. По мнению П.Н. Лахостского, первые контакты рабочих с СНК произошли уже в конце октября - начале ноября 1917 года, после чего они наладили постоянное общение с помощниками комиссара по народному образованию Залкиндом и Лебедевым-Полянским2511. Вместе с тем, первый документ от старост Петроградской синодальной типографии, направленный Управляющему делами СНК, датирован 7 декабря 1917 года. В нем старосты объявили, что приняли на себя управление типографией, но просят сообщить, будет ли она признана государственной собственностью или останется у церкви (Синода). Последнее, по мнению авторов послания, нежелательно и неудобно, так как «по существующему состоянию» все действия старост и Хозяйственного комитета подлежат рассмотрению «Святейшего Собора», который далеко в Москве и «иногда совсем не считается с мнением рабочих и не удовлетворяет требований Рабочего контроля». Старосты хотели «выяснить сумму основного капитала типографии» и всех поступлений от выполняемой работы и передать средства «в распоряжение самой типографии» в их лице. Кроме того, авторы просили разрешить им занять пустующие помещения в зданиях Митрофаньевского подворья и Училищного совета, находящихся во дворе типографии и «ранее занимаемые чиновниками Православного Ведомства», а также урезать жилплощадь тем, кто проживает там ныне. Обращение подписали председатель Комитета старост Е. Карлуков, председатель Хозяйственного комитета А. Волосевич и секретарь И. Брысов2512 2513 2514. На оригинальном документе, хранящемся в фонде управляющего делами СНК, стоит резолюция «исследовать... (далее неразборчиво - А.С.)» и в конце имеются интересные пометы от руки: «1. Выяснить, чья будет типография. 2. На средства типографии выстроены дома. 3. На какие средства будет существовать типография. 4. Нужны средства и нужно уплатить. 5. Дополнительные одновременные пособия, на уплату жалования 115-120 тыс. руб. Тернавцев. Чиновн. особ. поруч., служит в Ак... (далее неразборчиво - А.С.)» Думается, эти записи были сделаны кем-то из аппарата СНК во время беседы с представителями Комитета старост. Вероятно, Тернавцев упоминается в связи с желанием рабочих занять его казенную квартиру. Так, 11 декабря 1917 года Комитет старост даже постановил потребовать телеграммой от бывшего управляющего к 1 января освободить квартиру, иначе комитет угрожал распорядиться ею «по своему усмотрению» . Судя по всему, рабочие получили обещания поддержки, но никаких реальных шагов со стороны народных комиссаров в тот момент не последовало. 18 декабря А. Волосевич доложил Комитету о еще одной поездке к комиссару внутренних дел Петровскому2515. Находившееся в Москве церковное руководство реагировало на события в Петроградской синодальной типографии со значительным опозданием. Только 16 декабря Соборный Совет предложил просить Поместный Собор назначить ревизию Петроградской и Московской синодальных типографий. Но поскольку Собор прервал свои занятия на время праздников, а открытие второй сессии планировалось только на конец января, Совет постановил немедленно учредить особую комиссию «для упорядочивания дел» в составе настоятеля Александро- Невской Лавры епископа Прокопия (Титова), редактора «Церковных ведомостей» протоиерея П.Н. Лахосткого и профессора В.Н. Бенешевича. Комиссии предписывалось к 20 января 1918 года представить Соборному Совету отчет, после чего Собор рассмотрит вопрос о необходимости ревизии2516 2517 2518. Синод подтвердил постановление Соборного Совета своим определением . Утром 19 декабря 1917 года член назначенной Соборным Советом комиссии протоиерей Лахостский пришел в типографию и обнаружил, что рабочие, так и не приступив к занятиям, устроили «маленький митинг». По словам протоиерея, его сначала не допустили к обсуждению, а потом все же провели в Комитет старост. Там выяснилось, что «представители от рабочих (их было всего трое) были бы довольны, если бы рабочим Петроградской типографии дали те прибавки, которые получили рабочие Московской синодальной типографии». Но на это один «полупьяный» староста возразил: «Здесь дело не в прибавках. Какие там наградные: все наше, вся типография переходит в ведение Совета Народных Комиссаров». Лахостский попросил вынести этот вопрос на обсуждение общего собрания рабочих, на что старосты согласились. Собрание состоялось 21 декабря, при чем «громадная часть рабочих - три четверти или три пятых - была на стороне Св. Синода». Рабочие сошлись на том, что статус типографии менять не нужно, и им будет достаточно, если Синод удовлетворит их просьбу о получении дополнительных прибавок наравне с Московской синодальной типографией. Старосты оказались недовольны таким итогом собрания и пытались его сорвать, но рабочие все же составили свою официальную резолюцию, которую направили затем патриарху . Отметим, что в тот момент старостам действительно еще нечего было предложить рабочим. На состоявшемся тогда же 21 декабря заседании Комитета И. Брысов доложил о результатах своего визита в Народный комиссариат внутренних дел (далее - НКВД). Из доклада стало известно, что «получение единовременного пособия к празднику Советом Народных Комиссаров выяснится только 22 декабря»2519. Видимо, получив сообщение от протоиерея Лахостского о случившемся, 3 января 1918 года Синод возложил на Соборную комиссию выяснение причин «происходящих среди рабочих Синодальных типографий недоразумений, возникающих на почве неравномерного, якобы, удовлетворения рабочих той и другой типографий всякими денежными выдачами». Комиссии предписывалось изучить все выплаты рабочим за 1917 год, а Хозяйственному управлению и другим церковным учреждениям оказать в этом полное содействие2520 2521. Вместе с тем, анализируя документы о выдаче зарплат сотрудникам Московской синодальной типографии, можно заключить, что никаких дополнительных надбавок в конце 1917 года по отношению к марту того же года они не получали . Принимаемые меры уже не могли помочь церкви удержать контроль над петроградской типографией. 2 января 1918 года СНК назначил правительственным комиссаром при Наркомпросе П.И. Лебедева-Полянского2522, который в тот же день направил управляющему Синодальной типографией Михайлову свое официальное отношение. В нем объявлялось, что типография «с 1 января» переходит в ведение Технического Совета по управлению Г осударственными типографиями при Комиссариате по Народному просвещению». Михайлову предписывалось не выполнять более никаких заказов без ведома Хозяйственной комиссии при этом совете, а «помещение же и инвентарь типографии впредь до перехода их в ведение самого Совета должны быть переданы для охраны Комитету занятых в этой типографии рабочих»2523. По мнению Лахостского, инициатива в издании этого постановления принадлежала вовсе не «комиссарам», а Комитету старост, который, поняв, что рабочие не поддерживают идею отторжения типографии от церкви, решили прибегнуть к помощи внешней силы2524. Михайлов незамедлительно проинформировал о полученной бумаге членов Соборной комиссии, которые решили действовать по ранее опробованной схеме. Прибыв утром 3 января в помещение типографии, они, несмотря на противодействие Комитета старост, созвали общее собрание рабочих. На нем члены комиссии объявили, что «Синодальная типография - не государственная, а церковная», и распоряжение советского комиссара ее не касается. У членов комиссии имелся и еще один аргумент против реквизиции: в случае ее Синод перестанет печатать в типографии духовную литературу. Это являлось не только моральным, но и материальным фактором: типография могла остаться без заказов и без денег. Большинство рабочих согласилось с точкой зрения духовных властей, но старосты объявили, что в 4 часа состоится новое собрание, на котором будут «окончательно решены вопросы» зарплат. Днем член Соборной комиссии протоиерей Лахостский посетил самого Лебедева-Полянского и выразил протест против вчерашнего извещения. В ответ комиссар заявил, что «все уже решено», типография переходит «к народу» и «разговаривать не о чем»2525. Основные события развернулись на вечернем общем собрании рабочих типографии 3 января 1918 года, на котором присутствовал и правительственный комиссар Лебедев-Полянский, и представители Соборной комиссии. Согласно краткой сводке, опубликованной в «Трудовом еженедельнике», сначала член Комитета старост Чумаков объявил о предстоящей выплате единовременного пособия, согласованного Наркомпросом и Министерством труда, зачитав документ за подписью наркома труда. Далее А. Волосевич сообщил о переходе типографии с 1 января 1918 года в ведение Министерства народного просвещения, откуда впредь рабочие и будут получать жалование. После этого состоялись выборы Хозяйственной исполнительной комиссии2526 2527. По информации членов Соборной комиссии собрание прошло не так гладко, как это хотели преподнести старосты. Лебедев-Полянский выступил перед рабочими с полуторачасовой речью, направленной против «попов» и Синода. По заявлению комиссара, Поместный Собор «выбирали и составляли священник да помещик-буржуй», а все церковные люди «принадлежат к Милюковско- Калединской шайке». В заключение Лебедев пообещал всем работникам выдать по 300 рублей наградных, и заверил, что СНК уже утвердил зарплатную смету для них на три месяца вперед, и жалование будет выдано, даже если в типографии не будет никакой работы. Говоря это, Полянский указал на Лахостского: «если даже, как этот поп... сказал, вы будете выкинуты на улицу». После этого комиссар попытался обвинить протоиерея в том, что тот умышленно шантажировал рабочих, спросив: «Почему вы не дадите нам работы? Мы будем евангелия печатать!» На это Лахостский ответил: «.как же вам поручить печатать Св. Евангелие? Вы делаете по 5 ошибок на строке при наборе, у вас некому их 2 исправить. Неужели Св. Синод позволит вам искажать и портить Слово Божие?» Тогда Лебедев-Полянский еще раз обратился к рабочим со словами: «если. вы пойдете за нами, то получите по 300 руб., а если за попами, то останетесь голодными, так как денег у них нет»2528. Некоторые рабочие все же стали возражать комиссару, говоря, что типография - церковная, но в ответ товарищ наркома народного просвещения пригрозил уволить всех несогласных, так как на их место «явятся тысячи других, покорных Правительству»2529. Потом Лебедев-Полянский объявил, что для передачи типографии в ведение государства Советское правительство не остановится перед применением вооруженной силы: он уполномочен в случае сопротивления произвести аресты и увести несогласных в тюрьму. По зову комиссара в дверях показались несколько красногвардейцев, ожидавших где-то поблизости. На этом собрание закончилось2530 2531. По мнению протоиерея Лахостского, произошедшее было осуществлено по инициативе старост вопреки желанию основной массы рабочих. Он даже указал, что перед появлением вооруженных солдат рабочая Ветрова заявила Лебедеву-Полянскому: «Вот я много лет работаю в типографии и ни разу в течение 19 лет не слыхала таких застращиваний. А вас вижу первый раз, и вы грозите тюрьмой. Очевидно, нам с вами не ужиться» . После собрания Комитет старост вооружили винтовками, а ночью старосты отпраздновали свою победу, устроив в типографских помещениях застолье2532. С 4 января 1918 года учреждение фактически перешло в руки Комитета старост. Последние сразу же стали именовать его «Г осударственной типографией № 3», хотя, по-видимому, вопрос о ее статусе еще некоторое время окончательно не закрывался. Чиновников правления старосты первоначально думали использовать, переподчинив себе: 4 января от них потребовали признать власть комиссара. Управляющему Михайлову также предложили остаться в составе технического комитета с правом совещательного голоса, но он отказался2533. На состоявшемся 4 января 1918 года собрании чиновники типографии во главе с Михайловым единогласно постановили, что, так как все они были приняты на работу высшей церковной властью и пока неизвестно, будут ли в типографии печататься ее заказы и вообще церковные книги, «не прекращать текущих работ в типографии и ожидать всестороннего решения вопроса о печатании в типографии церковных заказов высшею церковной властью и Комитетом старост»2534. Со своей стороны Соборная комиссия во главе с епископом Прокопием выразила комиссару Лебедеву-Полянскому протест против произошедшей реквизиции и поручила Михайлову составить опись захваченного рабочими имущества2535 2536 2537. Одновременно Комиссия обратилась в Святейший Синод с ходатайством о прекращении выплаты жалования рабочим, начиная с 1 января 1918 года, а также попросила «приостановить дело» о выдаче им праздничной премии. Что касается чиновников правления типографии, Комиссия считала необходимым сохранить для них содержание, причем использовать для этого средства, получаемые непосредственно от продажи издаваемых печатных материалов . 7 января комиссия порекомендовала И.Н. Михайлову «установить распорядок занятий служащих в типографии, получать за исполненные заказы деньги, и за продаваемые книги производить расчет с покупателями». Оговаривалось, что из получаемых средств Михайлов может «производить необходимые законные расходы по удовлетворению содержанием служащих в типографии» . Ввиду опасения, что Комитет старост выселит некоторых чиновников из казенных квартир при типографии Комиссия объявила о готовности разместить их в свободных помещениях синодального ведомства на Литейном проспекте, 34. Там пустовали квартиры бывшего товарища обер- прокурора и умершего члена-ревизора Учебного комитета Тихомирова2538. Параллельно шла борьба вокруг книжного склада при типографии, где хранились уже напечатанные книги на общую сумму 1 400 000 рублей2539. 4 января 1918 года Лебедев-Полянский заявил Лахостскому, что склад будет оставлен Синоду. На следующий день комиссар предписал Комитету старост «временно» оставить книжный склад в «прежнем ведении»2540 2541. Однако вечером 5 января рабочие с угрозами забрали у заведующего складом Н.Н. Байбородина ключи и получили доступ к книгам . Узнав о таком самочинстве, Лебедев-Полянский прислал 7 января в Комитет старост предписание возвратить ключи и «склада и книжной лавки не трогать»1, а 10 января официальным отношением комиссар сообщил Михайлову, что все книги на складе богословские, священного и религиозного содержания «подлежат свободной выдаче» . Однако забрать какие-либо печатные материалы представителям Синода так и не удалось. По сообщению Михайлова, рабочие «в лице Комитета старост» стали сами распродавать оттуда книги, заявив, 3 что у церковного руководства перед ними имеется задолженность . Вскоре П.И. Лебедева-Полянского сменил комиссар Белопольский, который, по словам Михайлова, проявил «в неоднократных разговорах... доброе отношение к Церкви» и даже «допустил мысль о возможности и своевременности возвращения в ведение церкви всей типографии, тем более Синодального книжного склада»4. Комиссия епископа Прокопия, вдохновленная такими рассуждениями, обратилась непосредственно к Луначарскому с просьбой вернуть книжный склад церкви, так как в Синодальном книжном магазине «уже все распродано» и нужно «успокоить возмущенное чувство православного народа»5. Реакции со стороны наркома просвещения не последовало. Неопределенность положения чиновников правления типографии продлилась всего несколько дней. 8 января 1918 года Комитет старост выяснил, что, несмотря на его декабрьское предписание переводить все поступающие от выполнения заказов деньги на типографский счет в Московском купеческом банке, управляющий Михайлов и его помощник В.К. Тернблом 30 декабря 1917 года сдали в Синодальное казначейство значительную сумму в размере 70 957,97 рублей. В связи с этим старосты тут же постановили Михайлова и Тернблома уволить, а от всех чиновников, занимающих казенные квартиры, потребовали в недельный срок их освободить. По настоянию комитета Михайлов сдал остававшиеся у него типографские деньги в размере 2 101,04 рублей6. А 10 января 1918 года второе общее собрание типографских чиновников в соответствии с предписанием Соборной комиссии объявило, что, начиная с этого дня, все служащие прекращают свои занятия в «захваченной комитетом рабочих» типографии и «выражают протест против насилия над ними со стороны названного комитета, пригласившего вооруженных красногвардейцев и в присутствии их потребовавшего от служащих покинуть помещения управления типографии»2542. Перед уходом чиновники составили прощальное обращение к рабочим, сообщив, что не винят их всех в «отобрании» и верят, что «Господь, устрояющий все во благо, возвратит и нашу типографию к прежнему ея деланию во славу Божию и на духовную пользу православному русскому народу». После этого чиновники действительно оставили работу, и Комитету старост пришлось в спешном порядке самим организовывать всю административную часть и бухгалтерию2543 2544 2545. Необходимо отметить, что рабочие, хоть и поддержали изменение статуса типографии, но все же отнюдь не являлись приверженцами политики большевистского руководства, как о том говорили на Поместном Соборе. Например, 23 февраля 1918 года общее собрание рабочих в связи с наступлением немцев на Петроград приняло резолюцию, объявлявшую необходимым «немедленное прекращение гражданской войны, созыв Учредительного собрания и передачу ему всей полноты власти, свободу печати, оставляя Совет рабочих и солдатских депутатов, как политическую организацию пролетариата, стоящего на страже русской революции» . А 14 мая 1918 года общее собрание приняло высказанное рабочим Ф. Юнкеровым заявление об «отрицательном настроении всех рабочих масс к Советскому правительству» и о «полной непригодности всех начинаний большевистской власти как в области политической, так и в экономической жизни страны» . Изъятие Петроградской синодальной типографии стало первым случаем реквизиции церковного имущества Советской властью в Петрограде. 10 января 1918 года Святейший Синод, заслушав доклады редакций «Всероссийского церковно-общественного вестника» и «Церковных ведомостей», постановил приостановить оплату счетов и выдачу содержания рабочим и служащим Петроградской типографии, а также прекратить печатание там указанных изданий. Журнал «Церковные ведомости» с расширенной неофициальной частью вскоре стали выходить в другой типографии, а газета прекратила свое существование. Определением от 11-15 января 1918 года Синод объявил, что «произведенный насильственный захват церковного достояния нарушает Божеские и человеческие законы и приносит неисчислимый вред всему православному русскому народу»2546. А в пространной статье под названием «Гонения на Петроградскую церковь» журнал «Церковные ведомости» объявил, что считает преступлением «подчиняться режиму, который хочет зажать рот всем инакомыслящим, а сам кричит на всю Россию»2547 2548. 11 января состоялось собрание приходских советов Петрограда под председательством митрополита Вениамина в присутствии викариев Геннадия (Туберозова) и Артемия (Ильинского), на котором обсуждалась ситуация вокруг синодальной типографии. Вениамин заявил, что произошедшая реквизиция, судя по всему, является лишь первой подобной акцией, так как к нему уже приходил некий член реквизиционной комиссии с намерением «захватить» помещения духовной академии, духовной семинарии и училища . Протопресвитер Дернов сообщил о набирающем обороты процессе закрытия дворцовых и домовых храмов2549. В итоге собрание приняло резолюцию о том, что «тысячи верующих рассматривают захват типографии, как грабеж, протестуют против него и будут говорить об этом не только в храме, но и в трамваях, на площадях, что они, приходские советы, усматривают явное гонение на Православную Церковь со стороны тех, кто именует себя народною властью»2550 2551. С этой резолюцией протоиерей П.Н. Лахостский попытался добиться аудиенции А.В. Луначарского, однако народный комиссар не захотел разговаривать со священнослужителем и «выслал» вместо себя Лебедева- Полянского. По словам протоиерея, этот чиновник обращался с ним «презрительно и грубо», письменных заявлений не принимал и даже попытался разорвать одну бумагу с подписями. В конце концов, он все же назначил время, когда нарком просвещения примет протоиерея. Но и эта встреча не состоялась: приехавший с опозданием Луначарский, увидев «попа», не вышел из автомобиля, а направил вместо себя того же Лебедева-Полянского. На удивленный вопрос Лахостского комиссар заявил, что «мало ли что говорил, он человек занятой, до вас ли ему!» А на просьбу передать наркому резолюцию приходских советов, Лебедев-Полянский ответил: «Хоть к черту посылайте эти бумаги!» Подобное нежелание власти прислушаться к мнению представителей Православной церкви в условиях, когда общество еще не отвыкло окончательно от наступившей после падения самодержавия свободы, не могло не вызвать острого конфликта. Но непосредственным поводом к нему стал другой инцидент: попытка реквизиции Александро-Невской Лавры. 30 октября 1917 года на пост народного комиссара государственного призрения назначили Александру Михайловну Коллонтай. Она сразу же выступила с идеей передачи монастырей в ведение своего наркомата с переустройством их в приюты и санатории для инвалидов и престарелых. Однако другие члены Советского правительства, видимо, не считали это задачей ближайшей перспективы: предложение Коллонтай пять раз в ноябре-декабре 1917 года вносилось в повестку дня СНК, но так и не было рассмотрено2552. Как писала сама народный комиссар, «тогда еще церковь не была отделена от государства, и имущества церковного не трогали»2553 2554. В начале января 1918 года ввиду срочной необходимости найти помещения для Союза увечных воинов, Коллонтай попросила правительство рассмотреть вопрос о реквизиции Александро-Невской Лавры. В воспоминаниях комиссара говориться, что предварительно обитель посетил секретарь совета Наркомата призрения А.П. Цветков, который якобы заручился поддержкой «притесняемых монахами» послушников . 4 января 1918 года Совнарком принял по этому поводу следующую резолюцию: «вопрос о конфискации Александро-Невской Лавры отложить», а А.М. Коллонтай «предложить приступить к реквизиции»2555. Очевидно, в этой замене терминов отразилась состоявшаяся между комиссарами дискуссия: закрывать монастырь сразу или поэтапно. Победили сторонники более осторожного подхода. Примечательно, что и в докладной записке Коллонтай ни о какой конфискации не говорилось2556. По словам комиссара призрения, она являлась сторонницей «мирного способа»: хотела не выселять монахов совсем, а договориться с ними, предоставив им для проживания «флигелек»2557. Но заместитель наркома И.Г. Егоров и секретарь совета Цветков решили изъять монастырь приказным порядком: приехав домой к разболевшейся Коллонтай, чиновники убедили ее подписать соответствующее постановление2558 2559. После этого утром 13 января 1918 года в Лавру приехала делегация во главе с управляющим канцелярией Наркомата призрения П.П. Дриго в сопровождении комиссара И. Докучаева и матросов Ревельского сводного отряда . Прибывшие предъявили документ за подписью Коллонтай за № 423 от 13 января 1918 года, предписывающий сдать все имеющиеся дела по управлению домами, имуществом и капиталами Лавры уполномоченному лицу от Министерства государственного призрения. Настоятель Лавры предоставил прибывшим хозяйственные документы, содержащие информацию о капиталах монастыря (они составляли на тот момент 2 000 000 рублей в процентных бумагах)2560 2561 и о количестве «насельников» (60 монахов и 10 послушников). Далее начали проводить обыски, в том числе осмотрели квартиру епископа Лужского Артемия. По сообщению последнего, «матросы рылись в шкафах и рассматривали все бумаги». Но особенно возмутило духовенство и верующих то, что матросы вошли в Троицкий собор в шапках и с оружием, а на замечания молящихся ответили: «это для вас святыни, а для нас их нет» . Кто-то из жителей Лавры вызвал милицию, заявив, что матросы «убивают и грабят монахов». Ситуация действительно могла выглядеть не столь однозначно, если вспомнить, какой резонанс в Петрограде получило недавнее страшное убийство матросами в больнице А.И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина. По поступившему сигналу в монастырь прибыла представительная группа милиционеров во главе с адъютантом коменданта Рождественского района. После выяснения обстоятельств они, представители Наркомата призрения и комиссар моряков подписали специальный акт о том, что «никакого ни грабежа, ни насилия учинено в помещениях Лавры не было»2562. Вопрос о реквизиции монастыря несколько отложили, однако через печать П.П. Дриго открыто обрисовал свои намерения: «Наше ведомство стоит далеко от какой-либо политики. Мы знаем свои обязанности, заключающиеся в оказании призрения нуждающимся, и свято исполняем их. По распоряжению А.М. Коллонтай Лавра секвестирована. Разумеется, о братии мы уже подумали». Предлагалось престарелых монахов оставить в Лавре в качестве призреваемых, трудоспособных устроить на должности в организуемых в монастыре благотворительных учреждениях, а молодых попросить уйти. В покои митрополита предполагалось перевести Вдовий дом из Смольного, но «все лаврские храмы, разумеется, будут оставлены в полной неприкосновенности»2563. Таким образом, речь все же шла о ликвидации монастыря. Руководство Александро-Невской Лавры попыталось договориться с властью, направив к наркому призрения Коллонтай депутацию в составе архимандрита Иерофея и иеромонаха Всеволода, но полученный ими ответ был уклончивый2564. Народный комиссар лежала с «воспалением брюшнины» и через подругу-сиделку передала делегатам, что она «приказа о немедленном занятии Лавры и удалении из нее митрополита Вениамина не давала. Планируется занять свободные помещения Лавры для размещения в них увечных и больных. Лавра и храмы - народное достояние - не должны подвергаться захвату»2565. 14 января во время торжественного богослужения митрополит Вениамин обратился к верующим с речью о том, что события 13 января - это ответ на его обращение в СНК с просьбой «оставить церковь в покое». «Теперь дальше дело самого народа войти в переговоры с народными комиссарами, которые, не услышав моего голоса, быть может, услышат голос народа», - сказал Вениамин2566. После визита комиссаров в Лавру 13 января духовенство и верующие стали регулярно организовывать многолюдные собрания. Одним из объединяющих центров являлось Общество распространения религиозно-нравственного просвещения, в зале которого на Стремянной улице чаще всего происходили встречи. Так, 14 января собравшиеся там прихожане приняли резолюцию противиться попыткам захвата Лавры и выселения из нее митрополита. Было решено заявить комиссарам, что народ «не допустит отобрания имущества у монастырей и храмов» и поругания святынь. Постановили разъяснять везде, где только можно, в том числе солдатам и матросам, что Православная церковь терпит открытое гонение, составить и напечатать «несколько тысяч» протестов против отобрания церковного имущества и раздать их по приходам для подписания как можно большим количеством лиц. Кроме того, решили собраться в воскресенье 21 января 1918 года в Лавре, придя «во все храмы», показав, как ее любят и чтят. Присутствовавшие даже составили протест в СНК с требованием остановить «отобрание церковного достояния» и вернуть уже отобранное2567. Однако Комиссариат призрения не собирался отказываться от своих планов. Назначенный 15 января «комиссаром Лавры» М.С. Иловайский 16 и 18 января приезжал к настоятелю епископу Прокопию и настаивал на передаче ему всех дел по управлению Лаврой, ее имущества и капиталов. 17 января на собрании в зале Общества распространения религиозно-нравственного просвещения митрополит Вениамин рассказал, что Иловайский потребовал от него покинуть Лавру. На это собравшиеся заявили: «не оставляй, владыко, помещения, которое дано тебе народом. Мы не допустим, чтобы наш избранник скитался как нищий». По предложению протоиерея Ф.Н. Орнатского было решено устроить в воскресенье 21 января масштабный крестный ход, охватывающий всю столицу2568 2569. 18 января в единоверческой церкви на Николаевской улице в Петрограде состоялось еще одно многолюдное собрание представителей приходов. Там митрополит Вениамин объявил, что он готов уступить свои покои Советской власти и переселиться в самую убогую келью, но вопрос «в самом существе нарушения церковных прерогатив». По его мнению, секвестр Александро-Невской Лавры - оскорбление церкви и даже поход против веры. Все собравшиеся с возмущением отозвались о действиях Комиссариата призрения и просили женщин пройти по казармам, убеждая солдат защитить обитель. Собрание подтвердило необходимость проведения 21 января крестного хода, только теперь планировали направиться к Смольному и потребовать отменить декрет о реквизиции Лавры . Кроме того, 17 или 18 января делегация защитников монастыря посетила Смольный, где их заверили, что целью правительства является не ликвидация монастыря, а всего лишь «устройство приютов и богаделен для увечных, инвалидов и вообще лиц, потерявших трудоспособность». После этого, утром 19 января Духовный собор составил обращение к Коллонтай, призывающее ее отозвать комиссара Иловайского, лично переговорить с монахами и образовать «смешанную комиссию» с участием представителей духовенства для организации размещения инвалидов2570 2571 2572. Однако никакой встречи не состоялось. Вместо этого Комиссариат государственного призрения решил применить вооруженную силу. 19 января 1918 года около 13 часов в монастырь явился комиссар Иловайский в сопровождении отряда матросов и красногвардейцев. Зайдя в покои митрополита, Иловайский грозно спросил владыку, знает ли тот, «что такое комиссар», и тут же сам ответил: «комиссар это лицо, которое имеет право распоряжаться лаврским имуществом, имеет право выселить того, кого найдет нужным». Митрополит ответил, что может протестовать только «христианскими мерами», церковное имущество и без того принадлежит людям, а необходимость помещений для благотворительных целей не является основанием для реквизиции всего лаврского имущества. Иловайский ответил, что возьмет монастырь силой. После этого он направился с красногвардейцами в Духовный собор монастыря и потребовал у настоятеля епископа Прокопия «сдать Лавру». Получив категорический отказ, Иловайский объявил Прокопия арестованным, и его в сопровождении охраны отвели в келью. Караул остался и в помещении Духовного собора, всех членов которого Иловайский также объявил арестованными . В это время кто-то из богомольцев поднялся на колокольню и начал звонить в набат. На эти звуки в обитель стал стекаться народ. О происходящем в Лавре сообщили в церковь Бориса и Глеба, а также в Знаменскую церковь: там тоже ударили в набат2573. Собравшиеся прихожане разоружили красногвардейцев, а комиссар Иловайский укрылся от толпы у солдат расквартированной в Певческом корпусе прожекторской команды. Люди освободили епископа Прокопия, но вскоре прибыли еще вооруженные красногвардейцы и матросы с 2 пулеметами. Подкрепление разогнало толпу, вытеснив людей из монастыря, а один из красногвардейцев (по другой версии - лично М.С. Иловайский) поднялся на колокольню и согнал звонарей2574. По сообщению епископа Лужского Артемия, прибывшие солдаты искали оружие, отобранное ранее у красногвардейцев. Все винтовки обнаружили и изъяли у лаврского милиционера Крюкова, забрали также и его собственный револьвер2575 2576. В ходе столкновения оказались тяжело ранены работник помещавшегося у ворот Лавры книжного склада Усов и протоиерей П.И. Скипетров. Раненных поместили сначала в монастырской братской больнице, а потом отправили в лазарет Союза городов на Невском проспекте . Богомольцы все прибывали, напряжение росло и около шести часов вечера солдаты покинули Лавру. По рассказу Коллонтай, СНК, узнав о происходящем, срочно выслал «товарища» с приказом «немедленно прекратить бесчинства и лавры не занимать»2577. Реквизиция не удалась. В 7 часов вечера настоятель Лавры епископ Прокопий сделал доклад монашескому братству, заявив, что «законным распоряжениям власти он не противится и все печальные инциденты развиваются помимо его воли. На защите же лаврских святынь, тем более веры, от оскорбления ея со стороны неверующих, он готов, конечно, стоять до последней возможности»2578 2579. Духовный собор постановил поручить охрану монастыря солдатам прожекторской команды , а чуть позже лаврское духовенство при огромном скоплении народа отслужило благодарственный молебен, причем епископ Прокопий лично провел службу у мощей Александра Невского. Затем в Крестовой митрополичьей церкви состоялась всенощная. Оставшиеся в лаврской трапезной насельники и богомольцы постановили немедленно создать православное братство монастыря для защиты его интересов. Кроме того, вечером митрополит Вениамин и председатель Совета братств приходских советов Петрограда протоиерей Н. Рудинский посетили в лазарете раненных книгопродавца Усова и протоиерея Скипетрова2580. Рана последнего оказалась чрезвычайно тяжелой, и ночью он скончался, став следующей после Иоанна Кочурова жертвой «безбожной власти». А с 4-х часов утра 20 января в храмы Лавры начали прибывать новые молящиеся. В частности, митрополита Вениамина посетили делегации Стеклянного и Фарфорового заводов, а также Экспедиции заготовления государственных бумаг, выразившие готовность «до последней возможности» защищать имущество обители2581 2582. Если общая канва событий в Александро-Невской Лавре 19 января не вызывает вопросов и разночтений в источниках, то детали описываются порою диаметрально противоположно. Так, газеты, близкие к Смольному, уверяли, что подкрепление вызвали сами монахи, недовольные настоятелем, в то время как другие «избивали Иловайского» . «Кто начал перестрелку, так и не удалось установить, - писала Коллонтай, как будто у прихожан и монахов было оружие. - Среди убитых оказался монах лавры»2583. «Известия Московского Совета», ссылаясь на «собственного корреспондента», рассказывали, что монахи и толпа не только избили красногвардейцев, но и «повели их к реке» для совершения самосуда. И якобы только «прибежавшие из лазарета солдаты» спасли комиссара призрения и его спутников, объявив их арестованными, после чего увели в свой полковой комитет2584 2585 2586. По версии газеты, из Смольного прибыл наряд во главе с комиссаром Комитета по борьбе с погромами и разогнал толпу выстрелами в воздух . Несколько версий выдвинули газеты в связи с обстоятельствами ранения протоиерея Скипетрова. По одной из них протоиерей пытался увещевать 3 ~ красногвардейцев «не стрелять в толпу» , по другой - просил караул пропустить его в покои арестованного митрополита2587. «Петроградский голос» уверял, что один из сотрудников газеты видел, что в Скипетрова выстрелили, когда он обратился к красногвардейцам: «сотрудник как раз находился около о. Петра и тотчас же сделал ему перевязку»2588 2589 2590. «Известия Московского Совета» вообще заявили, что протоиерея застрелил один из красногвардейцев, когда Скипетров ударил его 6 посохом . Близкие к Смольному издания говорили о вине руководства монастыря, натравливавшего «серую массу» на комиссара и красногвардейцев, а также о монахах, которые с палками набросились на «беззащитных» вооруженных солдат и даже проломили одному из них череп . А в независимых изданиях имеется рассказ иеромонаха Корнилия о том, что он спас комиссара Иловайского от разъяренной толпы, вывел тропинками и сдал солдатам прожекторной команды2591. «Петроградский голос» 21 января напечатал «объяснения» событий, сделанное представителями двух столкнувшихся сторон: комиссаром Иловайским и епископом Прокопием. Иловайский сообщил, что прибыл 19 января в монастырь с 12 красногвардейцами и 5 матросами с целью ареста наместника, сопротивлявшегося постановлению о «секвестре». Епископа предполагалось доставить в «кеновию»2592 2593, но помешала собравшаяся толпа. Одному красногвардейцу проломили череп, и избили одного сотрудника Министерства призрения. В кутерьме у самого Иловайского выхватили и унесли портфель с деловыми бумагами и записной книжкой, в которой находились личные 60 рублей, а спасли комиссара солдаты телефонной роты . Епископ Прокопий заявил, что причиной произошедшего стало резкое поведение Иловайского, стремившегося захватить монастырь. Наместник объяснял, что «помещение для инвалидов, раненных мы можем предоставить добровольно и будем содержать их, насколько позволят наши средства. Однако же, дело ведется так, как будто бы всех нас из Лавры непременно хотят выселить и все ее помещения получить в непосредственное обладание»2594. Произошедшее событие получило огромный резонанс в столице и вызвало серьезное беспокойство в Смольном. Особые опасения вызвала информация о готовящемся масштабном крестном ходе. «Новые ведомости» не без злорадства писали, что ошибка властей объясняется главным образом тем, что «руководители большевиков - большинство совета народных комиссаров - эмигранты, много лет проведшие вне России, оторванные от русской действительности»2595. А эсеровская «Воля страны» прокомментировала, что «убийство несчастного священника Скипетрова так же отвратительно, как и расстрел манифестации 5-го января и убийство Шингарева и Кокошкина. Большевики возвращают Россию к средневековью»2596. События вынудили власти, наконец, вступить в непосредственное общение с церковным руководством. Для осуществления контакта выбрали управляющего делами СНК В.Д. Бонч-Бруевича, который поздно вечером 19 января позвонил по телефону епископу Прокопию и «осведомился, по какой причине тот упорствует». «Вы нас ни о чем не осведомляете, - сетовал Бонч-Бруевич, - и это может сопровождаться печальными последствиями. Так, если бы мы знали об устройстве крестного хода, то не только не препятствовали бы религиозным процессиям, а дали бы им охрану из красногвардейцев». Прокопий ответил, что готов разместить в Лавре инвалидов, но категорически против ее передачи в руки лиц «может, неверующих». Епископ отметил, что как управляющий Лаврой он никакого отношения к крестному ходу не имеет, но «лаврские ворота не могут быть закрыты перед верующими людьми, которые придут сюда помолиться». Бонч- Бруевич все же просил Прокопия «воздействовать на толпу, обращаясь к ней с речью»2597 2598. Впоследствии в своих воспоминаниях Бонч-Бруевич описывал этот разговор совершенно иначе, пытаясь представить в роли просителя самого Прокопия. По версии комиссара, «некий архимандрит» позвонил ему с сообщением о предстоящем крестном ходе. На это управляющий СНК якобы объявил, что охрану шествия духовенству придется обеспечивать самостоятельно, а также предостерег от распространения во время процессии контрреволюционных листков, пригрозив, что «арестовывать будут не тех, кто их берет, а тех, кто раздает, и близ идущее, наблюдающее за порядком духовенство, в каком бы чине оно ни было, и какой бы мундир ни носило» . Думается, в данном рассказе действительность значительно искажена. Ситуация вокруг Лавры была настолько серьезной, что в тот же день, 19 января 1918 года, ее обсуждали на заседании СНК. Согласно его журналам правительство заслушало доклад В.Д. Бонч-Бруевича о «клерикальной демонстрации», намеченной духовенством на воскресенье, 21 января, а также доклад члена коллегии Государственного призрения Козлова «о занятии Александро-Невской лавры и о бестактностях, допущенных при этом». Было очевидно, что запрещение крестного хода может только усилить напряженность, поэтому СНК постановил разрешить его, поручив Бонч-Бруевичу принять меры к охране спокойствия в городе. В вопросе о Лавре комиссары посчитали недопустимым демонстрировать слабость и отступать, решив сменить тактику и провести сначала «информационную подготовку»: Комиссариату государственного призрения поручили составить и напечатать в газетах и листовках воззвание к населению о том, что монастырь занимается для увечных воинов, а также издать постановление о передаче Александро-Невской Лавры напрямую их союзу2599. Таким образом, на духовенство натравливались организации инвалидов. Коллонтай вспоминала, что объясняться за 19 января пришлось и ей. Приехав к Ленину, она рассказала, что ее подчиненные для успеха реквизиции пытались устроить в монастыре революцию послушников против монахов и даже соблазняли их перспективами своего «совета»2600 2601. На это председатель правительства сначала засмеялся, а потом нахмурился, заявив: «Такие самовольные действия наркоматов недопустимы. Самочинности в таких архиважных вопросах общей политики не должно быть места». Ленин отчитал Коллонтай «просто и вразумительно», а затем, подумав немного, добавил: «инцидент с лаврой приблизил вплотную практическое решение вопроса об отделении церкви от государства» . А 20 января Ленин направил Коллонтай письменное предписание составить в соответствии с постановлением СНК «воззвание к населению (в газетах и листках) с указанием того, что Александро- Невская Лавра занимается для увечных воинов и издать постановление о передаче Александро-Невской Лавры Союзу увечных воинов». Как воззвание, так и постановление предписывалось поместить в воскресном номере газет 21 января и расклеить по городу в количестве не менее 300 000 экземпляров2602. Известия о событиях в Александро-Невской Лавре вынудили патриарха Тихона возвысить свой голос против творящихся беззаконий: в тот же день, 19 января 1918 года, он издал свое знаменитое обращение, направленное против «гонителей церкви»2603. Послание условно можно разделить на несколько частей. Первая констатировала тяжелое положение, сложившееся в России. Во втором объявлялось об анафемствовании всех, кто участвует в бесчинствах и злодеяниях по отношению к Православной церкви. Третья уже непосредственно указывала на то, что «власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, обеспечить свободу и порядок, проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и в частности над Святою Церковью Православной». В заключение Тихон призвал духовенство и мирян противопоставить силе «смертоносного оружия» силу веры и сплотиться на защиту прав церкви, приняв, если потребуется, страдания2604 2605. Таким образом, прямого предания большевиков анафеме послание не содержало, однако многие современники - как сторонники советской власти, так и ее противники - прочитали его формулировки именно в 4 этом смысле . Сразу после составления текста послания канцелярия Поместного Собора направила его в редакцию газеты «Утро России» с просьбой как можно скорее прислать 10, «а если можно и более», корректурных оттисков с тем, чтобы с них в разных местах делать копии2606 2607. Как следует из более поздней накладной, типография Рябушинских напечатала 4 000 экземпляров послания . Тогда же 19 января соборная канцелярия предписала Московской синодальной типографии «незамедлительно (не позже 20 января) напечатать 10 000 экземпляров прилагаемого воззвания»2608. 23 января канцелярия вновь связалась с типографией, проинформировав, что вместо ранее запрошенного тиража необходимо 50 000 экземпляров, при чем 10 000 из них должны быть доставлены в Епархиальный дом не позднее утра 25 января. Остальные предписывалось приготовить к утру пятницы, 26 января 1918 года, «держать в типографии и выдавать по требованиям делопроизводителя Соборной канцелярии»2609. 27 января Соборный Совет принял решение дополнительно размножить послание патриарха на ротационной машине тиражом 100 000 экземпляров, о чем также сообщили Московской синодальной типографии2610. Кроме того, 19 января канцелярия Собора направила текст послания в редакции социалистических газет «Власть народа» и «Вперед!» с просьбой опубликовать его на своих страницах2611. По-видимому, церковное руководство хотело испробовать все возможные пути распространения, привлекая оппозиционные большевикам издания разных направлений. Г азеты не поместили текста послания, а меньшевистская «Вперед!» прокомментировала его разгромной статьей, направленной, впрочем, больше против власти, чем церкви. «Анафема патриарха Тихона идет много дальше людей Смольного, она обращена против социалистов вообще», - писала газета. Однако, по ее мнению, вместо того, чтобы провозгласить отделение церкви от государства устами Учредительного собрания, «большевики... предпочли это делать всем ненавистными руками Смольных диктаторов» и этим «помогли черным рясам придать своему движению мученический ореол» и подготовили «достаточную почву для грядущей контрреволюции»2612 2613. А обновленческая газета «Правда Божия» (редактор - профессор Б.В. Титлинов) заявила, что: «кто хочет вести борьбу за права духовенства, тот должен не отвергать революции, не отталкивать, не анафемствовать, а просветлять, одухотворять, претворять ее» . Особенно образно в связи с воззванием патриарха выразился «Голос труда»: «Сидела себе птица, - черного, между прочим, цвета, - в теплом, укромном и обеспеченном гнезде и время от времени давала о себе знать. Но вот потревожили ее немного. Революционный народ принялся за чистку святых авгиевых конюшен, и птица закаркала на всю Россию»2614. «Буржуазные» «Утро России» и «Русские ведомости» положительно отозвались о выступлении патриарха. А.С. Белевский (Белорусов) оценил его как «акт единоличного героизма» и «поворотный пункт в поведении церкви в дни настоящей смуты, а вместе с тем, возможно... и поворотным пунктом в развитии событий». Белевский выразил надежду, что начатое Тихоном движение не будет «узко-церковным», а станет «обще-христианским» и даже «общепатриотическим»2615. Д.С. Мережковский также с сочувствием отозвался о воззвании, прямо назвав его «анафемой большевикам» и «подвигом великого мужества, не только святительского, но и просто человеческого»2616. Полный текст послания опубликовали газета «Утро России», журнал «Церковные ведомости»2617 2618 2619 и вышедшие в 1918 году «Деяния Священного собора» , а также некоторые епархиальные церковные издания . В то же время даже «Московские епархиальные ведомости» лишь мимоходом упомянули о нем2620 2621 2622 2623. Уже 20 января текст послания патриарха Тихона получили в Петрограде, где его зачитал в Казанском соборе протоиерей Орнатский. Воззвание успели размножить и отдать по церквам для оглашения на следующий день . Кроме того, Духовный собор Александро-Невской Лавры постановил напечатать на средства обители для раздачи богомольцам 20 тысяч экземпляров . В то же время по сообщению «Русских ведомостей» послание зачитали во всех церквах Петрограда сразу по получении, после всенощной, и оно «произвело на молящихся сильное 4 впечатление» . В целом, суббота 20 января 1918 года прошла в Петрограде напряженно. Газеты публиковали слухи о возможном запрещении предстоящего крестного хода2624. В этот день в Александро-Невскую Лавру приезжали представители правительственной Следственной комиссии во главе с В.Д. Бонч-Бруевичем для выяснения произошедших накануне событий. Очевидно, основной задачей их появления было успокоить духовенство и верующих. Так, Бонч-Бруевич сообщил архимандриту Елевферию и «следящему за охраной Лавры» Докучаеву, что «в идее предполагалось действительно занять под инвалидов только пустующие лаврские помещения, не стесняя митрополита и его помощников»2625. Опровергая слухи о запрещении воскресного крестного хода, Бонч-Бруевич выпустил воззвание от имени «Чрезвычайной комиссии по охране города Петрограда», в котором объявил, что «Правительство Народных комиссаров» признает полную свободу вероисповедания и не будет препятствовать шествию. В документе объявлялось, что ложь о запрещении хода распространяется «врагами народа», которые уже потерпели повсюду поражение, и пытаются использовать религию с целью возмутить народ. Чтобы снять с власти всякую ответственность за возможные эксцессы, Бонч-Бруевич сообщил, что порядок в самих крестных ходах должен обеспечиваться митрополитом Петроградским и «всем приходским духовенством». При этом комиссариатам Петрограда, красногвардейцам, патрулям, обходам и отрядам предписывалось поддерживать самый строгий порядок в городе и немедленно арестовывать всех тех, кто обнаружит намерение мешать крестным ходам и таких лиц доставлять в Смольный в комнату № 75 «для немедленного выяснения личности этих провокаторов и преданию их революционному суду»2626. Одновременно власти выпустили несколько дезинформирующих сообщений относительно событий 19 января. Во-первых, они заявили, что в столкновениях виноват, главным образом, настоятель епископ Прокопий, в то время как братия не была против реквизиции, и даже митрополит дал свое согласие2627 2628. На самом деле 24 января общее собрание монашествующих, осудив ложь советских газет, тайным голосованием постановило решительно не допускать передачи Лавры Комиссариату государственного призрения . А по Петрограду распространили воззвание, в котором от лица верующих мирян выражалось негодование по поводу «гнусной лжи» о том, что причиной событий 19 января явились корыстные действия епископа Прокопия2629. Другое очевидное «запутывание следов» - расследование обстоятельств смерти протоиерея Скипетрова, которым будто бы 20 января занялся Главный штаб. Сообщалось, что назначенный для этой цели представитель приехал в Лавру, но ему заявили, что настоятель «почивают» и беспокоить его «не смеют». Встречавший следователя безымянный «архимандрит» сказал, что о смерти протоиерея «в Лавре ничего не знают». Якобы, не удалось осмотреть и тело погибшего («провести вскрытие»), так как его под угрозой самосуда забрала из лазарета «толпа женщин и неопределенных личностей»2630. Эта информация опровергается сообщениями газет, в том числе рассказом доктора Любавского о смерти Скипетрова и первой панихиде утром 20 января2631. Кроме того, врач лазарета на Невском проспекте Ф.А. Верховской указал, что никакой толпы женщин не было, а прах выдали священникам и дьяконам. И никакого вскрытия не требовалось, так как причина смерти была очевидна: ранение в голову2632. Примечательно, но смерть Скипетрова даже не была зафиксирована в сводках НКВД, хотя, например, убийство Шингарева и Кокошкина в Мариинской больнице там упоминалось2633. Непосредственной реакцией на события в Александро-Невской Лавре стало принятие Советским правительством 20 января 1918 года двух важнейших законодательных актов, на долгие годы определивших развитие государственноцерковных отношений в нашей стране. Прежде всего, в этот день А.М. Коллонтай подписала «приказ по Народному комиссариату государственного призрения», провозглашавший прекращение финансирования духовенства, который можно расценивать как ее личный ответ на противодействие, оказанное клиром и верующими мирянами при попытке реквизиции Лавры. Приказ объявлял, что «все непроизводительные расходы, невызываемые непосредственной нуждой трудового народа и питающие непроизводительный класс, должны быть... сокращены». В связи с этим предписывалось «выдачу средств на содержание церквей, часовен и совершения церковных обрядов прекратить с момента опубликования этого приказа, выдачу же содержания священнослужителям и законоучителям прекратить с 1 марта сего года согласно постановлению Комиссариата труда о выдаче 4-х недельного заработка при закрытии предприятий». Безработному причту при желании предлагалась служба при Наркомате призрения. Указывалось, что церковные службы и требы могли продолжаться «при условии ходатайства коллективами верующих с обязательством принятия на себя ремонта и содержания помещений, инвентаря и служащих»2634. Надо отметить, что «приказами» обычно именовались распоряжения по личному составу, а духовенство никак к ведомству Наркомата призрения не относилось. Столь странная форма данного принципиально важного постановления, видимо, объяснялась политическими мотивами. С одной стороны, этим лишение церкви государственного финансирования преподносилось как частный акт заботы Наркомата призрения об интересах трудового населения. С другой, СНК по-прежнему ни словом не упоминал о еще не упраздненных Святейшем Правительствующем Синоде и Министерстве исповеданий, как бы демонстративно не вмешиваясь в религиозные вопросы. Стоит добавить, что в дополнение к «приказу» от 20 января, в феврале 1918 года Коллонтай разослала в губернские советы циркуляр о том, что в подведомственных Наркомату призрения заведениях прекращается всякое государственное финансирование храмов, духовенства и преподавания Закона Божьего. Эти траты отныне перелагались на «коллективы верующих»2635. А вечером 20 января 1918 года СНК снова вернулся к церковному вопросу: на повестке дня было обсуждение утвержденного Наркоматом юстиции 19 января 1918 года проекта «Декрета о свободе совести, церковных и религиозных обществах». Ознакомившись с текстом, Ленин внес в него некоторые правки, которые, по сути, несколько сгладили его бескомпромиссность. Так, декларируя в первой статье эсеровский лозунг о том, что «религия есть частное дело каждого», первоначальный проект вообще не признавал существования церкви как организации. Ленин зачеркнул этот пункт и заменил словами из программы РСДРП: «церковь отделяется от государства». Кроме партийного здесь проявился и тактический смысл: теперь церковь хотя бы упоминалась, как нечто de facto существующее. То же можно сказать и о пункте 13 декрета. Его первоначальная формулировка предполагала отчуждение храмов и богослужебных предметов государством и выдачу их общинам верующих только по постановлению властей. Ленин поменял фразы местами, смягчив содержание: сначала говорилось об оставлении церковного имущества в безвозмездном пользовании верующих, и только потом об одобрении властей2636. Принятое в итоге постановление опубликовали под старым названием «Декрета о свободе совести, церковных и религиозных обществах» 21 января 1918 года в «Известиях ЦИК Советов» и «Правде»2637 2638. Под этим же названием оно появилось 23 января в «Газете Рабочего и Крестьянского Правительства» (и одновременно в «Известиях Московского Совета» ), что стало считаться датой его вступления в силу. Вместе с тем, в комментариях в прессе документ с самого начала именовали «Декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви». Под этим названием его поместили в «Собрании узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского Правительства»2639. По сути, документ предлагал сразу три мероприятия: исключение религии из государственной и образовательной сфер, единовременную национализацию всего церковного имущества и капиталов и лишение религиозных организаций права на юридическое оформление своей деятельности и, соответственно, на накопление и владение новым имуществом. Об этом говорили пункты, объявлявшие, что действия государственных и других общественно-правовых «установлений» отныне не должны сопровождаться религиозными церемониями и обрядами, а из всех официальных актов устраняются какие бы то ни было указания на исповедание граждан. Религиозные учреждения лишались прав юридического лица, и все церковное имущество объявлялась «народным достоянием». Упразднялось вероисповедное разделение общества, и закреплялась единая для всех светская регистрация актов гражданского состояния. Преподавание религиозных предметов запрещалось не только в государственных, но и в частных учебных заведениях2640. Таким образом, декрет от 23 января 1918 года не только отделял церковь от государства, но и лишал ее юридических прав, ставя вне закона всю церковную организацию, включая систему епархиального управления, духовно-учебные заведения, миссионерские, благотворительные и просветительские общества и организации. Без сомнения, Ленин придавал огромное значение принятому декрету. В составленной им 22 января радиограмме «всем всем», заявляя о победах Советской власти на всех направлениях, он не без гордости сообщил: «вчера, 21. I. 1918, опубликован декрет о полном отделении церкви от государства и о конфискации всех церковных имуществ»2641. Тем временем, как и было запланировано, 21 января в Петрограде состоялся грандиозный крестный ход, поразивший очевидцев количеством участников. Особенно многочисленными были шествия из церкви Общества распространения религиозно-нравственного просвещения на Стремянной улице, из Знаменской церкви, Исаакиевского и Казанского соборов, церкви Покрова и Спасо- Сенновской церкви2642 2643 2644. Духовенство и богомольцы из разных частей города сошлись к Александро-Невской Лавре, где митрополит Вениамин отслужил молебен и обратился на площади к собравшимся с речью о том, что «невозможно бороться с Богом, нельзя искоренить веру». После этого протодиакон Лавры торжественно зачитал воззвание патриарха от 19 января . «Церковные ведомости» сообщили, что площадь перед воротами Лавры не смогла вместить всех богомольцев, поэтому они разместились на прилегающих улицах: забирались на сугробы снега, на остановившийся вагон конки и даже на крыши монастырских зданий. При этом, по словам издания, сохранялся образцовый порядок . Из Лавры шествие двинулось к Казанскому собору. Газеты отмечали, что в течение нескольких часов весь Невский проспект представлял собой «сплошное море человеческой массы», но «день прошел совершенно спокойно. Не было ни одного случая насилия или провокации»2645. «Церковные ведомости» заявляли о до 500 тысячах участников2646, а советские газеты - о 50 тысячах2647 2648 2649. При этом в «Известиях ЦИК Советов» автор под псевдонимом «Вениамин Славский» все же оговорился, что из «нескольких сот тысяч человек», принявших участие в шествии, девять десятых - это праздные зрители и «любители бесплатных развлечений» . «Правда» назвала воскресный крестный ход «массовым выступлением рясофорных капиталистов» . «Русские ведомости» сообщили, что главный контингент участников крестного хода составляли женщины, мастеровые, фабричные рабочие, мелкие служащие различных учреждений и торговый люд, а солдат было не так много. Царило необычайное воодушевление, а толпа скандировала «Христос воскресе»2650 2651 2652. Информации о том, знали ли участники шествия о только что принятом декрете или нет, найти не удалось, но известно, что по ходу движения людям из автомобиля раздавали правительственные листовки, критиковавшие «стяжательство» церкви и прояснявшие позицию к ней со стороны Советов. Никаких репрессий в отношении духовенства и верующих ни в этот, ни в несколько последующих дней власти в столице, разумеется, не предпринимали. В протоколах заседаний СНК не указано, обсуждало ли Советское правительство 21 января состоявшийся крестный ход. Тем не менее, те же «Русские ведомости» сообщили, что вечером этого дня на «экстренном заседании» комиссары все же заслушали доклад о ситуации в столице. Однако было принято решение не вносить никаких корректив в утвержденный Декрет об отделении церкви от государства и вообще не менять политики СНК в церковном вопросе. Решение судьбы Александро-Невской Лавры временно отложили . Как писал митрополит Вениамин в одном из своих писем в феврале 1918 года, «начатая реквизиция моего помещения, кажется, будет отменена совершенно». Митрополит все же решил не уезжать из столицы в Москву на заседания Поместного Собора, так как «духовенство необходимо подбадривать всячески» . Реакция в «нейтральной» (не большевистской и не церковной) прессе на появление Декрета от 23 января 1918 года была бурной и неоднозначной. Меньшевистская газета «Вперед!» заявила, что «отделение церкви от государства - это, просто говоря, переход церковных учреждений и всех их служителей, как высших, так и низших, с казенных хлебов на содержание самих верующих». По мнению автора статьи, «кто бы ни был у кормила революционной власти - Керенский, Временное правительство, Учредительное собрание, Ленин и большевики - они должны были освободить церковь от правительственных связей, водворить истинную свободу совести». Игнорируя болезненные для духовенства темы национализации церковного имущества и лишения религиозных организаций прав юридического лица, «Вперед!» призвала рабочих и крестьян не слушать ложь священников, пользующихся недовольством народа большевиками, и не вставать под знамена клерикализма2653 2654. В противовес этому «Наш век» сообщил, что Декрет слишком упрощен, в то время как нужна «чрезвычайно глубокая» реформа, «с особенной осторожностью и бережностью». По мнению газеты, провозглашенная национализация церковного имущества свидетельствовала о несерьезности реформы и полном игнорировании ею «жизненных условий»: «осуществление декрета, как известно, началось еще до издания его и вылилось в приемы, которые имеют также мало общего со свободой совести и раздельностью церкви и государства, как аресты инакомыслящих со свободой личности и торжеством социализма» . Чуть позже «Наш век» заявил, что Декрет не поддается юридической оценке, так как он - «чисто декларативный, напоминающий программу-максимум подпольной партии»2655. «Петроградский голос» обозначил 6 недостатков Декрета, в числе которых назвал поспешность, внутреннюю противоречивость (статья 10 приравнивала права религиозных и церковных обществ к частным, а статья 13 говорила о лишении их прав юридического лица), а также «выбрасывание за борт престарелых священнослужителей», что признавалось бесчеловечным2656. Так же оценила вышедшие постановления и «Новая жизнь»: «почему такая спешность в лишении жалованья духовенства (с 1-го марта)? Почему не допущен краткий, хотя бы годовой срок перехода к новым условиям? И почему так безграмотно пишутся декреты советской власти: отказ в жаловании священнослужителям относится ли также и к церковнослужителям, этим париям православного клира?»2657 В то же время в другом номере «Новая жизнь» объявила, что «церковная реформа безусловно должна будет войти в состав того наследия, которое ушедшая большевистская власть оставит новой России»2658 2659. «Русские ведомости» назвали Декрет иллюстрацией того, «как можно грубым и неумелым законодательствованием исказить и изуродовать идею, по существу вполне правильную»: Декрет признавался поспешным и грубым, так как не только лишал церковь финансирования, но и отнимал ее собственные средства, не позволяя иметь их впредь . А «Петроградский голос» сразу предложил немедленно создать и зарегистрировать в НКЮ «Всероссийский союз православной церкви», который и станет упоминаемым в Декрете «коллективом верующих»2660. Таким образом, оценки прессой вышедшего постановления были диаметрально противоположными, что отражало разброс взглядов на будущее государственно-церковных отношений в обществе. Последняя декада января и начало февраля 1918 года стали периодом своеобразной демонстрации сил и решимости Советского правительства, с одной стороны, и Православной церкви, с другой, в вопросе о защите занятых ими принципиальных позиций. Духовенство распространяло критикующие политику властей послания и организовывало крестные ходы, а власти, стремясь не допустить перехода религиозных шествий в политические, ограничивали их и наращивали беспрецедентную антицерковную и антирелигиозную агитацию. Так, передовицы советских газет оказались посвящены критике православного клира и особенно его верхушки. Как правило, развивались два основных тезиса с разными подробностями и обоснованиями. Первый объявлял церковь главным на тот момент оплотом контрреволюции, поскольку в политическом и военном плане последняя, как будто, уже проиграла. Вторая активно продвигаемая советскими публицистами мысль - о том, что единственная причина, побуждающая духовенство («тунеядцев-попов») протестовать против Декрета, это нежелание расставаться с накопленными богатствами. В итоге читателям предлагалась упрощенная схема, согласно которой духовенство, стремящееся сохранить имущество и капиталы, пыталось возбудить народ против Советов. Например, «Известия ЦИК Советов» писали, что «руководители православной церкви, патриарх и епископы, сановное столичное духовенство и монастырские иерархи, подняли стяг войны против Советской власти. С церковного амвона, с лобного места... со ступеней Казанского собора, раздаются призывы стать на защиту, якобы гонимой, православной церкви»2661 2662. Для создания антицерковных опусов петроградские и московские «Известия» привлекли целую плеяду публицистов. Так, Н. Антонов сообщал, что Тихон в своем послании «клевещет» на Советскую власть, и контрреволюция пытается действовать под знаменем религии . Н. Норов заявлял, что церковь - феодальный пережиток и верный союзник имущих классов, но «декрет Совета Народных комиссаров проведут в жизнь сами рабочие и крестьяне»2663. Другая анонимная статья в том же номере газеты, ссылаясь на воззвание патриарха от 19 января, убеждала, что церковь - последняя ставка «черной камарильи»2664. М. Летин объявлял, что церковь, выступая под знаменем контрреволюции, сама роет себе пропасть, которая «навсегда похоронит этот живой труп, душивший в своих мертвых объятиях сознание, веру и совесть трудового народа»2665. Рюрик Ивнев добавлял, что «реакционные группы, объединившись вокруг церкви, делают последнюю ставку на духовенство», но патриарх предал анафеме громадную часть населения, так как «большинство трудящихся и обездоленных - или сами большевики, или «общаются» с большевиками»2666 2667. «Правда» написала, что церковь «при первом шаге трудового народа в ее сторону» мобилизовала все силы и перешла в наступление . А некий Степан Данилов поместил в «Известиях ЦИК Советов» три пространных статьи, в которых проанализировал хозяйственное положение духовного ведомства, приведя конкретные цифры из опубликованных до революции источников. Автор резюмировал, что теперь все эти богатства возвращаются народу2668. Комментируя открывшиеся заседания второй сессии Поместного Собора, советские авторы подчеркивали якобы наметившееся стремление части делегатов к реставрации монархии2669. Некто Керженцев заявил, что Собор «обсуждает, провозглашать ли анафему огулом или поименно, подлежит ли анафеме Коллонтай или, как “инаковерующая”, освобождается от церковного проклятия. Собор принимает какие-то конспиративные решения, избирает тайного заместителя патриарху, которому будто бы угрожает арест...»2670 Продолжал генерировать статьи и автор, подписывавшийся псевдонимом «Вениамин Славский»: он обличал стяжательство церкви и оторванность от народа иерархии2671 2672. А низшее духовенство Славский назвал «рабски-покорным», 7 «смешным» и «жалким» . Кроме критики церкви звучали призывы к «социалистическому просвещению масс» и широкому разъяснению позиции Советского правительства. Подчеркивалось, что самодержавие и буржуазия помогали духовенству, так как оно поддерживало в массах предрассудки и обеспечивало эксплуататорским классам власть. Объявлялось, что в противовес этому пролетариат стремится к «общечеловеческому освобождению» и борется с религией через научное миропонимание2673 2674. Некоторые заметки явно были призваны сбить читателей с толка. Так, 21 января в статье под заголовком «Илиодоры действуют» «Известия Московского Совета» объявили, что никакого наступления на свободу веры нет, а речь идет «всего только об ограничении накопленных монастырями недвижимых имуществ и пока только земельных угодий»2675. Не могло не вызвать недоумение и интервью В.Д. Бонч-Бруевича, сообщившего, что «конфискации подлежат только имущества, жалованные в прежнее время церкви государственной властью, например, земли, а равно предметы, бывшие раньше собственностью государства или других религиозных общин; все же, что приобретено на средства церковных общин, например, приходские дома, а так же подаренные, пожертвованные и завещанные частными лицами, не подлежит переходу в народное достояние, так как уже и без того принадлежат народу, объединившемуся в ту или иную религиозную общину»2676. Создается впечатление, что Бонч-Бруевич либо имел весьма расплывчатые сведения о содержании Декрета от 23 января 1918 года, либо сознательно дезинформировал население. Отношение церковной общественности к принятому Декрету было резко негативным, особенно в Петрограде. Показательна записка «товарищу Ленину» от не назвавшего себя «уполномоченного от прихожан Александро-Невской Лавры», поступившая в канцелярию ЦИК Советов 27 января 1918 года. «Ваш декрет вышел слишком рано и чересчур поспешный и кроме того довольно туманный, в особенности п. 13, - заявлял автор. - ...Т. е. приедет Луначарский, захочет прочитать “религиозную лекцию Бог и Дьявол” и займет церковь, а мы верующие, желающие отдохнуть в церкви должны будем смотреть и ушами хлопать. Нет, голубчик, слишком скоро поспешили с отделением церкви, не вовремя, это нужно сделать исподволь, умело, а не наскоком». Уполномоченный отметил, что Временное правительство тоже хотело отделить церковь, но «было умнее» и предоставило все организовать Поместному Собору, который «не хуже вас понимает в этом деле и устроит это деликатнее не языком, а делом». В конце автор призвал Ленина не допускать эксцессов и не толкать народ в стан реакции и контрреволюции: «пойми наши слова и не возбуждай ненависти»2677 2678. 24 января в зале Московской духовной семинарии состоялось собрание Союза духовенства и мирян под председательством протоиерея Н.И. Боголюбского. Там Н.Д. Кузнецов выступил с речью о Декрете об отделении церкви от государства, после чего прибывшие из Петрограда делегаты рассказали о событиях в Александро-Невской Лавре. Собравшиеся приняли резолюцию о полном сочувствии посланию патриарха и призвали всех верующих сплотиться для защиты церкви . А 31 января прошло первое собрание Союзного совета приходских советов Москвы под председательством А.Д. Самарина. Кроме сформулированного приветствия патриарху присутствующие обсудили меры по защите храмов от национализации. Согласно принятому решению, в случае попыток «захвата» настоятель должен заявить о том, что церковь - собственность прихода, и передача может состояться только в присутствии всех прихожан. Если «нападение» окажется неожиданным следовало бить в набат2679 2680 2681. Ряд организаций духовенства и мирян обратили внимание на «незаконность» процедуры принятия Декрета. Так, 18 (5) февраля 1918 года общее собрание прихожан Владимирского храма в Нижнем Новгороде заявило, что такой документ необходимо принимать «не частным, а законодательным путем через Учредительное собрание» . О том, что «основной вопрос об отделении церкви от государства может быть разрешен лишь законно избранным всенародным представительством», а «всякий иной голос будет голосом самозванца», постановило и Братство приходских советов Петрограда 24 (11) февраля 1918 года . 23 января патриарха посетил журналист московской газеты «Фонарь». На его вопросы Тихон сообщил, что церковь «больше не может... оставаться равнодушной при виде всего, что творится на несчастной родине. Теперь она возрождается к новой жизни и к борьбе.» Комментируя свое воззвание от 19 января, патриарх заявил, что это выступление «отнюдь не политическое, а только моральное», и отлучение состоит в том, что «Церковь отметает от себя явных убийц и грабителей мирян и осквернителей и посягателей на достояние храмов. Миряне же поддерживают в этом Церковь, прерывая общение с отлученными». «Мы не призываем к бунту, - подчеркнул патриарх, - к бунту против власти, но только к борьбе против ее уродливых и преступных порождений. Власть может быть монархической или республиканской, кадетской или большевистской, но не должна она безнаказанно вызывать подобных беспримерных потрясений и разложения нравственных основ». Далее Тихон высказался о противоречивости и поспешности Декрета об отделении церкви от государства2682. Вторая сессия Поместного Собора открылась как частное собрание 20 января 1918 года, и только 22 января его численность достигла необходимого кворума2683 2684. В этот день Собор выразил свою поддержку и приветствие посланию патриарха . 24 января на заседании выступил протоиерей Орнатский, рассказавший о крестном ходе в Петрограде. «Пора сказать, что разбойники взяли власть и управляют нами, - заявил протоиерей, - Мы терпели, но терпеть далее невозможно, потому что затронуто Святое Святых русской души - Святая Церковь... На сознательное мученичество идти не следует, но если нам нужно пострадать и даже умереть за правду - это надо будет сделать»2685. 24 января 1918 года Собор обсудил необходимость максимально широкого распространения патриаршего воззвания2686, после чего 26 января 1918 года Святейший Синод приказал поручить синодальным конторам, епархиальным преосвященным, протопресвитеру военного и морского духовенства и протопресвитеру Дернову «в целях скорейшего распространения среди православного населения соборных и патриарших посланий» сразу по получении перепечатывать их и оглашать в церквях, оповещать о праве свободной перепечатки текстов, а также призывать монастыри, братства, приходские советы и другие церковные организации к содействию в распространении посланий. Кроме того, Синод постановил немедленно разослать послание патриарха от 19 января 1918 года в духовные консистории, поручив им дальнейшее распространение2687. 25 января 1918 года Поместный Собор принял постановление по поводу принятого Декрета об отделении церкви от государства, назвав СНК «отдельными общественными организациями и лицами, ныне стоящими у власти». Объявлялось, что принятый Декрет узаконивает «открытое гонение как против Церкви Православной, так и против всех религиозных обществ христианских и нехристианских», поскольку отныне их свобода превращается в ничто. По мнению Собора, под предлогом отделения церкви от государства СНК «пытается сделать невозможным самое существование церквей, церковных учреждений и духовенства». «Пусть же поймет православный народ, что его хотят лишить храмов Божиих с их святынями, - призывали члены Собора. - Раз уничтожается всякая собственность церкви, нельзя и жертвовать чего либо в ея пользу, ибо все пожертвованное по замыслу декрета у нея отнимется». В заключении заявлялось, что Декрет представляет собой «под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной церкви и акт открытого против нее гонения», и «всякое участие как в издании сего враждебного церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви...»2688 Надо оговориться, что, хотя имущественные вопросы действительно представлялись немаловажными для церкви, но недовольство духовенства Декретом все же нельзя сводить только к боязни сокращения собственного материального достатка. В изъятии церковной собственности клир видел угрозу существования всей имевшейся церковной организации, ее многочисленных образовательных, просветительских и благотворительных учреждений. Насильственная реквизиция воспринималась как разрушение церкви. Кроме того, духовное начальство могло согласиться на передачу значительной части имущества в «народную казну», если бы решение об этом было принято им самим или, по крайней мере, после обсуждения с ним, а не совершалось явочным порядком. Церковь и советское руководство смотрели на происходящее с разных точек зрения. Для сплочения духовенства и верующих на 28 января 1918 года в Москве также наметили проведение масштабного крестного хода. Накануне члены Собора отправились по храмам для бесед с народом о «значении переживаемого ныне Православною Русскою Церковью времени». Всего было выдано 24 удостоверения от имени патриарха на выступление в церквях, в том числе С.А. Котляревскому, протоиерею Ф.Д. Филоненко, А.Д. Самарину, генералу Артамонову и другим2689 2690. Московское шествие также заставило власть поволноваться. За два дня до него, 26 января, некто П.П. Креков сообщил в Московский Совет, что «попы задумывают устроить кровавую баню в виде Сицилийской вечерни», и потребовал запретить крестный ход . Однако Президиум Московского Совета решил прибегнуть к опыту Петрограда и обратился к гражданам с воззванием о том, что поручает сохранение порядка во время мероприятия самому духовенству, а также призвал милиционеров, солдат и красногвардейцев на постах не чинить никаких препятствий свободному шествию по улице. Обвинив клир в покорном замалчивании в прежние годы преступлений царского режима, Московский Совет прямо указал, что готовящийся крестный ход «назначен против власти рабоче-крестьянского правительства», стремящегося уничтожить религиозное рабство народа. «Сейчас духовенство восстало на защиту вовсе не храмов, не свободы веры, - гласило обращение, - этому никто и ничто теперь не угрожает; оно восстало на защиту богатств, имений, земель, жалованья в 200 тыс. рублей митрополитам, миллионов, накопленных в монастырской казне, сытой спокойной и бездельной жизни сотен тысяч праздных и богатых людей». Президиум Московского Совета призвал всех сознательных солдат, рабочих и крестьян не ходить на шествие, так как «им нечего делать вместе с буржуазией», а, в случае желания, молиться в церквях или дома2691. Одновременно печатный орган Московского Совета поместил заявление группы граждан от 27 января о том, что они приветствуют борьбу СНК с «пекущимися лишь о своем материальном достатке» священниками, и объявляют об «отпадении» от Православной церкви и переходе во вневероисповедное состояние (sic!)2692 2693 2694. При этом власти тем не менее выдали духовенству и членам Поместного Собора пропуска в Кремль для участия в богослужении в Успенском соборе . Крестный ход состоялся и прошел на удивление мирно. Накануне в церквах с амвонов огласили воззвание Поместного Собора от 25 января, а также провели беседы о враждебности принятого СНК Декрета. В воскресенье ходы из разных концов города сошлись на Красной площади, навстречу им из Кремля вышел патриарх в сопровождении митрополитов и епископов. По оценкам церковной печати, в действе приняло участие также до 500 тысяч человек . Единственный неприятный инцидент имел место у Иверской часовни, где толпа чуть не набросилась на отряд конной милиции, но один из священников сумел успокоить людей2695. Даже «Известия Московского Совета» признали масштабность прошедшего 28 января крестного хода: «и сколько их, этих раззолоченных, парчевых ряс прошло вчера по улицам Москвы. Сколько! Вереница за вереницей тянулась парчовая, раззолоченная масса». Отметив большое количество мирян в шествии, газета, однако, подчеркнула, что 90% из них составляли женщины2696 2697. Также автор заметки не преминул подлить ложку дегтя, сообщив, что несколько участников крестного хода - некий безымянный монах и другие «ревнители» православной веры - избили директора родильного приюта М.И. Лазарева за то, что тот, выйдя из трамвая, не успел вовремя снять шапку перед процессией . Вполне вероятно, сообщение является ложным. По данным «Церковных ведомостей» большинство молящихся действительно составляли «женщины- работницы», но много имелось и крестьян, солдат и рабочих. Интеллигенции собралось незначительное количество, а «буржуазии» почти не было2698. Член Собора В.В. Богданович отметил, что крестный ход 28 января «надолго удержал большевиков... от открытых выступлений против церкви»2699 2700. Крестные ходы в конце января - начале февраля 1918 года прошли и в других городах (в том числе, во Владимире, Воронеже, Вятке, Нижнем Новгороде, Одессе, Орле, Саратове, Туле и Харькове) . О крестном ходе в Новгороде 24 (11) февраля 1918 года епископ Алексий (Симанский) написал, что он «прошел удивительно хорошо и величественно. Весь Новгород в нем участвовал»2701. Но не везде обошлось без эксцессов. Прошедшему 15 (2) февраля шествию в Орле, по свидетельству епископа Серафима (Остроумова), гражданские власти чинили всяческие препятствия2702. Заранее разрешенный местным Советом крестный ход в Шацке 17 (4) февраля подвергся разгону. После молебна в Троицкой церкви людей остановили красногвардейцы, начавшие стрелять в воздух. Все духовенство арестовали и прямо в облачении повели в тюрьму, «дорогою издевались»2703 2704. В Туле и Харькове крестные ходы в феврале 1918 года были расстреляны . Тем не менее, шествия показали, что за время, прошедшее с момента свержения самодержавия, церковь сумела решить главный для себя вопрос: перенести точку опоры с установлений прежней государственной власти, поддерживавшей духовенство сверху административными и полицейскими методами, на низы, на самих верующих мирян. Теперь именно паства являлась источником «легитимности» церковных учреждений, и на ее позицию - а это была позиция значительной массы людей - ссылалось православное духовенство, выступая против объявленных антицерковных мероприятий. Данную перемену отметила даже правоэсеровская газета «Труд», заявив, что «наша церковность, с грехом пополам перестроившаяся сообразно условиям нового строя, пережила некоторый процесс приспособления. И последние события показали, что эту задачу она выполнила более или менее удачно»2705 2706 2707. В обеих столицах в конце января 1918 года власти вели себя в отношении Православной церкви крайне осторожно. Чтобы пресечь печать листовок с воззванием патриарха в Московской синодальной типографии, по опробованной методике решили найти опору среди ее рабочих. Из уже готовых 10 000 экземпляров послания Поместный Собор успел получить 23 и 24 января только 6000 экземпляров, остальные конфисковал комиссар по делам печати. По его распоряжению было отменено исполнение заказа на изготовление на ротационной машине еще 100 000 экземпляров, хотя уже сделали набор и отлили стереотип . Вероятно, не без участия власти рабочие типографии объявили о введении на производстве рабочего контроля и полном переходе всего управления к избранному Комитету старост, а чиновники и служащие обратились с жалобой и просьбой о поддержке к Святейшему Синоду . 31 января 1918 года на встрече с членами Поместного Собора старосты заявили, что «рабочие всегда были к Синоду лояльны» и никогда не отказывались от печати его заказов, «исключая одного раза, когда по требованию теперешнего правительства должны были прекратить печатание послания патриарха». На укор об ответственности перед православным людом, рабочие ответили, что не могли поступить иначе, так как это стало бы предательством рабочего класса. Кроме того, они «не разбираются в споре церкви и государства и признают, как социалисты, законность распоряжений о церковных имуществах. Бывшее церковное достояние, теперь - достояние национальное, всего народа Российской республики». В заключение встречи председатель старост заверил, что заказы церкви будут исполняться «безусловно все», но они будут рассматриваться как частные2708 2709 2710. Через три дня, 16 (3) февраля 1918 года комиссар по делам вероисповеданий Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов города Москвы и Московской области В.И. Соловьев подписал приказ о переходе типографии в собственность Совнаркома и назначении членами ее временного правления рабочих С.В. Федорова, В.В. Петрова и М. Трусова . В ответ ВЦУ объявило, что оно считает изъятие предприятия незаконным и оставляет за собой право на взыскание убытков . Игнорируя выставлявшиеся рабочими счета за уже выполненные до реквизиции заказы, Собор и ВЦУ порвали с бывшей Московской синодальной типографией всякие отношения и стали обращаться к другим поставщикам. В частности, февральское и мартовское послания патриарха печатались в типографии А.Д. Плещеева2711. Довольно-таки сдержанными являлись в конце января 1918 года и репрессивные мероприятия Советской власти в Петрограде. Хотя В.Д. Бонч- Бруевич и писал в своих воспоминаниях о якобы имевших место накануне крестного хода 21 января 1918 года многочисленных арестах распространителей патриаршего послания и даже о разгроме тайной «штаб-квартиры Тихона»2712, но согласно архивным данным единичные задержания начались только с 31 января, когда страсти постепенно пошли на спад. Сначала на Варшавском вокзале задержали женщину, раздававшую листки под названием «Православно-русскому народу», в которых солдат, казаков, рабочих и «весь православный люд» призывали постоять за веру1. Потом арестовали хранившую тиражи листовок (в том числе воззвания патриарха) библиотекаря Варшавской церкви Е.Д. Кузнецову и закрыли находившуюся поблизости типографию Общества распространения религиозно-нравственного просвещения . Вслед за этим 15 (2) февраля власти опечатали помещения самого общества на Стремянной улице4. Кроме этого, за распространение воззваний были арестованы еще несколько человек в разных частях столицы, в том числе и духовные лица: настоятель церкви Петроградского морского госпиталя протоиерей А.П. Старопольский и монах Коневского Рождество-Богородичного монастыря Симеон. Всех задержанных тут же отпустили, взяв с них подписку о явке по первому требованию5. Все материалы об этих задержаниях ВЧК объединила в одно делопроизводство, передав его 24 (11) февраля 1918 года в Следственную комиссию при Революционном трибунале6. В прилагаемом заключении сотрудника ВЧК говорилось, что в данном случае речь шла о «лишь части одного большого дела, борьбы Советской власти с черносотенным духовенством и невежественной, темной массой» и предлагалось судить патриарха Тихона и «другие организации» в «открытой мировой трибуне “Народном суде”» . Тем не менее, 22 августа 1918 года Революционный трибунал заключил, что все, проходящие по делу, - «люди малограмотные и темные» - являлись «орудиями» в руках действительных виновников, составлявших и распространявших листки, но последние «следствием не выяснены»8. Гораздо более агрессивно реагировали на выступления духовенства провинциальные советы. Например, 28 января 1918 года Козельский уездный исполнительный комитет Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, заслушав доклад о прочтении протоиереем Протопоповым в Козельском Успенском соборе патриаршего воззвания, постановил просить ВЦИК и СНК «немедленно патриарха Тихона арестовать, таковую должность упразднить и в дальнейшем подобных воззваний ни в коем случае не допускать, кроме того издать немедленно воззвание разъясняющее смысл обращения патриарха Тихона»2713. Дела о распространении духовенством и прихожанами январского послания Тихона завели местные советы в Тамбове и Воронеже. 23 февраля 1918 года Усманский объединенный Совет солдатских, рабочих и крестьянских депутатов арестовал гражданку А.В. Порядину, раздававшую в своем селе Грачевка воззвание Тихона от 19 января, после чего направил требование об аресте автора листовки в Москву. В конце мая 1918 года Московский революционный трибунал действительно начал проводить следственные действия в отношении патриарха по факту составления им послания, но дело быстро заморозили2714 2715. «Церковные ведомости» сообщали, что в феврале 1918 года в провинции начались столкновения, связанные с попытками властей реализовать положения январского Декрета. В Ярославле объявление о национализации церковного имущества вызвало «грозное народное движение», в результате которого ввели военное положение. В Самаре духовенство по случаю издания Декрета объявило трехдневный пост, а местный Совет постановил предать священников революционному трибуналу за сопротивление распоряжениям властей. В Воронеже произошло столкновение комиссара Зайцева с толпой женщин при его попытке опечатать кладовую Митрофаньевского монастыря . В Орле «при попытке применения декрета» начались перестрелки, 1 человек убит, 1 ранен2716. Так или иначе, в условиях конца января 1918 года Декрет об отделении церкви от государства действительно во многом представлял собой политическую декларацию, значительная часть положений которой не могла быть реализована в ближайшем будущем. Видя поддержку клира со стороны верующих, СНК отложил на некоторое время проведение национализации церковных имуществ, предоставив инициативу в этом местным властям. Кроме того, центральные органы советской власти в начале 1918 года не стали применять какие-либо меры преследования к церковному руководству и лично к патриарху Тихону. Когда Бонч-Бруевич спросил Ленина в январе 1918 года, что делать с патриархом, председатель СНК ответил: «Ничего. Сообщите ему, что советская власть не намеревается надеть на его голову венец мученичества, но все те, кто будет распространять его произведения, будут немедленно арестовываться и предаваться суровому суду»2717. А А.М. Коллонтай привела другое ироничное замечание Ленина по отношению к Православной церкви в начале 1918 года. «Добродушно и с усмешкой» председатель СНК заявил тогда наркому призрения: «хотя вы и анафема теперь, но вы не в плохой компании: будете поминаться вместе со Стенькой Разиным и Львом Толстым»2718. Таким образом, период ноября 1917 - января 1918 года стал временем укрепления Советской власти, и, одновременно, крушения «организационной формулы» Февральского переворота, согласно которой решение вопроса о будущем государственном устройстве должно было решить Учредительное собрание. В указанные месяцы советское руководство не предпринимало активных шагов в отношении церкви, причем делало это, по всей видимости, абсолютно сознательно. Несмотря на неоднократные предложения и соблазны, одним из которых стало собрание чиновников-саботажников в здании Синода 28 ноября, большевики не стали ни объявлять об упразднении духовного ведомства, ни реквизировать его имущество. Даже Обер-прокурорский дом на Литейном проспекте в Петрограде и Департамент по делам Православной церкви оставались в неприкосновенности. А принятые СНК постановления о введении гражданского брака и развода и переходе всех духовно-учебных заведений в ведение Наркомата просвещения, по сути, не выходили за рамки системы законодательства Временного правительства. Реквизицию Петроградской синодальной типографии произвели, прикрываясь требованиями введения рабочего контроля над производством. В подобной тактике большевиков нельзя не усмотреть определенной логики: сначала с разгоном Учредительного собрания закреплялся полный переход власти к Советам, и лишь затем, спустя несколько недель, появился Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви, открывавший дорогу последующим мероприятиям в этом направлении. При этом, отказавшись от создания специального органа, контролировавшего бывшее духовное ведомство, или назначения в него комиссара, большевики и их союзники тем самым декларировали принцип невмешательства в церковные дела. Декрет от 23 января 1918 года вызвал резко негативную реакцию церкви, вызванную как его содержанием, так и обстоятельствами его появления. Советское правительство в глазах значительной части общества оставалось нелегитимным, а ситуация вокруг Александро-Невской Лавры наглядно продемонстрировала манеру действий «комиссаров». Кроме того, немаловажным для церкви являлось то, что Декрет издали без какого-либо согласования или даже минимального предварительного контакта с Поместным Собором, что действительно выглядело как «вероломство». Однозначно можно сказать, что такой реакции не последовало бы, если бы подобный декрет приняло Учредительное собрание (что представляется вполне вероятным исходя из его состава). Так или иначе, опубликование Декрета от 23 января 1918 года открыло новую страницу в истории государственно-церковных отношений в России, характеризовавшуюся их противостоянием между собой. 4.3.
<< | >>
Источник: Соколов Арсений Владимирович. ГОСУДАРСТВО И ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В РОССИИ, ФЕВРАЛЬ 1917 - ЯНВАРЬ 1918 ГГ. Диссертация, РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ А.И. ГЕРЦЕНА. 2014

Еще по теме Церковная политика Советской власти в ноябре 1917 - январе 1918 годов:

  1. Соколов Арсений Владимирович. ГОСУДАРСТВО И ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В РОССИИ, ФЕВРАЛЬ 1917 - ЯНВАРЬ 1918 ГГ. Диссертация, РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ А.И. ГЕРЦЕНА, 2014
  2. ПРУДНИКОВА ТАТЬЯНА ЮРЬЕВНА. СОВЕТСКАЯ КУЛЬТУРНАЯ ПОЛИТИКА В ОБЛАСТИ УРБАНИСТИКИ (на примере реконструкции проспекта имени И.В.Сталина (Московского проспекта) г. Ленинграда в 1940-х - 1950-х гг.) Диссертация, СПбГУ., 2014
  3. Голик Андрей Александрович. Государственная политика России в отношении дальневосточного казачества в 1851-1917 гг. Диссертация( Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина ), 2015
  4. Швецов Александр Алексеевич. Луис Фишер и советско-американские отношения первой половины XX века. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук., 2015
  5. Статья 3. Единственным источником государственной власти и носителем суверенитета в Республике Беларусь является народ.
  6. Бокарева Людмила Сергеевна. Проекты реформы православного прихода и материального обеспечения духовенства в России в 1913 - 1917 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук, 2015
  7. Манюк Екатерина Сергеевна. Советское градостроительство в бывшей Восточной Пруссии (Калининград и Клайпеда в 1945 - 1950-е гг.) Диссертация, СПбГУ., 2015
  8. Статья 109. Судебная власть в Республике Беларусь принадлежит судам.
  9. Статья 6. Государственная власть в Республике Беларусь осуществляется на основе разделения ее на законодательную, исполнительную и судебную.
  10. КОЛЕСОВ Александр Семенович. ФИНАНСОВАЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА: МЕТОДОЛОГИЯ ОЦЕНКИ И ПОВЫШЕНИЯ РЕЗУЛЬТАТИВНОСТИ. Диссертация. СПбГУ, 2014
  11. Статья 106. Исполнительную власть в Республике Беларусь осуществляет Правительство - Совет Министров Республики Беларусь - центральный орган государственного управления.
  12. НИЯЗОВА Галина Юрьевна. ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПОЛИТИКИ РОССИИ И ВЕЛИКОБРИТАНИИ В АЗЕРБАЙДЖАНЕ В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ. Диссертация. СПбГУ., 2014
  13. ВАЩЕНКО Юлия Викторовна. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА БОЛИВИИ В ЭПОХУ ИНТЕГРАЦИИ: ПРОБЛЕМЫ И ПРОТИВОРЕЧИЯ., 2016
  14. ЖУКОВСКАЯ ЕВГЕНИЯ ЕВГЕНЬЕВНА. УПРАВЛЕНИЕ РИСКАМИ В ИНФОРМАЦИОННОЙ ПОЛИТИКЕ ИНСТИТУТА ЦЕРКВИ (НА ПРИМЕРЕ МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА). Диссертация на соискание ученой степени кандидата социологических наук., 2016