<<
>>

Смена обер-прокуроров Св. Синода и «жонглирование» законопроектом о приходе

1 августа 1914 г. началась Первая мировая война. Это событие отразилось на жизни страны в целом, на ходе и векторах государственной политики, в том числе и осложнило процесс реформирования.

Но о полном замирании в деле реорганизации прихода в годы Первой мировой войны говорить не приходится. Борьба за реформы продолжалась в новых, еще более сложных условиях. Теперь на пути реализации реформы появилось новое препятствие. В военные годы любое преобразование могло быть приостановлено резолюцией «ввиду переживаемого ныне тревожного времени»[442].

Большие надежды на проведение церковных реформ были связаны с назначением летом 1915 г. на должность обер-прокурора московского губернского предводителя дворянства А.Д. Самарина. Это был тот случай, когда обер-прокуроры сменялись вместе с правительством. В 1915 г. одновременно с рядом министров правительства И.Л. Г оремыкина ушел в отставку В.К. Саблер[443]. Смена Саблера произошла под давлением таких лиц, как протопресвитер армии и флота Г.И. Шавельский, который считал необходимым подобрать на этот пост человека с репутацией «честности, благочестия и благонадежности» и таких, как И.Л. Горемыкин, А.В. Кривошеин и Н.Б. Щербатов, видевших в А.Д. Самарине именно такого человека. Однако, А.Д. Самарин, по свидетельству М.В. Родзянко, соглашался принять пост обер-прокурора лишь при условии удаления Распутина.

Поэтому царица была решительно против, а Г. Распутин советовал повременить с удалением В.К. Саблера, пока найдется подходящий преемник[444]. Это предопределяло недолговечность пребывания А.Д. Самарина на новом посту. Но «поступаясь с собственными симпатиями и игнорируя опасения императрицы, государь как бы доказывал на сей раз искренность своего намерения стать на примирительную по отношению к общественным кругам позицию. С именем А.Д. Самарина были связаны надежды на решительное оздоровление высшего православного управления и на борьбу с влиянием Распутина»[445].

Это была «перемена, которой почти все придают на этот раз исключительное значение»[446].

А.Д. Самарин «из потомственных, но не титулованных дворян»[447], которому «путь к посту обер-прокурора открыла служба по дворянским выборам»[448]. Про него было известно, что он ни на какие компромиссы не пойдет и что при нем Распутин, о влиянии которого к тому времени говорила уже вся Россия, вмешиваться в церковные дела будет не в состоянии. Весьма правые убеждения А.Д. Самарина были, разумеется, неприемлемы для оппозиции, но принадлежность его к общественным кругам, а в особенности тот ореол нравственной чистоты, который окружал его имя, не давали возможности критиковать его включения в ряды правительства[449]. П.Н. Милюков отмечал, что «А.Д. Самарин понравился царю своим содействием во время юбилейной поездки 1913 года»[450], и назначение его на должность обер-прокурора было «личным назначением царя»[451].

Назначение, несколько неожиданное для самого А.Д. Самарина, рассматривалось церковными кругами как вынужденная уступка. Как сообщалось в прессе, «первым долгом новый обер-прокурор постарается сгладить шероховатости в отношениях между синодальным и обер-прокурорским ведомствами, строго определив рамки их деятельности. Ныне канцелярия обер- прокурора будет лишь наблюдающим органом, а потому все слухи о церковных реформах несостоятельны, так как А.Д. Самарин не собирается проявить инициативу в деле церковного обновления, полагая, что это дело самой Церкви и Синода»[452]. Неужели ожиданиям, которые возлагали на нового обер-прокурора, были тщетны? Данное сообщение появилось в газетах накануне приезда Самарина в Петроград, а 13 июля он должен был присутствовать «на заседании Св. Синода»[453]. А.Д. Самарин прибыл в Петроград 11 июля и первый раз в качестве нового обер-прокурора Св. Синода присутствовал на заседании[454], которое состоялось 17 июля 1915 г.[455]

Церковной программой А.Д.

Самарина была программа московских церковно-общественных кружков, критиковавших в 1905 г. проекты С.Ю. Витте и митрополита Антония со славянофильских позиций. Не отказываясь от созыва церковного Собора, восстановления патриаршества, реформы прихода и т.д., А.Д. Самарин признавал, однако, коренную перестройку церковного управления во время войны несвоевременной. Проводя эту мысль в своей вступительной речи к членам Синода, новый обер-прокурор указывал, что «деятельность Церкви все же должна вестись в духе предстоящих реформ»[456]. А.Д. Самарин четко не обозначил свои ближайшие планы, пояснив, что с одной стороны, совершенная неожиданность его назначения лишает его возможности выступать с какой-либо определенной программой, с другой стороны, «обстоятельства, переживаемые русским народом, не позволяют думать о проведении теперь же в жизнь крупных церковно-правительственных мер. Это не означает, что следует забыть о тех коренных реформах, которые необходимы для оживления соборного и приходского начала: к ним нужно быть готовыми, чтобы при первой возможности дать им движение, если теперь несвоевременны крупные реформы законодательные»[457]. В своей ответной речи митрополит Владимир заверил обер- прокурора, что его мысли и пожелания в деле церковного реформаторства совпадают с теми, которыми «одушевлены в настоящее время и члены Св. Синода»[458]. Позиция нового обер-прокурора и Синода была ясна: разработка проектов, меры подготовительного характера, но до окончания войны никаких реформ проводить не планировалось. Решительных действий в деле преобразований Церкви не намечалось.

Стоит отметить, что с назначением обер-прокурором Св. Синода А.Д. Самарина думское духовенство пыталось ускорить работу по выработке реформ. Так, например, все члены Государственной думы, имеющие священнический сан, 4 августа 1915 г. подали обер-прокурору Св. Синода А.Д. Самарину записку, в которой констатировали, что «весьма мало и редко с думской трибуны, и в печати звучат голоса священников и еще реже - голоса епископов»[459].

Депутаты призывали к проведению следующих преобразований: «улучшение внутреннего строя духовно-учебных заведений, улучшение материального обеспечения преподавательского состава, реформа духовного суда, включение в состав Св. Синода лиц из белого духовенства, созыв всероссийского Поместного собора»[460], а также необходима «реформа прихода как залог оживления приходской жизни»[461], но на каких началах не разъяснялось. Относительно материального обеспечения приходского духовенства депутаты выделили два фактора: с одной стороны, «трудно и как бы совестно говорить теперь об обеспечении духовенства, время ныне на таково»[462], с другой стороны - «часть членов Государственной думы вполне сочувствует благоприятному разрешению этого вопроса»[463], следовательно, необходимо не упустить момент. Следом же за разрешением вопроса обеспечения приходского духовенства может быть разрешен вопрос о пенсиях духовенству, также «сокращение пенсионного срока с 35 лет до 30 и даже до 25»[464] лет. В прессе отмечалось, что «протоиерей А.В. Смирнов, по уполномочию духовенства, обратился к А.Д. Самарину с речью, в которой указывал на желательность скорейшего созыва Собора с участием представителей белого духовенства и мирян. И, наконец, огромное значение думское духовенство придает, по заявлению от. А.В. Смирнова, вопросу о реформе прихода, которую считает необходимым провести в самом близком будущем. А.Д. Самарин внимательно выслушал депутатов-священников и ответил, что «будет считаться с высказанными думским духовенством мнениями»[465].

5 августа 1915 г. законопроект о реформе православного прихода был взят обратно из комиссии по делам Православной Церкви в Св. Синод. По просьбе обер-прокурора Св. Синода А.Д. Самарина при отношении от 21 августа 1915 г. за № 1509 председатель Государственной думы М.В. Родзянко «вследствие отношения от 5 августа 1915 г. за № 7933 возвратил на основании ст. 47 Учреждения Государственной думы, представление от 8 июня 1914 г.

за № 7169 об утверждении проекта устава православного прихода»[466]. Зная, что А.Д. Самарин пользовался репутацией «общественника», можно допустить, что он хотел переработать проект, который в последней редакции имел крайне консервативный характер. Переработка проекта еще не означала проведение реформы до окончания войны.

25 августа 1915 г. членом Исаакиевского православного братства, почетным членом общества трезвости С.М. Булатовым[467] было направлено письмо в комиссию по делам Православной Церкви, в которой он сообщал, что 14 августа был на приеме у обер-прокурора А.Д. Самарина и тот объявил ему, что император считает сейчас главною своею заботою возобновление прихода. Об этом желании С.М. Булатов передал председателю Государственного совета, председателю Государственной думы, митрополиту Владимиру, членам Св. Синода: Агафангелу, Сергию, Никону, Тихону и Иннокентию. Однако, никакого отклика от них он не получил. «Они даже не желают выслушать моей просьбы как мирянина о приходе, т.к. думают они, это их дело!»[468] - сокрушался Булатов. В то же время он отмечал особую значимость приходской реформы: «Приход должен быть возобновлен, т. к. без прихода Россия погибнет»![469]

Пересмотреть проект устава православного прихода А.Д. Самарину не пришлось, так как А.Д. Самарин пробыл на посту обер-прокурора недолго. Поводом для отставки послужило так называемое Тобольско-Варнавинское дело. Суть дела заключалась в том, что в 1915 г. «протеже Распутина епископ Варнава попытался канонизировать в обход существовавших правил святителя Иоанна (Максимовича), почитавшегося в Сибири»[470]. Обер-прокурор оказал решительный отпор противоправным действиям епископа, несмотря на поддержку Варнавы самим императором. Как результат, обер-прокурор Св. Синода А.Д. Самарин был отправлен в отставку, и 30 сентября 1915 г. его сменил близкий к Распутину А.Н. Волжин[471] (он был назначен на эту должность 30 сентября 1915 г., но утвержден в

этой должности 1 января 1916 г.[472]).

Эта отставка была тяжело воспринята в обществе. Депутат Государственной думы И.С. Клюжев (член группы «Союз 17 октября[473]) отметил в своем «Дневнике»: «Ушел, как говорят, из-за своего нежелания поддерживать влияние Распутина и Варнавы. Становится все тяжелее и тяжелее. Самарин намеревался работать на благо Церкви и установление православного прихода и на него возлагались большие надежды. Сам В.Н. Львов говорит, что такой факт не может пройти без больших последствий. Теперь везде только об этом и говорят»[474]. А.В. Карташев констатировал, что «драматический эпизод самаринской обер-прокуратуры заставил прозреть даже слепцов»[475].

С.П. Белецкий отмечал, что близкие к царю люди понимали, что «уход Самарина, безусловно, взволнует не одну Москву, где любили и знали Самарина, заденет и обидит не одно дворянство, где Самарин пользовался крупным весом и влиянием и не одну Государственную думу, приветствовавшую его назначение, а общественное мнение России и те круги православного духовенства, которые, во главе с митрополитом Владимиром, видели в его назначении начало новой эры в деле церковного управления»[476]. Также С.П. Белецкий, подчеркивая сердечное отношение Николая II к А.Д. Самарину, и что его назначение «исходило лично от его величества без всяких побочных влияний»[477], тем не менее объяснял неизбежность отставки обер-прокурора тем, что «государь всегда отрицательно относился к огласке тех или других неприятных происшествий в сфере администрации. Вот почему была уверенность что Самарин [после начала Тобольско-Варнавинского дела] не сможет остаться на своем посту»[478].

Исследовательница Е.В. Фоминых считает, что увольнение А.Д. Самарина было вызвано общим «поворот внутриправительственного курса вправо»[479], а Тобольско-Варнавинское дело являлось лишь «внешним поводом для отставки обер-прокурора»[480]. Но нам представляется, что именно действия А.Д. Самарина в связи с Тобольско-Варнавинским делом явились одним из основных мотивов его отставки. Если бы А.Д. Самарин не решился оспорить слово самого Николая II, то царь не стал бы так поспешно отстранять обер-прокурора, которого он самолично назначил на эту должность для успокоения общества. Петербургский историк П.Г. Рогозный охарактеризовал период увольнения А.Д. Самарина «церковным кризисом, влияние которого явно недооценено исследователями политической истории данного периода»[481].

Кандидатура А.Н. Волжина в обер-прокуроры была выдвинута бывшим председателем Совета министров И.Л. Г оремыкиным после ухода А.Д. Самарина. На А.Н. Волжина была возложена миссия ликвидировать вопрос об увольнении епископа Варнавы. А.Н. Волжин успешно выполнил эту задачу - епископ Варнава уволен не был. Однако, с первых же дней назначения А.Н. Волжина между ним и некоторыми иерархами Св. Синода установились натянутые отношения. Для Св. Синода А.Н. Волжин был человеком совершенно новым. Его служебная карьера протекала до сих пор по Министерству внутренних дел. Бывший Холмский губернатор, а потом директор Департамента общих дел министерства внутренних дел, он не имел до своего назначения никакого отношения к синодальным делам[482]. Впрочем, как и А.Д. Самарин, ранее не имевший опыта в церковных делах. Однако же то, что в случае Самарина расценивалось как обновление и свежий взгляд на церковные проблемы, выставлялось как явный недостаток новому обер-прокурору А.Н. Волжину. Дело все было в быстро распространившейся информации о роли Г. Распутина в назначении Волжина обер-прокурором, в то время как А.Д. Самарин намеревался бороться с «темными силами». Сам же А.Н. Волжин от каких-либо отношений с Распутиным открещивался: «Говорят про меня, что я ставленник Распутина, но могу Вас уверить, это неправда»[483]. Это был не единичный случай, когда во имя поддержания собственной репутации о знакомстве и покровительстве «святого старца» предпочитала умалчивать, отвергая прилюдно сам факт близкого знакомства. С.П. Белецкий на этот счет говорил, что «Распутин даже согласился на первых порах предварительно не видеться с Волжиным [на этом настаивал сам Волжин], чтобы избежать излишних разговоров»[484].

Какова церковная программа А.Н. Волжина? Являлся ли он сторонником проведения приходской реформы? Став обер-прокурором, он, ориентировался на программу церковных реформ, выработанных октябристами еще в III Государственной думе[485]. Предложения Св. Синода по приходскому

преобразованию существенно расходились с законодательными предположениями Государственной думы. Главное расхождение заключалось в том, что Св. Синод не соглашался предоставить прихожанам право избрания священнослужителей. Таким образом, постоянный и глубокий конфликт между Государственной думой и Св. Синодом делал позицию обер-прокурора А.Н. Волжина противоречивой и неосуществимой. Если, с одной стороны, он хочет найти поддержку в предначертаниях Св. Синода, а с другой, ищет связи с Думой, то он оказывается в безнадежном распутье[486].

Сам А.Н. Волжин в беседе с корреспондентом газеты отмечал: «За короткое мое пребывание на посту обер-прокурора Св. Синода я сделал все, что было в моих силах, для упорядочения дел Православной Церкви и проведении таких реформ, как совместный доклад синодального обер-прокурора с первоприсутствующим членом Св. Синода, а также увеличение содержания духовенства. Меня обвиняют в отсутствии определенной программы, но надо принять во внимание, что военное время неблагоприятно для проведения широких реформ»[487]. В разговоре с депутатом IV Государственной думы И.С. Клюжевым он также говорил по поводу своей программы: «Какая может быть программа, когда вчера был Самарин, сегодня - я, а завтра будет кто-нибудь еще. Поэтому на все заявления ко мне скажу лишь одно: буду трудиться по мере своих сил»[488]. Однако, по поводу вопроса о приходе обер-прокурор пояснил: «Мой предшественник взял из Думы законопроект реформы, а я снова возвращаю его туда же, так как нахожу необходимым скорейшее проведение его в законодательных учреждениях. Надо как можно скорее и как можно интенсивнее работать всем в обновлении церковной жизни»[489].

Перемещения происходили и в составе самого Св. Синода. В 1915 г. умер Киевский митрополит Флавиан, после его смерти на Киевскую кафедру был переведен Петроградский митрополит Владимир с оставлением его первоприсутствующим членом Св. Синода. Петроградскую же кафедру занял экзарх Грузии Питирим[490]. Перевод первенствующего члена Св. Синода Петроградского митрополита на Киевскую кафедру был фактом небывалым в истории Православной Российской Церкви. Его не могли понять иначе, как опалу. Протопресвитер русской армии и флота Г. Шавельский писал: «В Петроградском, уже взвинченном распутинской историей, обществе он вызвал множество толков и опасений, - опасались даже бунтов в народе. Непопулярный и незаметный митрополит Владимир сразу стал популярным и почти знаменитым. Не менее сенсационным было назначение архиепископа Питирима на Петроградскую митрополичью кафедру»[491].

Питирим действительно был назначен на Петроградскую кафедру не без помощи Г. Распутина. Вероятно, Распутин действовал через царицу Александру

Федоровну; в доказательство этой версии приведем текст письма Александры Федоровны мужу (от 12 ноября 1915): «Душка, я забыла рассказать тебе о Питириме, экзархе Грузии. Он человек достойный и великий молитвенник, как говорит наш Друг [то есть Распутин]. Он просит тебя быть твердым, так как Питирим единственный подходящий человек. У Него [Распутина] нет никого, кого бы он мог рекомендовать на место Питирима. Это твое желание, - ты повелитель»[492]. Содействуя Питириму, Распутин преследовал простую цель: хотел иметь в столице близкого человека, которому было бы отведено крупное значение в сфере влияния во дворце[493]. Этот факт отмечал дипломат Дж. Бьюкенен, отмечая, что «действительная роль Распутина при дворе еще во многом покрыта тайной. Он главным образом старался устроить на важных постах Православной Церкви своих приверженцев и разжаловать тех священников, которые осмеливались говорить с ним не особенно почтительно»[494]. Современник Питирима В.И. Гурко указывал в своих воспоминаниях, что «Распутин добивается назначения на Петербургскую митрополичью кафедру Питирима взамен восставшего против распутинского вмешательства в дела церкви митрополита Владимира»[495]. С.П. Белецкий вспоминал: «Ни я, ни Хвостов Питирима не знали. Вырубова уже давно знала Питирима, у него были давнишние связи с двором и, наконец, кандидатуру его провел Распутин. После смерти митрополита Флавиана в Киеве мы проводили через Вырубову и Распутина Питирима в Киев, но Волжин [обер-прокурор] получил от Г осударя приказание о назначении митрополита Владимира в Киев, а Питирима в Петроград. Из всей обстановки назначения Питирима ясно было видно желание двора иметь около себя близкого человека. Мы поняли, что в силу занимаемого им положения, ему будет отведено крупное влияние при дворе»[496].

Митрополит Питирим являлся ярым сторонником и защитником монархии. Для характеристики взглядов Питирима весьма примечательным является то, что его обвиняли в открытой поддержке черносотенских организаций. Исследователь структуры черносотенных союзов С.А. Степанов писал, что «существовала сплоченная группа духовных владык, видевших в черносотенцах верных сынов церкви. Ими были: томский архиепископ Макарий, курский архиепископ Питирим, тамбовский епископ Иннокентий»[497]. Питирим был убежденным монархистом, для которого любая критика в адрес царя воспринималась как происки злых сил. Будучи епископом Курским он вооружил монахов в Путивле для борьбы с восставшими крестьянами[498]. Правда, существует и

противоположная точка зрения, так, профессор Петроградской духовной академии Б.В. Титлинов писал о нем, что Питирим «не был правым, ярым монархистом или союзником, не был и определенным церковным консерватором. Напротив, он был не прочь заигрывать с общественным мнением, браться за либеральные начинания и надевать личину почти что либерала»[499]. Близкая к императрице Александре Федоровне А.А. Вырубова характеризовала митрополита Питирима как «очень осторожного и умного»[500] человека.

Митрополит Питирим не ограничивался решением вверенных ему синодальной властью вопросов, он активно вмешивался в политику. Преосвященный Питирим завел одно время «собственный салон» в митрополичьих покоях Александро-Невской Лавры. Этот его «митрополичий салон» носил уже более определенный, как бы «деловой» характер, и заседания в нем происходили исключительной важности. Не только сами заседания у Питирима, но даже назначение их обставлялось мерами чрезвычайной предосторожности, свидетельствующими и о характере происходивших в этих заседаниях совещаний[501]. Именно здесь же, в покоях Александро-Невской Лавры, сконцентрировал митрополит Питирим и свою деятельность по разрешению церковных проблем. Как отмечал князь Н.Д. Жевахов, «митрополит Питирим перенес центр своей деятельности из Синода в покои Александро-Невской Лавры, где разбирались разного рода комиссии и совещания, с участием близких к митрополиту лиц, и разрабатывались всякого рода законопроекты»[502]. Стоит констатировать, несмотря на недостаток сохранившейся о нем информации, сам факт существования салона Питирима в покоях Александро-Невской Лавры, а исходя из его взглядов - салона право-монархического. К тому же, в специальном исследовании, посвященному право-монархическим салонам Петербурга, Петрограда, о салоне Питирима даже не упоминается. Исследователь Д.И. Стогов в своей диссертации и монографии о таком салоне не пишет[503]. В новейшей статье, опираясь, в том числе, и на наши работы[504], он специально изучает салон Питирима[505]. Что же мешало митрополиту Питириму развернуть свою деятельность не в Александро-Невской Лавре, а в Святейшем Синоде?

Обстановка в Св. Синоде царила напряженная, что, конечно, сказывалось и на ходе работы ведомства. Г. Шавельский, не будучи почитателем митрополита Питирима, отмечал, что «из архиереев резче всех, кроме митрополита Владимира, проявлял свое отношение к митрополиту Питириму архиепископ Новгородский Арсений. Хотя только стена отделяла кабинет митрополита от покоев архиепископа Арсения в Лавре, он ни разу не посетил митрополита»[506].

Князь Н.Д. Жевахов по этому поводу уточняет, что «Синод сразу же стал в резкую оппозицию к митрополиту, а обер-прокурор А.Н. Волжин проявлял ее даже в формах, унижавших сан владыки Питирима. Положение митрополита в Синоде было исключительно тяжелым и осложнялось еще тем обстоятельством, что митрополит Владимир и после переводы своего в Киев сохранил в Синоде первенство, а митрополит Питирим, как младший по времени назначения, занимал третье место»[507].

При рассмотрении дел в Св. Синоде «дела, в сущности, решались архиепископом Арсением Новгородским и протопресвитером Шавельским, хотя иерархи его очень недолюбливали, но, из-за близости его к государю императору, изрядно побаивались. Архиепископы Литовский Тихон, Нижегородский Яков[508] и Гродненский Михаил обыкновенно отмалчивались; протопресвитер А. Дернов возвышал свой голос лишь тогда, когда этого требовала оппозиция к обер- прокуратуре. Что касается митрополита Киевского, бывшего первенствующего, Владимира, то его роль ни в чем не выражалась. Он был абсолютно не способен руководить заседанием в течение 3 часов, из подлежавших рассмотрению 30 - 40 дел, стоявших на повестке, в лучшем случае рассматривалось 3 - 4 дела, прочие же дела откладывались»[509].

Таким был общий ход решения дел в Св. Синоде. Предложения митрополита Питирима вызывали дружную оппозицию среди членов Синода: «Митрополит Питирим был глубоко вдумчивым человеком; его начинания охватывали в очень широком масштабе церковно-государственные нужды: будучи проведены в жизнь, они дали бы ощутимые результаты. Но тот факт, что эти начинания исходили от митрополита Питирима, уже обесценивали их. Первым обрушивался на них архиепископ Арсений Новгородский, которому вторили оба протопресвитера и архиепископ Сергий Финляндский; остальные же иерархи обычно отмалчивались. Архиепископ Тихон Литовский занимал выжидательное положение, не высказывая своего мнения, а митрополит Киевский Владимир всегда примыкал к оппозиции митрополиту Питириму. С мнением же митрополита Московского Синод вовсе не считался...»[510]. Конечно, столь неприязненное отношение членов Св. Синода к предложениям Питирима должно было нанести удар по его реформаторским планам.

С митрополитом Питиримом часть духовенства стала связывать надежды на реформу прихода. Сам митрополит Питирим не раз выступал за необходимость немедленного проведения реформы прихода в жизнь. А.А. Вырубова отмечала, что именно «он первый завел речь о «приходах» с императором[511]. В связи с назначением Питирима митрополитом Петроградским «в Москве состоялось собрание общественных деятелей из среды духовенства по вопросу о приходской реформе. На собрание приехали из Петрограда А.А. Папков и П.А. Никаноров. С докладом выступал профессор Н.Д. Кузнецов. Все докладчики указывали на желательность проекта нормального устава православного прихода, выработанного Предсоборным присутствием, и говорили, что следует поддерживать Питирима»[512], становящегося, по мнению докладчиков, «во главе сторонников немедленного преобразования прихода»[513].

Законопроект о православном приходе, отозванный А.Д. Самариным, пробыл на этот раз в Св. Синоде недолго, около 5 месяцев. За это время произошла смена обер-прокурора Св. Синода, что несомненно повлияло на дальнейшую судьбу законопроекта, так как новый обер-прокурор Св. Синода А.Н. Волжин был сторонником немедленного утверждения законопроекта без внесения каких-либо изменений, что, на его взгляд, отвечало чаяньям Церкви и общества. В самом Св. Синоде также произошли перемены.

Законопроект о православном приходе был вновь внесен на рассмотрение Государственной думы 13 декабря 1915 г. согласно «определению Св. Синода от 9 декабря 1915 г. за № 9961»[514]. В связи с назревшей необходимостью оживить и урегулировать церковно-приходскую жизнь выработанный устав православного прихода представлен на рассмотрение Государственной думы. Он был внесен в том окончательно исправленном виде, в каком он одобрен Св. Синодом[515]. Другими словами, «обер-прокурор не усматривал со своей стороны нужды в новом рассмотрении[516] одобренного ранее Св. Синодом проекта устава[517]. Таким образом, стоит признать, что А.Н. Волжин встал на позицию Св. Синода в деле приходской реформы. 10 февраля 1916 г. законопроект был передан в комиссию по делам Православной Церкви.

В основу проекта устава православного прихода были положены следующие начала: «привлечение прихожан к деятельному участию в приходской жизни; установление обязательности приходских собраний и советов во всех приходах; руководящая роль в приходе должны принадлежать приходскому священнику, при общем подчинении его и прихожан епископу. В силу этого начала священник не только председательствует в приходском собрании и в приходском совете, но он же руководит их занятиями и ответствует за законность постановлений того и другого»[518].

Проект устава православного прихода насчитывал 62 статьи и состоял из 7 глав: «О приходе» (глава 1), «О прихожанах» (глава 2), «О приходском собрании» (глава 3), «О приходском совете» (глава 4), «Об имуществе» (глава 5), «О приходских повинностях» (глава 6), «О приходских учреждениях» (глава 7). Уже, судя из названий глав, видно, что одно пожелание Совета министров было учтено: были прописаны способы самообложения прихожан. Глава 6 насчитывала 8 статей. Согласно этим статьям, приходскому собранию принадлежало право назначать приходские денежные и натуральные повинности, а также раскладку их между прихожанами, порядок сбора, сроки платежей, выбирать уполномоченных для сбора приходских повинностей.

В новой редакции устава было дано следующее определение самого православного прихода. Так, «православным приходом именуется союз православных христиан, составляющий часть паствы местного епископа и чрез это принадлежащий к единой святой соборной и апостольской Церкви, находящийся в известной местности, объединенный в общину при своем храме и врученный епископом ближайшему пастырскому руководству одного или нескольких священников для достижения членами его вечного спасения посредством общей молитвы, благодатных таинств, церковного назидания и дел христианского благотворения»[519]. Согласно данному определению православного прихода более явно подчеркивалась главенствующая роль в нем епархиального архиерея. Указывалось, что приход - это часть паствы местного епископа, а священник назначается в приход все тем же епископом. Ранее такие уточнения в само определение православного прихода не вносились. Так что теперь ключевое направление приходской реформы можно было определить уже с первой статьи устава.

Вслед за статьей об определении прихода, в новой редакции было дано определение, кого считать прихожанами: «Люди, входящие в состав прихода, исповедующие святую православную веру и не отлученные от святой Церкви»[520]. Более подробное определение, кто такие прихожане, дается в статье 6 в главе «О прихожанах», в котором уточнялось, что они также должны быть занесены в приходские списки.

Также было учтено пожелание Совета министров относительно возможности обращаться прихожанам к иноприходным священникам. Министры выступали за полную свободу прихожан в выборе прихода, однако, был выбран компромиссный вариант: разрешалась быть приписанным сразу к нескольким приходам, если будет на это получено согласие приходского собрания. Остальные статьи были оставлены без изменений.

В деле приходского реформирования зима 1916 г. выдалась насыщенной событиями. Борьба вокруг реформы прихода возобновилась. Стоит отметить, что в последний предреволюционный год многие представители правящих кругов ратовали за проведение реформ, надеясь, что они явятся альтернативой революции. Надежды на скорую реформу прихода сильно возросли с назначением Б.В. Штюрмера председателем Совета министров. Правым импонировало то, что Штюрмер до своего назначения входил в правую группу верхней палаты. «Прогрессивные группы» оценили заигрывание Штюрмера с общественными кругами. Другой оценки, в складывающейся ситуации апатии и усталости от политической борьбы, в общественных кругах было трудно ожидать[521]. По слухам, определенную роль в деле назначения Штюрмера сыграл митрополит Питирим. В январе 1916 г., когда заговорили, что молодая императрица недовольна И.Л. Горемыкиным, С.П. Белецкий, как кандидата на его место, рекомендовал митрополиту Питириму Штюрмера, который, по его словам, в своей будущей деятельности будет руководствоваться советами владыки. С письмами императрицы и Г. Распутина митрополит Питирим выехал в Ставку к

524

царю[522].

Исследователь А. Амальрик, говоря о складывании «второго распутинского триумвирата» (Б.В. Штюрмер, Питирим, И.Ф. Манасевич-Мануйлов), приводил следующие данные о поездке митрополита Питирима в Ставку: «Услышав в начале января о возможности назначения Штюрмера, он [Питирим] попросил журналиста Манасевича-Мануйлова устроить с ним встречу. Штюрмер уверил Питирима, что он за сотрудничество с Думой, и обещал преодолеть сопротивление обер-прокурора Синода А.Н. Волжина в деле приходской реформы. После этого Питирим послал царю телеграмму с просьбой принять его, и 12 января царь в Ставке принял его»[523]. О визите Питирима в письме 9 января 1916 г. Николаю II сообщала Александра Федоровна: «Митрополит будет просить тебя принять его»[524]. В письме от 10 января еще раз вернулась к этому известию: «Думаю, ты не сердишься, что я телеграфировала насчет Питирима, но ему очень хотелось повидаться с тобой без помехи (здесь тебе все некогда) и рассказать тебе обо всех своих проектах и улучшениях, которые он хотел бы сделать»[525].

В своем дневнике сам император написал кратко: «12 января 1916 г. Принял митр. Питирима»[526]. В привычной манере дневниковых записей Николая II о целях визита, причинах, заставивших митрополита явиться в Ставку, о ходе разговора не сообщалось. Зато генерал А.И. Спиридович в своих воспоминаниях достаточно подробно останавливается на посещении Ставки митрополитом Питиримом: «12-го в Ставку приехал и был принят государем митрополит Питирим. В эту аудиенцию владыка, поговорив о Синоде и духовенстве, высказал государю свое мнение о необходимости созыва Государственной думы. Такое вмешательство владыки в чуждую для него сферу очень удивило государя. По совету Манасевич-Мануйлова Питирим даже высказал государю мнение о необходимости сменить слишком старого Горемыкина и предложил на пост премьера Штюрмера»[527]. Стоит отметить, что в своих воспоминаниях о приезде митрополита Питирима в Ставку генерал А.И. Спиридович о православном приходе даже не упоминает, связывая разговор Питирима с императором исключительно с вопросом назначения Б. Штюрмера и созывом Государственной думы. В письмах императора к жене также зафиксировано: «Он говорил о Синоде, духовенстве и особенно о созыве Г осударственной думы - это меня удивляет, и я хотел бы знать, кто на него повлиял в этом отношении»[528]. По мнению все того же А.И. Спиридовнова, «сделал это владыка под влиянием бесед с Манасевичем-

Мануйловым. Мануйлов сумел расположить к себе владыку, в котором было много провинциального. Это был ловкий ход Мануйлова»[529].

Вероятно, тогда же Питирим предоставил императору и составленную им «памятную записку». Как вспоминал Г.И. Шавельский: «В январе 1916 года прибывшие на заседание члены Синода были извещены архиепископом Серафимом, что накануне, с вечерним поездом, совершенно неожиданно, неизвестно зачем уехал в Ставку митрополит Питирим, взяв с собою, без ведома и разрешения обер-прокурора, обер-секретаря Синодальной канцелярии П.В. Мудролюбова. Ни у кого из членов Синода не было сомнений, что Питирим пустился в какую-то аферу. Синод и обер-прокурор только тогда и узнали секрет поездки, когда государь передал обер-прокурору на рассмотрение Синодом представленный ему Питиримом доклад о приходе. Митрополит Питирим хотел легким путем войти в прочную славу. Митрополит надумал без участия Синода разрешить его [вопрос о приходе], чтобы слава досталась ему одному»[530]. Однако, стоит обратить внимание не на стремление митрополита к славе, а на то, что «митрополит надумал без участия Синода разрешить вопрос о приходе». Шавельский прав в том, что это была «афера», и Питирим действовал незаконно[531]. Это один из примеров того, как митрополит Питирим пытался воздействовать на процесс церковного реформирования в обход Св. Синода и обер-прокурора. Увы, «его благие пожелания, направленные на активизацию

церковных реформ, рассматривались современниками преимущественно как продуманные политические акции, способные продвинуть их инициатора еще ближе к высочайшим особам, укрепит его положение «в сферах»[532].

Пострадал от действий митрополита Питирима лишь обер-секретарь Св. Синода Петр Мудролюбов, который по определению Св. Синода от «12 февраля 1916 г. за № 990» был уволен с должности и назначен «на должность секретаря Минской духовной консистории»[533]. Такое назначение не могло расцениваться иначе как своеобразная ссылка, а никак простое понижение. Но, по утверждению Г. Шавельского, Мудролюбов вышел из ситуации легко: «в тот же день министр внутренних дел А.Н. Хвостов, по просьбе митрополита Питирима, предоставил Мудролюбову очень видную должность в своем министерстве. И увольнение Мудролюбова без прошения, и новое его назначение прошли одновременно высочайшими указами»[534].

Доклад Питирима о приходе был передан на рассмотрение Св. Синода по сообщениям прессы самим Петроградским митрополитом («Петроградский митрополит Питирим представил в Св. Синод обширную докладную записку о реформе церковного прихода»[535]), по сведениям протопресвитера Шавельского, являвшегося членом Св. Синода, эту докладную записку «государь передал обер- прокурору»[536], а уже обер-прокурор внес его на рассмотрение Синода.

Митрополит Питирим, придавая большое значение вопросу о приходской реформе, не только отстаивал свою точку зрения в заседаниях ведомственных[537], но и выступал по этому поводу в прессе.

Практически одновременно с описываемыми событиями в прессе появляется статья Питирима, посвященная православному приходу. Впервые она

была опубликована в «Новом времени» под заголовком «Об устроении православного прихода»[538]. На это стоит обратить особо внимание: церковный иерарх опубликовал статью не в «Церковных ведомостях» или «Приходском листке», а в светской газете. Это не могло прибавить популярности Питириму среди членов Св. Синода. Саблеровский проект, вовсе устранявший мирян от участия в руководстве жизнью прихода, как явно неприемлемый для Государственной думы, предстояло переработать заново, что заняло бы немало времени. Митрополит Питирим, «особо подчеркивая настойчивые пожелания Думы о необходимости воплощения реформы в жизнь»[539], предложил внести проект в Думу, как он есть, но снабдить представителя духовного ведомства в думской комиссии правом санкционировать любые вносимые ее членами изменения в рамках проекта Предсоборного присутствия 1906 - 1907 гг. Вопрос о приходе признавался теперь неотложным. Такой устав, по мнению митрополита Питирима, «с одной стороны, удовлетворит, по крайней мере, на первых порах насущную в настоящее время потребность в благоустроении Родины и оживлении приходской жизни, а затем по указаниям опыта может быть изменен и дополнен, а с другой - покажет, что Синод, оставаясь на твердом основании церковных канонов, вместе с тем, с должной отзывчивостью, прислушивается и затем идет навстречу, в связи с изменившимися условиями жизни и переживаемыми великими событиями, благоразумным и умеренным пожеланиям высших законодательных учреждений»[540]. Статья митрополита Питирима на эту тему в «Новом времени» вызвала крайнее волнение среди правых в Государственной думе, настроенных против демократического характера реформы прихода.

Таким образом, стоит признать, что в то время, пока Св. Синод настаивал на своей позиции и выступал за реформу православного прихода без права предоставления прихожанам избрания священнослужителей, а Дума отказывалась утверждать такой устав православного прихода, митрополит Питирим предлагал отложить споры и упрямство до более благоприятных для России времен, и

начать, наконец, действовать. Питирим выступал против губительного бездействия, в котором обвиняли Св. Синод депутаты Государственной думы.

Нельзя не сказать, что между обер-прокурором А.Н. Волжиным и митрополитом Питиримом существовал конфликт. Протопресвитер Г. Шавельский отмечал, что «новый обер-прокурор Св. Синода А.Н. Волжин сразу стал решительным его [Питирима] противником. Первая встреча их была сухо­официальной. Надо добавить, что скорейшему обострению между ними отношений усердно помогал Тверской архиепископ Серафим. У последнего еще теплилась надежда: провалить и свалить Питирима, а потом занять его место»543.

Главная причина недоброжелательного отношения А.Н. Волжина к митрополиту Питириму, по мнению протопресвитера, крылась в том, что Волжин знал «секрет быстрого возвышения Питирима»[541] (Шавельский считал, что секрет этот заключался в покровительстве Распутина). Князь Жевахов также связывал антипатию Волжина к Питириму с именем Распутина, только виделось ему это в несколько ином контексте: «Борьба» Волжина с нами [Питиримом и с самим Жеваховым] была лишь одним из выражений той болезни, какая свела Россию в могилу. Болезнь же эта была эпидемической и поражала всех. Везде мерещился Распутин...»[542]. Сам же А.Н. Волжин говорил по поводу митрополита Питирима депутату И.С. Клюжеву: «Разве он на своем месте? Я знаю его также очень хорошо и могу сказать одно - митрополитство не для него. Говорил я это и государю, но, к сожалению, другие влияния оказались сильнее. Ни для кого не секрет, что он ставленник Распутина»[543].

В то же время, отношения митрополита Питирима и Григория Распутина были неоднозначны, и обозначались скорее взаимной выгодой, нежели симпатией и почитанием. Владыка вел себя осторожно и, по возможности, старался с

Распутиным лично не встречаться. В качестве «связного» Питирим использовал своего секретаря И.З. Осипенко.

Постоянные встречи Распутина с секретарем Питирима Осипенко подтверждают «Выписки из данных наружного наблюдения за Григорием Распутиным за время с 1-го января 1915 г. по 8-е февраля 1916 г.», согласно им митрополит Питирим ни разу не посетил Распутина[544]. Осипенко посещал Распутина 173 раза, Распутин Осипенко - 3 раза, Питирим не посещал Распутина ни разу, Распутин приезжал к Питириму 10 раз[545]. Поведение Распутина по отношению к Питириму было таким же, как и ко всем другим лицам из правящего класса, на которых Распутин смотрел как на своих ставленников. Распутин о своей близости к митрополиту говорил, где можно, и в особенности говорил там, где этого нельзя было делать, что причиняло Питириму весьма много огорчений. При жизни Распутина последний был в курсе всех начинаний митрополита, поэтому Питириму приходилось с ним считаться[546]. Эта мелочная опека Распутина тяготила Питирима. Не смотря на все принимаемые меры, митрополиту Питириму вскоре пришлось испытать перемену общественных отношений к себе из-за своих связей с Распутиным. Конечно, это сказалось на общественной популярности Питирима[547].

Что касается обер-прокурора А.Н. Волжина и митрополита Питирима, то между ними произошла ссора, широко освещавшаяся в прессе. Это случилось, когда митрополит Питирим выступил в печати со статьей о реформе прихода, в которой содержались основные положения его доклада, представленного на рассмотрение Св. Синода, обер-прокурор возмутился самочинными действиями митрополита. А.Н. Волжин в Синоде выразил недовольство появлением в печати сведений по поводу приходской реформы и удивление, как сведения о секретных заседаниях Синода вообще попадают в печать и предложил Синоду вынести по этому поводу постановление[548]. Более того, в беседе с императором обер- прокурор А.Н. Волжин упомянул о произошедшем инциденте, и Николай II просил высказать митрополиту Питириму свое неудовольствие в связи с случившимся, не подозревая, что обер-прокурор преподнесет все это в виде официального выговора архиерею. «По инициативе депутата М.И. Арефьева, предполагалось предложить обер-прокурору Синода Волжину вопрос: «Какие формальные основания давали ему право поставить на вид митрополиту Питириму его выступление в печати с критикой проекта прихода»? «Заявление Волжина, - говорилось в вопросе, - носившее характер как бы официального выговора, нарушает традиции отношений между обер-прокурором и членами Синода»[549].

Конфликт обер-прокурора и Петроградского митрополита закончился примирением: «А.Н. Волжин обещал не отстаивать в думской комиссии законопроект о приходе полностью и принять ряд поправок»[550]. Но одновременно в духовных кругах появились «слухи, что внесенный Волжиным в Думу проект реформы прихода будет взят обратно для внесения в Думу при более благоприятных обстоятельствах»[551].

К февралю 1916 г. распространились разговоры о резкой перемене всего курса церковной политики. Указывали на пребывание в Петрограде архиепископа Пензенского Владимира и Тобольского Варнавы, известных в церковных кругах как сторонники восстановления патриаршества и созыва Собора. В связи с этим говорили, что митрополит Питирим вскоре займет место первоприсутствующего члена Синода, а митрополит Владимир отбудет в свою Киевскую епархию. Эта группа находила, что законопроект о реформе прихода приемлем без Собора, если проект [был бы] разработан и проведен на выборных началах, согласно докладу митрополита Питирима[552].

А что Св. Синод? Не дожидаясь окончания переработки или принятия устава православного прихода в Думе, Св. Синод продолжал действия, направленные к реорганизации прихода. Состоялось экстренное заседание Синода. А.Н. Волжин просил рекомендовать обсудить вопрос о реформе прихода. Св. Синод постановил, не ожидая проведения законопроекта о приходе в законодательном порядке, немедленно распорядиться о подготовительных действиях по проведению реформы[553]. Казалось бы, принятие предварительных мер свидетельствует об активной подготовке к введению в жизнь нового закона. Да, подготовка велась, но самого закона принято не было. В итоге проводимые мероприятия явились «предварительными» лишь на бумаге, а на практике - единственным, что удалось реализовать в деле реформирования прихода.

В связи с предстоящем обсуждением законопроекта о приходе в комиссии по делам Православной Церкви Св. Синод в феврале 1916 года выступил с определением, в котором говорилось, что война повлияла на приход положительно - замечался особый подъем религиозных настроений, и ничего не следует изменять в его организации. Так ли это?

По мнению архиереев, дело обстояло как раз таким образом. Так, владыка Серафим отмечал, что «обстоятельства чудовищной войны быстро развили приходскую деятельность»[554], но при этом признавалось, что новый приходской устав, «ожидаемый столько лет и вполне выработанный Св. Синодом, должен быть рассмотрен в законодательных учреждениях после войны»[555]. А на данный момент необходимо было «подготовиться к восприятию приходами этого устава»[556]. В прессе же и позднее отмечались нерадостные настроения по этому поводу, газеты продолжали пестрить сообщениями о разладе между священниками и прихожанами. Вот лишь одно из них, датированное августом 1916 г.: «К чему тратят отцы духовные напрасно слова о реформе прихода, если и прежние приходские порядки они упрощают в ущерб желанию прихожан. Много лет тому назад священники еженедельно и поочередно служили под субботы и под праздники всенощные в приписанной к приходу Михаила Архангела, что за Невской Заставой, кладбищенской часовенке в честь Успения Богоматери. А потом вдруг службы в кладбищенской часовне разом прекратились, и часовня опустела. Чем же объяснили отцы духовные своим прихожанам утрату заведенного обычая? Обидно сказать: дальностью пути и малодоходностью служения. С этого ли думают местные пастыри начинать реформу прихода и сближение духовенства с прихожанами?»[557]. Автор статьи задавал вполне резонный вопрос, но стоит задуматься и о другом: об этом ли «подъеме религиозных настроений» и «взаимном сближении священников и прихожан» говорилось в определении Синода? Ведь события, описанные в статье, происходили ни где-нибудь в глубинке, а в Петрограде. С другой стороны, можно ли говорить о ненужности приходской реформы в связи с наблюдаемым подъемом религиозности у населения? Реальная потребность в оживлении приходской жизни продолжала сохраняться.

Определением от 3 февраля 1916 г. за № 678 Св. Синод преподал епархиальным преосвященным и приходскому духовенству руководственные указания: «1) пригласить епархиальных преосвященных немедленно приступить - вместо предпринимавшихся время от времени частых - в ту или иную местность епархий поездок к неукоснительному посещению в своих епархиях сперва всех уездных городов, фабричных, промышленных и других крупных центров для объединения духовенства и мирян в делах благотворения и для разрешения могущих возникнуть недоразумений и пререканий в области как личных отношений между прихожанами и пастырями, так и в понимании существа приходской реформы и правильного усвоения задач приходской жизни, а потом начать тщательное посещение и всех вообще приходов, 2) поручить епархиальным преосвященным, выработав подробную программу действий для подготовки приходов к оживлению приходской жизни, сделать распоряжение об устройстве пасторских собраний с участием церковных старост и прихожан, для установления единообразия действий по возрождению приходской жизни, 3) призвать приходское духовенство ежемесячно устраивать приходские собрания, учреждать в приходах религиозно-просветительские кружки, и детские приюты и ясли, богадельни, заводить аптечки, при чем средства для сего изыскивать, на первое время, не путем самообложения прихожан, а путем добровольных пожертвований»[558].

Была создана особая комиссия при Св. Синоде под председательством митрополита Московского Макария, рассматривающая вопрос о мерах к освобождению епархиальных преосвященных от части дел епархиального управления. Ее журналы были рассмотрены на заседании Св. Синода. Согласно определению от 15 февраля 1916 г. за № 1031 «в связи с осуществлением в епархиях намеченных Св. Синодом подготовительных мероприятий к проведению в жизнь закона об устройстве православного прихода, большая часть епархиальных дел передана была в распоряжение викарных преосвященных, которые под общим наблюдением епархиальных преосвященных рассматривали бы и утверждали соответствующие постановления разных епархиальных учреждений по этим делам, но с тем, чтобы соответствующие рапорты и представления в Св. Синод шли от имени епархиального преосвященного и за его подписями»[559]. В непосредственном ведении самого епархиального архиерея оставались следующие дела[560]: «1. По духовным консисториям: 1) замещение священнических мест, 2) назначение должностных лиц, каковы: начальствующие в обителях, благочинные, духовники, следователи, 3) наградные дела, 4) дела о построении храмов, 5) об открытии новых приходов и о перечислении селений из одного прихода в другой, 6) об учреждении общин и монастырей, 7) о назначении жалования духовенству, 8) дела торгово-арендные (с предварительным заключением викария), 9) расходование церковных сумм на нужды прихода, 10) судные дела по проступкам и преступлениям клириков (с предварительным заключением викария); 2. Дела архиерейского домоуправления; 3. Дела епархиальных съездов и епархиального свечного завода; 4. Дела миссионерские и епархиальных учреждений, где епархиальный архиерей состоит председателем; 5. Дела епархиального училищного совета; 6. Дела духовных семинарий»[561]. Данные меры были одобрены царем 1 марта 1916 г.

Таким образом, Св. Синод как бы давал понять, что на данном этапе приходская жизнь зарождается заново, и, чтобы не потерять благостные начинания, необходимо укреплять ее за счет подготовки к реформе, но не ее осуществления! Это, несмотря на то, что проект устава был уже внесен в Государственную думу, и следовало торопиться с его принятием. В подтексте можно было прочесть вывод о ненужности никаких преобразований, ибо они откладывались на будущее, а не на текущий момент времени. Св. Синод с реформами по-прежнему не спешил и был верен прежнему курсу: ограничиться осуществлением подготовительных мер.

Депутаты Государственной думы с началом Первой мировой войны свернули свою законотворческую активность в деле церковного реформаторства. Сначала «полемика и разработка разных проектов продолжалась до 1915 г.: тут вопрос в Думе был снят с очереди войной»[562]. На обсуждение же депутатов вносились законопроекты, которые можно условно разделить на два разряда: об отпуске сумм на различные церковные нужды и о предоставлении духовенству тех или иных прав[563]. К тому же, сессии стали созываться нерегулярно, церковные вопросы окончательно перешли в разряд второстепенных. О Церкви вспоминали при обсуждении финансовой сметы в феврале 1916 г. Другой пример - обсуждение в конце ноября 1916 г. запроса об учреждении второй должности товарища обер-прокурора Святейшего Синода, специально создававшейся тогда для близкого столичному митрополиту Питириму князя Н.Д. Жевахова[564].

В рамках обсуждения финансовой сметы Св. Синода в феврале 1916 г. депутаты не упустили случая поднять вопрос о церковном реформировании, в том числе и о приходской реформе. Направления реформ были определены уже давно, таким образом, главным объектом обсуждения стала не суть самих преобразований, а участие Г осударственной думы в деле церковного реформирования и причины отсрочки проведения реформ в жизнь. Докладчик бюджетной комиссии В.А. Потулов (земец-октябрист[565]) заявил на заседании 25 февраля 1916 г., что «Государственной думе придется путем ли отмены существующих законов, или путем создания новых законов принимать участие в коренной реформе церковного управления»[566]. Е.П. Ковалевский (земец- октябрист) отметил, что даже «противники вмешательства народного представительства в область церковной жизни члены Государственной думы В.Н. Львов и В.П. Шеин выступили против системы безучастия и громко заговорили о праве поднять свой голос по этим вопросам»[567]. Сам В.П. Шеин (прогрессивный националист) говорил: «Я отстаиваю наше [Государственной думы] право указывать на все церковные нестроения, высказывать наши пожелания о всех церковных преобразованиях, указывать их способы устранения и совершения. Но при всем том я далек от мысли, чтобы Г осударственная дума имела право сама, собственною своею властью, собственными своими законодательными правами, совершать в Церкви те или иные преобразования»[568].

А что же обер-прокурор Св. Синода? Ему ничего другого не оставалось, как защищаться от нападок и упреков депутатов. Так, А.Н. Волжин не только обратил внимания депутатов на то, что законопроект о приходе в настоящий момент находится на рассмотрении Г осударственной думы, но также сообщил, что «Св. Синод приказал епархиальным преосвященным немедленно приступить к посещению приходов для объединения духовенства и мирян в делах умиротворения и разрешения могущих возникнуть недоразумения»[569] в связи с предстоящей приходской реформой.

Почему же депутаты так активно заговорили об их праве вмешиваться в дела ведомства православного исповедания, по крайней мере, в вопросе церковных реформ? Связано это было, в первую очередь, с тем, что лимит доверия Св. Синоду в этом вопросе был исчерпан. Шли годы, а реформ все не было. «Мы все говорим о реформах, и реформы эти не двигаются, - возмущался депутат В.А. Потулов, - мы стоим на какой-то мертвой точке, с которой никак не можем сдвинуться»[570]. Относительно приходской реформы отмечал: «Этот законопроект, к несчастью, очень неполный, очень недостаточный. Конечно, он подлежит исправлению и изменению в Государственной думе, но и то мы, собственно говоря, не можем быть твердо убеждены, что мы доживем до его рассмотрения, так как он уже раз вносился в Государственную думу и, по неизвестным, совершенно непонятным нам причинам, был взят обратно»[571]. Ему вторил другой депутат, тоже земец-октябрист, Е.П. Ковалевский: «Как тяжел в действительности переход от самых искренних обещаний и наилучших намерений к делам, не к мелким делишкам, а к настоящим большим делам»[572].

Весь круг означенных выше церковных реформ откладывался, как уверяли церковные власти, ненадолго - сначала до созыва Поместного Собора, а потом к этому аргументу добавился еще один очень существенный: после преодоления трудностей военного времени. В целом, приходилось ждать все того же Поместного Собора, только он отодвигался на еще более неопределенный срок. Сложившаяся ситуация наводила на размышления об элементарном нежелании высшей церковной власти проводить преобразования. «Не является ли Собор просто ширмой, просто такой благовидной причиной, благовидным отводом глаз, для того, чтобы не делать того, что яко бы, должен сделать сам Собор?»[573] - рассуждал прогрессивный националист В.П. Шеин.

Депутаты-священники Государственной думы также не забывали о реформах Церкви, так, «ряд ораторов - священников высказывались в том смысле, что такие вопросы, как реформа прихода, консистории и созыв Всероссийского Собора требуют немедленного решения». Священники Г.Т. Алферов (независимый правый[574]), Ф.Д. Филоненко (центр[575]) и Н.Е. Гепецкий (центр[576]) «единодушно сходятся в этом мнении»[577].

Депутат М.А. Караулов (независимый[578]) указывал, что «в свое время группа независимых отказалась от участия в [Прогрессивном] блоке, считая его программу недостаточно полной для данного момента»[579]. Он отмечал также, что «по мнению группы, программу блока надлежало бы дополнить вопросами о православном приходе, о борьбе с дороговизной и о борьбе с немецким засильем»[580]. На наш взгляд, это очень ценное уточнение с точки зрения понимания позиции Государственной думы по приходскому вопросу.

Программа Прогрессивного блока[581] включала в себя перечень наиболее важных преобразований для сохранения «внутреннего мира» и доведения войны до победного конца. Она содержала в себе минимум необходимых и приоритетных либеральных реформ, и реформа православного прихода в нее включена не была. При этом стоит отметить, что при выработке законодательной программы блока на заседании президиума 9 ноября 1915 г. В.Н. Львов выступал за то, чтобы данный вопрос был включен в программу, с его слов записано П.Н. Милюковым: «Приход, по предложению А.А. Папкова[582]»[583]. Это уточнение значимо еще и потому, что именно В.Н. Львов был председателем комиссии по делам Православной Церкви, которой и предстояло в феврале 1916 г. приступить к обсуждению проекта устава православного прихода. В.Н. Львов вступил в Прогрессивный блок в августе 1915 г. Из шести списков будущего правительства, составленных и опубликованных в 1915 г., он в качестве кандидата в обер- прокуроры Св. Синода фигурировал в четырех[584].

3.2.

<< | >>
Источник: Бокарева Людмила Сергеевна. Проекты реформы православного прихода и материального обеспечения духовенства в России в 1913 - 1917 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. 2015

Еще по теме Смена обер-прокуроров Св. Синода и «жонглирование» законопроектом о приходе:

  1. Статья 127. Генеральный прокурор и нижестоящие прокуроры независимы в осуществлении своих полномочий и руководствуются законодательством.
  2. Статья 100. Любой законопроект, если иное не предусмотрено Конституцией, вначале рассматривается в Палате представителей, а затем в Совете Республики.
  3. Бокарева Людмила Сергеевна. Проекты реформы православного прихода и материального обеспечения духовенства в России в 1913 - 1917 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук, 2015
  4. Статья 126. Единую и централизованную систему органов прокуратуры возглавляет Генеральный прокурор, назначаемый Президентом с согласия Совета Республики.
  5. Статья 125. Надзор за точным и единообразным исполнением законов, декретов, указов и иных нормативных актов министерствами и другими подведомственными Совету Министров органами,
  6. Исаева Валентина Борисовна. Социальный механизм религиозной конверсии: на примере петербургской буддийской мирской общины Карма Кагью. Диссертация, СПбГУ., 2014
  7. Статья 99. Право законодательной инициативы принадлежит Президенту, депутатам Палаты представителей, Совету Республики, Правительству, а также гражданам, обладающим избирательным правом, в количестве не менее 50 тысяч человек и реализуется в Палате представителей.
  8. Статья 95. Палаты собираются на две очередные сессии в год.
  9. Концепция построения спектрометра-дозиметра нейтронного излучения реального времени
  10. Статья 116. Контроль за конституционностью нормативных актов в государстве осуществляется Конституционным Судом Республики Беларусь.
  11. Статья 84. Президент Республики Беларусь:
  12. Статья 98. Совет Республики: