1.1 Особенности политики послевоенного восстановления городов в СССР

В послевоенное десятилетие происходила реанимация разрушенной экономики страны, а в градостроительном плане форсированное восстановление и реконструкция населённых пунктов. Предварительно необходимо было ликвидировать боеприпасы, баррикады, провести разминирование и санитарную расчистку городских территорий, разобрать завалы и аварийные объекты.

Основная задача послевоенного пятилетнего плана заключалась в том, чтобы восстановить районы страны, подвергшиеся оккупации, достичь довоенного уровня развития промышленности и сельского хозяйства и превзойти их. Градостроительная политика государства была нацелена на восстановление жилого фонда, коммунального хозяйства и промышленных предприятий с учётом максимальной экономии всех видов затрат, с ориентацией на местные материальные и трудовые ресурсы. Перед архитекторами-проектировщиками стояла непростая проблема. Её суть в 1945 г. сформулировал президент Академии архитектуры В.А. Веснин: необходимо «...не просто восстанавливать разрушенное, механически копируя недочёты, имевшиеся в прежней планировке и застройке городов, а в том, чтобы создать города, ансамбли и отдельные здания ещё более красивые и величественные, чем они были до разрушения»^{[119] [120].}

Уже 21 августа 1943 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) издали постановление «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобождённых от немецкой оккупации». В сентябре 1943 г. для руководства основными работами по восстановлению городов был организован Государственный комитет по делам архитектуры при Совнаркоме СССР. Для руководства местными архитектурными органами и решения вопросов планирования 21 декабря 1943 г. создано Управление по делам архитектуры при Совете Министров РСФСР . Таким образом, с оформлением организационно-управленческого аппарата гражданское строительство было отделено от военно-промышленного^[121].

В 1942 - 1944 гг. велась разработка проектов реконструкции крупнейших городов, пострадавших в результате военных действий, - Ленинграда, Сталинграда, Смоленска, Новгорода, Калинина, Воронежа, Севастополя и др. 1 ноября 1945 года СНК СССР принял постановление № 2222 «О первоочередном восстановлении 15 русских городов», сильно пострадавших в войну, расположенных вдоль всей западной границы России - от Мурманска до Севастополя. Несмотря на то, что правительственное постановление касалось 15 городов, принципы и порядок восстановления, в нём заложенные, распространились на все города.

Постановление имело важное идеологическое значение. Выбор городов носил символический характер, так как были выделены центры на западной границе, связанные с выдающимися событиями отечественной истории. Их возрождение должно было стать утверждением неприступности границ и архитектурным прославлением Победы. Поэтому повсеместно первоочередное значение отводилось проектированию и возведению монументов во славу Красной армии. Постановление имело и экономическое значение, так как все эти города - крупные областные и краевые центры. Восстановление предполагало возрождение промышленного производства, транспортных связей. В то же время союзные и республиканские наркоматы получили предписание оказать помощь городским властям в возрождении хозяйства.

Таким образом, восстановление жилых и общественных зданий фактически осуществлялось за счёт ведомств, в которых были сосредоточены финансовые и материально-технические ресурсы.

индустриализации вели к пониманию города как «поселения при производстве»^[122]. Этой концепции противостояла идея строительства «городов-ансамблей»^{[123] [124], также заложенная в постановлении «О первоочередном восстановлении». Таким образом, в градостроительную политику изначально было заложено противоречие. Особенно трудно было бороться с этими тенденциями архитекторам на местах.}

Восстановление городов следовало проводить на основе утверждённого идейно­художественного решения, заключённого в генеральном плане. Разработкой генпланов занимался московский Г осударственный институт по проектированию городов (Гипрогор), находившийся в системе Комитета по делам архитектуры при СНК СССР. В работе по восстановлению городов, вошедших в список 15 первоочередных, Гипрогор руководствовался проектными предложениями Г осударственных архитектурных мастерских, организованных в 1943 г. Мастерскими руководили академики архитектуры А.В. Щусев, Г.П. Гольц, М.Я. Гинзбург, Н.Я. Колли и др. В годы войны институт потерял свои архивы. Кроме того, работу осложняла нехватка архитекторов высшей квалификации. Дефицитные кадры были задействованы в формировании новых научных учреждений (Институт градостроительства Академии архитектуры СССР и др.). В основном работала только что окончившая вузы молодёжь . Постепенно с 1944 г.

происходило возвращение специалистов из эвакуации. В 1944 г. Академия архитектуры насчитывала всего 22 действительных члена и 38 членов-корреспондентов^{[125] [126].}

Проектирование шло ускоренными темпами. За десять послевоенных лет Гипрогор разработал около 300 генеральных планов. В 1956 г. из всех городов РСФСР генпланы имело только 294 города, т.е. 40 % . Постоянное расширение объёмов проектирования, переход к реконструкции тыловых восточных районов страны приводили к тому, что разработка генпланов часто осуществлялась вдали от городов.

Восстановление и новое строительство велись параллельно. В связи с этим основная нагрузка градостроительной деятельности падала на плечи главных архитекторов. Важно было наладить взаимодействие и согласованность действий центрального (Гипрогор) и местного (главный архитектор) звена. Здесь опять напоминала о себе кадровая проблема дефицита проектировщиков и технического персонала. Например, в Сталинграде архитектурно-планировочная мастерская при Управлении главного архитектора насчитывала в 1946 г. всего 43 специалиста при утверждённой численности штата в 150 человек^{[127] [128]. Как отмечает исследователь Д.В. Сладков, сложившаяся ситуация явилась закономерной причиной того, что ряд}

4

послевоенных проектов отличался низким качеством .

Именно по причине существовавших проблем, а также в связи с отсутствием законодательных механизмов, регулировавших градостроительство, большое значение приобретала роль личности главного архитектора города. Согласно исследованию Ю.Л. Косенковой, статус руководителя городской архитектуры был повышен во время войны^[129]. До 1940 г. главные архитекторы имелись не во всех городах и состояли в штате системы коммунальных служб, подчиняясь заведующему горкомхозом. В октябре 1944 г. СНК СССР утвердил разработанное Комитетом по делам архитектуры «Положение о главном архитекторе города», существенно расширившее его функции и организационную роль. Фактически, он стал главной фигурой в городе, контролировавшей вопросы восстановительного строительства и проектирования, причём зачастую не только в областном центре, но и во всей области.

В то время как маститые столичные архитекторы разрабатывали генпланы, главные архитекторы решали насущные потребности городов. На плечи зодчих также ложилась важная задача адаптировать генплан к местным условиям при разработке схемы первой очереди застройки и проекта центра. Таким образом, градостроительная работа строилась от общего к частому, из центра - к периферии.

Архитектура как один из видов искусства являлась орудием идеологии. Принципы проектирования городов, архитектурно-стилевые особенности оформления зданий и сооружений в условиях командно-административной системы управления определяли высшие партийные инстанции и лично И.В. Сталин. Президент Академии архитектуры СССР В.А. Веснин в одном из докладов, озвученных в 1947 г., выразил суть понимания советским руководством архитектурно-градостроительной деятельности: «Наша наука должна быть теснейшим образом связана с политикой нашего государства, служить его целям, быть мощным орудием его политики»^[130]. Тоталитарная система жестко пресекала и контролировала попытки проявления всякого рода индивидуальности и отступления от официальных общеобязательных норм. В искусстве господствовал метод «социалистического реализма», его стилевым выражением в архитектуре был «сталинский ампир». Стиль подразумевал обращение к разным направлениям прошлых эпох, «взятым в их умелом творческом применении к современным условиям развития»^[131]. Особое значение отводилось русской средневековой архитектуре и русскому классицизму, символизировавших непрерывность исторических традиций^[132]. Остальные стили были объявлены реакционными и враждебными. В целом «сталинский ампир» вобрал в себя черты барокко, ампира, классицизма, ар-деко. В основу теоретических концепций были положены принципы традиционализма и историзма^[133]. Настроения, порождённые Победой, способствовали тому, что после войны архитектура приобрела «героико-повествовательный» характер.

Вопреки надеждам населения на перемены к лучшему, вскоре после окончания войны руководство страны приняло меры по ужесточению внутриполитического курса. По справедливому замечанию профессора А.В. Иконникова, во второй половине 1940-х гг. давление сталинской идеологии на архитектуру стало более жёстким и откровенным. Принимались всевозможные меры для подавления критической мысли^[134].

Изучая материалы восстановления, можно заметить такую закономерность: большинство генеральных планов 1940-х - начала 1950-х гг. создавалось на основе сочетания «шаблона», заключавшего в себе принятые в стране нормы и принципы проектирования, с композиционными особенностями разных по своему характеру городов. Исследователи, изучающие сталинскую архитектуру, сходятся во мнении, что в качестве «шаблона» выступала модель, ориентированная на концепцию генплана Москвы 1935 г. Д-р архитектуры Ю.Л. Косенкова определяет его суть формулой «весь город - ансамбль»^[135].

Послевоенное преобразование городов призвано было устранить недостатки в их планировке. Как правило, генпланы предполагали сохранение исторически сложившейся структуры поселения, уменьшение плотности застройки, расширение центральных улиц и пробивку новых магистралей, упорядочивание транспортной сети, функциональное зонирование территорий. В архитектуре на первое место ставилось идейно-художественное содержание, а не рациональность. В послевоенном восстановлении укоренилась задача создания города как произведения искусства, состоящего из крупных взаимосвязанных архитектурных ансамблей^[136]. О приоритете создания композиционных акцентов над функциональными задачами говорит стремление архитекторов - авторов послевоенных генпланов - сделать город гостеприимным, открытым для советских людей. Отсюда особое внимание к привокзальной площади и её связи с городским центром, идея раскрытия города к морю или реке (даже когда климатические условия требовали замкнутой планировки), создание даже в небольших городах композиционных доминант, поражающих воображение (административные здания, высотки, монументы и т.п.), развитие системы зелёных насаждений, создание обширных парковых зон. Центр идеального советского города виделся как просторная площадь для парадов и митингов. По меткому выражению А.В. Иконникова, жилые дома становились выражением духа «сталинской эпохи», их фасады обрамляли главные магистрали, являвшиеся выражением триумфа Советского государства^[137]. К неоспоримому плюсу послевоенной градостроительной идеологии следует отнести заботу о гражданине. Проектировщики не делали разницы между периферийными и центральными районами городов. В равной степени их предполагалось оснащать инженерно-коммунальным благоустройством, общественными центрами, необходимыми социальными учреждениями.

По С.О. Хан-Магомедову, послевоенные проекты предусматривали выполнение социальных заказов государства^{[138] [139]. А именно - проектирование памятников, пантеонов и музеев Великой Отечественной войны; павильонов достижений народного хозяйства; возведение высотных зданий (в т. ч. Дворцов Советов); привлечение к проектированию городов крупных специалистов из Москвы и Ленинграда.}

Проекты реконструкции древних русских городов требовали особого подхода, необходимо было соблюсти соответствие старого и нового. При этом в историческом городе новое должно было доминировать, но не подавлять старое . В Пскове, Новгороде, Смоленске и других городах памятники архитектуры были включены во вновь проектируемую застройку. Согласно постановлению Совета Министров РСФСР от 22 мая 1947 г. «Об охране памятников архитектуры» историко-художественное наследие национальной культуры объявлялось неприкосновенным. К постановлению прилагался список памятников, подлежавших государственной охране на территории

РСФСР. Присоединённые по результатам войны территории, за исключением Выборга, в этот список не попали^[140].

Город Выборг, который вместе с Карельским перешейком вошёл в состав СССР в результате заключённого с Финляндией перемирия 19 сентября 1944 г., значился в числе 15-ти городов, восстановление которых считалось первоочередным. Этому способствовали его историческая принадлежность России и географическое положение вблизи западной государственной границы. К 1948 г. в городе вступили в строй все промышленные предприятия, началось строительство новых заводов. Возросла роль Выборга как железнодорожного узла и портового города, а также как культурного и туристического центра Ленинградской области. Однако некоторые сохранившиеся исторические здания, стиль которых не отвечал требованиям советской архитектуры, были снесены (напр., лютеранский собор) или изменили свой облик^{[141] [142] [143].}

Д-р Ю.Л. Косенкова отметила, что в отношении городов Прибалтики у послевоенных архитекторов сложилось неоднозначное впечатление . С одной стороны, их «хаотичная» застройка противоречила советской концепции города, с другой стороны, средневековый облик старых улочек вызывал интерес и восхищение. Архитекторы оправдывались тем, что «старый город в этих городах - памятник народной национальной культуры, представляет большую историческую и

4

архитектурную ценность, что не может не учитываться в ходе реконструкции...» . Версия о «тевтонском происхождении» прибалтийской архитектуры приписывалась «литературе стран капиталистического Запада»^[144]. Такой же противоречивой была и градостроительная практика. В целом, с учётом военных разрушений, зодчие вносили в генпланы поправки, основанные «на принципах социалистического градостроительства». В городах в процессе восстановления возникали кварталы типовой застройки, облик улиц насыщался советской монументальной символикой. Однако выдающиеся архитектурные памятники, композиции старых городов были сохранены, а позднее восстановлены в Риге, Вильнюсе, Таллинне и других городах прибалтийских республик. Уже в 1952 г. на творческой встрече архитекторов Прибалтики совместно с архитекторами Москвы и Ленинграда в Вильнюсе было решено «принять неотложные и действенные меры к сохранению зданий памятников архитектуры»^[145]. Таким образом, зодчие отстаивали включение памятников в новую городскую среду при соблюдении требований современного советского градостроительства.

В ряде городов уже с 1948 г. началась реализация генпланов. Однако их полное осуществление априори являлось невозможным. Хаотичная застройка жилыми домами в обстановке послевоенной дезорганизации городских управленческих структур, неспособных осуществить контроль и руководство строительством, исчерпала земельные ресурсы. Генпланы требовали корректировок и доработок. К сожалению, главный архитектор не имел права напрямую вмешиваться в размещение промышленного строительства и строительства жилья, которое велось в основном на средства предприятий. Он должен был вести переговоры через Комитет по делам архитектуры СНК СССР, который в свою очередь обращался в соответствующие министерства. Такая переписка носила затяжной характер^[146]. Усложняла и замедляла работу архитектора и иерархическая многоступенчатая система утверждения градостроительных проектов.

Реальное строительство велось по упрощённым типовым проектам, разработанным академиками архитектуры для скорейшего решения жилищного вопроса, или по разработанным местными архитекторами проектам реконструкции и приспособления сохранившихся зданий. Строительство велось с предельной экономией. Почти повсеместно не хватало металлов, строительной керамики и других материалов^[147].

Сразу по окончании боевых действий началось восстановление коробок разрушенных домов, строительство «временных» малоэтажных зданий, которые на деле стали жильём советских граждан на долгие десятилетия. В послевоенные годы постоянно увеличивались темпы жилищного и культурно-бытового строительства. Во многих городах к середине 1950-х гг. был превышен довоенный уровень жилой

1 2 площади . Если в 1938 г. в СССР насчитывалось 808 городов, то в 1954 г. - 1515 . Это

было обусловлено тем, что многие посёлки выросли и поменяли свой статус. Кроме

того, строились новые города, прежде всего промышленного и научного значения.

Однако темпы строительных работ отставали от масштабов роста городского населения,

численность которого стремительно увеличивалась и к середине 1960-х гг. превысила

численность сельского. В 1950-е гг. нехватка жилья переросла в острую жилищную

проблему.

Со смертью И.В. Сталина в Советском Союзе начался новый этап в истории СССР, а, следовательно, и новый этап в советском зодчестве. Если в начале 1930-х гг. основной причиной отказа от конструктивизма в пользу богатого неоклассицизма в архитектурной среде называлось возросшее благосостояние населения и страны в целом, то в середине 1950-х гг. отход от принципов исторической архитектуры был продиктован как нехваткой финансов для реализации проектов, так и острой жилищной проблемой.

На Всесоюзном совещании строителей в декабре 1954 г. сталинскую архитектуру обвинили в забвении основных принципов советского градостроения, которые заключались в «создании максимальных удобств для трудящихся, экономичности и конструктивной целесообразности сооружений, индустриализации их строительства на базе унификации, стандартизации и типизации архитектурных и конструкторских элементов»³. В своей речи первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущёв отметил, что задачи архитектуры сводятся к решению насущных проблем, прежде всего, жилищного строительства⁴. Приоритет отводился внутреннему содержанию (конструкция дома, внутренняя планировка) взамен внешнего оформления. Однако провозглашённые задачи не означали возврата к конструктивизму. На практике приоритет отводился количеству в ущерб качеству. Как отмечают исследователи, одной из предпосылок градостроительной перестройки середины 1950-х гг. стало сооружение более 400 заводов сборного железобетона⁵. ^{[148] [149] [150] [151] [152]}

Ранее уже подчеркивалось, что проектная документация разрабатывалась в соответствии с законодательными актами, которые определяли основные направления социально-экономического развития СССР. С принятием постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О развитии производства сборных железобетонных конструкций и деталей для строительства» (19 августа 1954 г.), «О мерах по дальнейшей индустриализации, улучшению качества и снижению стоимости строительства» (23 августа 1955 г.), а также «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» (4 ноября 1955 г.) начался пересмотр проектной документации в соответствии с новыми требованиями.

В последнем постановлении перечислены объекты в разных городах, спроектированные неправильно, названы имена конкретных архитекторов. Сталинский стиль архитектуры заклеймён как «дворцово-показной». Критике подверглись учреждения, определявшие направления градостроительной деятельности для всей страны - Академия архитектуры СССР, Союз архитекторов СССР, Государственный комитет Совета Министров СССР по делам строительства, Московский архитектурный институт. В числе виновных оказался даже Комитет по Сталинским премиям, дававший ошибочные оценки архитектурным проектам. Надлежало полностью перестроить работу

органов архитектуры и строительства. На пересмотр всех проектов отводился

1

трёхмесячный строк .

Генпланы необходимо было переделать таким образом, чтобы они предусматривали: удешевление и ускорение строительства; застройку по принципу микрорайонов (что зачастую вносило изменения в планировочную структуру городов); массовое строительство многоквартирных типовых жилых домов из крупных блоков, панелей; утилитарность создаваемого пространства; простой и рациональный дизайн проектов. Перед советскими архитекторами и инженерами ставилась задача «строить быстро, дёшево и красиво». Эта формула наиболее ёмко и полно определяет новый советский стиль в архитектуре. Постановление Совета Министров СССР «об устранении излишеств», имевшее целью экономию государственных средств, на деле вылилось в низкое качество строительства. В сметы перестали закладывать целый ряд необходимых работ (шлифовка полов, облицовка внутренних стен и т.п.). ^[153]

Как убедительно доказала в своей публикации О.В. Казакова, поиск экономичных методов индустриального строительства начался еще в середине 1930-х гг. И звучал он не только в выступлениях Н.С. Хрущёва, но и из уст ведущих архитекторов страны. И даже на законодательном уровне. Особенно актуальной тенденция к типизации и упрощению стала в послевоенные годы. В сталинском градостроительстве коренилось острое противоречие между необходимостью удешевления строительства и желанием продемонстрировать в монументальной архитектуре успехи государства¹. Жилищное градостроительство в послевоенные годы ограничивала нехватка материалов, механизмов, квалифицированных рабочих и специалистов. Стандартизация строительства и внедрение индустриальных методов являлись закономерной необходимостью. Изменившаяся историческая ситуация диктовала свои условия.

«Классическая утопия архитектуры» (используя терминологию А.В. Иконникова) столкнулась с приоритетом функциональности архитектуры, строительных технологий. Художественное оформление, специальные проекты отошли на второй план, уступив место массовому типизированному строительству. Каждый гражданин Советского Союза должен был получить уровень минимальных благ, в том числе собственное жильё. Однако парадокс истории заключается в том, что «сталинки» в конструктивном плане оказались значительно качественнее и долговечнее «хрущёвок».

Этот нелёгкий период вносил изменения в профессиональные взгляды архитекторов, инженеров, строителей, в сам характер творческого процесса. Типизация градостроительства повлекла за собой снижение роли творческой личности архитектора. Продолжились начатые ранее изменения организационно-управленческой системы. На смену Комитета по делам архитектуры в 1949 г. было создано Министерство городского строительства, в 1950 г. его сменил Государственный комитет Совета Министров СССР по делам строительства (Госстрой СССР), деятельность которого была направлена на обеспечение технического прогресса в градостроении. По инициативе Н.С. Хрущёва в рамках борьбы с бюрократизацией по всей стране происходило упрощение структуры управления и сокращение численности аппарата государственных служащих. На местах в середине 1950-х гг. повсеместно реорганизовывали отделы по делам архитектуры при ^[154] облисполкомах в отделы по делам строительства и архитектуры, упраздняли службы главных архитекторов города посредством их ввода в штаты областных управлений.

31 июля 1957 г. ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О развитии жилищного строительства в СССР», которое поставило задачу устранить в течение 10 - 12 лет недостаток в жилищах. Уже к концу 1950-х гг. во многих городах путём колоссального напряжения сил населения был не только восстановлен, но и намного превзойден довоенный уровень жилищного и промышленного строительства^[155].

Итак, в послевоенные годы в Советском Союзе активно происходило восстановление и реконструкция пострадавших городов. При этом наблюдался перевес в пользу городов запада СССР. В восточных районах градостроительные преобразования не были столь масштабными. Главный проектный институт Гипрогор занимался разработкой проектов генпланов большинства советских городов. Были сформированы основополагающие принципы, на которых строилась архитектурно­градостроительная деятельность. С одной стороны, советскую архитектуру ограничивали рамки единой для всей страны градостроительной концепции, с другой стороны, послевоенные строители стали творцами интересных образцов архитектурной творческой мысли.

Новые пограничные населённые пункты на северо-западной границе Советского Союза естественным образом должны были проектироваться в соответствии с имевшимися образцами. Они менялись в зависимости от политической ситуации в стране. Фактически развитие шло от демонстрации триумфа Победы, выразившейся в гонке восстановления промышленности и возрождения старейших городов в ещё лучшем виде, чем они были до войны, к решению социальных проблем, обострившихся в ходе этой гонки. Ведь монументальные дорогостоящие здания в стиле «сталинского ампира» строились для удовлетворения жилищной потребности, прежде всего, партийной номенклатуры. Простые граждане довольствовались барачными жилищами, наспех построенными за счёт промышленных предприятий, и упрощёнными типовыми домами, возводившимися государственными строительными конторами на словах временно, а на деле на длительный срок. Таким образом, за парадностью и демонстративным пафосом восстановленных в кратчайшие сроки советских городов скрывались неудовлетворённые жилищно-бытовые нужды населения. Послевоенная обстановка требовала максимальной дешевизны и быстроты строительства. С середины 1950-х гг. формула дешёвое жилье в быстрые сроки была помножена десятикратно и начала использоваться в массовом порядке.

Анализ архитектурного развития городов бывшей Восточной Пруссии на фоне общих советских тенденций позволит выделить общие и региональные особенности становления городской среды. Далее будет рассмотрено, каким образом отразилась централизованная политика советского государства на градостроительстве Калининграда и Клайпеды.

1.2 Исторический опыт градостроительства в Кёнигсберге и Мемеле

в межвоенный период

В рамках изучения восстановительного периода истории градостроительства в бывшей Восточной Пруссии после Великой Отечественной войны, целесообразно рассмотреть, как происходило возрождение прусских городов после Первой мировой войны. Ведь градостроительная среда, созданная в Кёнигсберге, Мемеле и малых городах германской провинции в первой половине XX в., во многом определяет их современный облик.

Немецкий архитектор К. Фрик выделил два типа городов в Восточной Пруссии - орденские и колониальные. Центр орденского города (Кёнигсберг, Мемель, Гердауэн, Норденбург, Домнау и др.) сосредоточен вокруг замка или кирхи, его характеризует плотная застройка. Колониальные города (Шталлупёнен, Ширвиндт, Голдап и др.) моложе орденских, их отличает обширность и просторность, центр сосредоточен вокруг рыночной площади^{[156] [157]. Городскими доминантами в обоих типах городов были церкви, поэтому культовые здания размещались на возвышенностях, на перекрестках, на оси улиц.}

До начала XX в. орденские города Кёнигсберг и Мемель представляли собой, прежде всего, крепости, градостроительные изменения происходили в соответствии с военно-оборонительными нуждами и планами развития. В основе Кёнигсберга лежала радиально-кольцевая система планировки. В Мемеле исторически сложилась прямоугольно-прямолинейная структура застройки, обусловленная географическим расположением города вдоль Куршского залива. После крупного пожара 1854 г. производственные здания и склады были перенесены на берега реки Дане, на юге и востоке возводили промышленные объекты. Произошло разуплотнение застройки центра. Развитие жилой городской территории пошло на север.

Как отмечает И.В. Белинцева, в двадцатом столетии большое значение стало отводиться «видовым эффектам» . В 1910-е гг. в Кёнигсберге начался снос части городских укреплений, в частности внутреннего вального кольца, некоторых городских ворот (Трагхаймских, Штайндаммских) с целью создания на их месте промышленных, жилых и рекреационных зон^[158]. Это решение городского магистрата было связано с тем, что земляной вал препятствовал росту города. В пределах системы оборонительных укреплений размещались основные селитебные территории. По отзывам современников, город был загнан в тесное пространство и перенаселён^[159]. На одном гектаре в разных городских районах располагалось от 10 до 25 жилых домов^[160]. Они примыкали друг к другу торцами, образуя сплошную линию фасадов, выходивших на улицу. Средняя высота в центре составляла 4 - 5 этажей. Плотность населения: в 1900 г. - 333 человек на 1 га, в 1925 г. - 420 человек на 1 га^[161]. Типичными для города были узкие улицы, лишённые дневного света. Их ширина в центральной части местами составляла не более трёх метров. Бытовало даже такое шутливое стихотворение: «В Кёнигсберге много разных улиц маленьких и грязных»^{[162] [163]. Не соблюдались санитарные зоны между предприятиями и жилой застройкой. Мелкие и средние предприятия располагались среди кварталов. Крупные предприятия, как и в Мемеле, размещались по берегам реки, вблизи железнодорожных узлов, а также на загородных территориях.}

Но, несмотря на хаотичность городской застройки, город обладал красивым ландшафтом, расчленённым рекой Прегель и многочисленными водоёмами. Вот как описывал Кёнигсберг журналист и писатель С.Р. Минцлов: «Расположен он на холмах и изрезан каналами; на самом высоком месте, словно на страже, стоит древний замок; куда

ни оглянись - везде видишь памятники старины, статуи замечательных людей, заботу о

6

прошлом, чистоту и порядок в настоящем» .

Начавшаяся Первая мировая война приостановила снос оборонительных сооружений Кёнигсберга.

Война принесла значительные разрушения в малые города: на две трети были разрушены Тапиау, Шталлупёнен, почти полностью Ширвиндт и Эйдткунен, значительный урон понесли Мемель, Гумбиннен. Руины некоторых городов запечатлены на послевоенных открытках, а также на нотгельдах - «чрезвычайных деньгах», которые выпускали муниципалитеты с целью получения помощи от других провинций. Крупные центры (Кёнигсберг, Инстербург) пострадали не столь значительно^{[164] [165].}

По результатам войны Восточная Пруссия оказалась в сложной экономической ситуации, будучи отрезанной от основной территории Германии Данцигским коридором. Численность населения сокращалась из-за оттока жителей в казавшиеся более благоприятными районы страны. Но правительство Г ермании стремилось к тому, чтобы отрезанная провинция оставалась частью единого государства, для чего осуществляло его массированную поддержку путём мощных экономических вливаний.

Восстановление сельскохозяйственной провинции Германии началось уже во время войны, в 1915 - 1916 гг. В то время как страну поглотила инфляция, в Кёнигсберге и Восточной Пруссии велось активное строительство. Это стало возможным благодаря финансовой помощи правительства и работе городских управлений, которые быстро и целенаправленно вложили деньги, снизив тем самым потери от инфляции . Обер- бургомистр Кёнигсберга основал городской банк и ряд муниципальных предприятий на коммерческой основе. Они приносили существенную прибыль в казну. В апреле 1920 г. для решения проблем провинции была создана «Восточнопрусская служба при имперском и государственном министерстве». Финансовые средства поступали из метрополии по программе «Восточная Пруссия»^[166]. Кроме того, крупнейшие города Германии оказывали помощь пострадавшим и остро нуждавшимся в жилье городам, которым не хватало государственного финансирования. Так, Эйдткунен был восстановлен ещё до окончания войны при шефской помощи города Висбадена^[167]. Бремен помогал восстанавливать город Ширвиндт^[168].

Структура управления восстановлением была чётко отлажена. Разрушенные районы провинции разбиты на строительно-консультационные округа во главе с местными архитекторами. Районные отделения подчинялись Главной строительно­консультационной службе при обер-президенте провинции, которая располагалась в Кёнигсберге. Должности районных архитекторов заняли частные лица^{[169] [170] [171].}

Во время войны восстановление происходило спешно, часто новые дома возводили хаотично, поэтому существовала угроза потери привычного городского пейзажа, утраты многовековой орденской планировки. Г ородская территория разрасталась . Но благодаря вмешательству общественности, историческое наследие было поставлено под защиту. В помощь районным архитекторам из метрополии направили 500 «строительных заступников», которые сами не могли производить проектные работы, но следили за сохранением образа прежнего городского ландшафта. «Архитектурные заступники» призваны были содействовать гармоничному сочетанию исторической и новой застройки .

Города Восточной Пруссии восстанавливали при участии профессиональных архитекторов, некоторые из которых приобрели известность во всем мире (Эрих Мендельсон, Ганс Шарун, Бруно и Макс Таут). В 1915 - 1918 гг. должность главного строительного советника Восточной Пруссии занимал Г. Шарун^[172]. Он участвовал в реконструкции Гумбиннена и Инстербурга. К. Фрик в должности руководителя государственной строительной консультации восстанавливал Шталлупёнен и Ширвиндт, строил здания в Кёнигсберге, Нойкурене, Лабиау, Тильзите. В Кёнигсберге и Тильзите есть здания, спроектированные Э. Мендельсоном и Г. Хоппом. Ряд проектов на основе использования стилизованных исторических форм осуществил архитектор М. Шёнвальд в Домнау, Алленбурге и других городах. В Мемельском крае ряд жилых домов, промышленных и общественных зданий в стиле функционализма и конструктивизма построены по проектам Г. Рейсманна (в частности, он спроектировал виллу Т. Манна в Ниде), А. Никсдорфа.

По утверждению К. Фрика, к 1924 г. восстановление Восточной Пруссии было окончательно завершено^{[173] [174] [175]. Среди основных проблем, с которыми пришлось столкнуться в процессе работы, архитектор отмечал нехватку материалов и рабочих рук, квалифицированных специалистов. В первую очередь необходимо было возродить аграрный сектор, поэтому строительство велось в сельской местности. В городах восстановительные работы начались в 1916 г. Приграничные города по политическим соображениям пребывали в разрухе до 1917 - 1918 гг. (Эйдткунен, Ширвиндт) . Среди особенностей восстановления архитектор называл, наряду с утилитарными требованиями, соблюдение художественных условий, применение новых форм и конструкций. При этом учитывалась ансамблевая композиция города, разрабатывалась общая архитектурная идея . Преобладающими стилями были конструктивизм, функционализм. Архитектура общественных и административных зданий межвоенного периода отличается отсутствием или умеренностью декора на фасадах. Привлекательный внешний вид достигался за счёт расцветки и фактуры материала, чёткости и точности формы, пропорций, применения малых форм - трельяжей, решёток, крылец. Окраска снаружи не применялась. Первоочередным требованием являлось соответствие здания или сооружения возложенным на него производственным и бытовым процессам. Внешняя простота сочеталась с внутренним удобством. Применялись современные строительные технологии и материалы.}

В 1920 г. был разработан генеральный план Кёнигсберга. Он предусматривал строительство новых жилых кварталов, промышленных зон, озеленение путем разбивки новых парков. Предполагалось расширение морского порта и строительство речного, развитие транспортной сети^[176], что было особенно актуально в связи с анклавным положением провинции.

В Кёнигсберге после войны деловой центр разместился на Ганза-Плац (сегодня - площадь Победы), где в начале 1920-х гг. были возведены новая городская ратуша по проекту Г. Хоппа (изначально строилась как торговое помещение) и сооружения Восточной ярмарки, одной из крупнейших в Германии. Ярмарка стала настоящим финансовым спасением для провинции. Площадь начала развиваться как городской транспортный центр.

Особое значение с потерей Мемеля и Данцига приобрёл кёнигсбергский морской порт, который был расширен. В порту построили склады, оснащённые современным техническим оборудованием, механическими кранами, холодильник, грузовой двор с подъездными железнодорожными ветками. В 1920-е гг. возведены новые железнодорожные вокзалы - Северный и 1 лавный, двухэтажный железнодорожный мост через Прегель. Построен аэропорт «Девау». Все эти мероприятия были необходимы для возрождения торговых отношений провинции и решения её экономических проблем, восстановления утраченных связей с основной территорией Германии. Как писали современники, в 1920-е гг. Кёнигсберг находился на этапе становления^[177].

В связи с тем, что частное строительство не справлялось с решением жилищной проблемы, муниципалитеты начали строить для семей с небольшим доходом так называемые «минимальные квартиры»^[178] (площадью в 32 кв. м) и «народные дома» в 3 - 4 этажа. Применение качественных строительных материалов являлось своего рода экономией - отводить финансовые средства на временные решения и переделки немецкое правительство не собиралось. В Кёнигсберге «народные дома» возводили в новых районах (Лавскен, Шпандинен, Иерусалим и др.). Стандартные дома в кварталах были сведены в блоки (длина некоторых блоков достигала 200 - 250 м). Кроме того, в связи с сокращением городских гарнизонов, освободившиеся казармы перестраивали под жильё^[179]. Одновременно продолжали застраивать заложенные в довоенное время районы вилл и коттеджей, как на северном берегу Прегеля (Ратсхоф, Амалиенау и др.), так и на южном (Понарт, Розенау и др.)^[180]. Многие дома имели свои садовые участки. Высота коттеджей и индивидуальных домов составляла 2 - 3 этажа. Каждое здание в архитектурном отношении решалось самостоятельно.

Новые районы отличались современной застройкой, были шире и просторнее старого центра, их связывало между собой кольцо окружной дороги, опоясывавшей город. Расстояние между домами в среднем составляло от 15 до 25 м, но местами достигало 60 м (в зависимости от района). Ширина улиц в предместьях составляла 20 - 30 м, а местами достигала 35 - 40 м. Почти все улицы города были асфальтированы или покрыты плоским булыжником^[181].

С другой стороны, центр Кёнигсберга оставался плотно застроенным многоквартирными домами в 3 - 5 этажей. Ширина проезжей части (за исключением нескольких улиц) сужалась до 10 - 15 м, на острове Кнайпхоф - до 7 - 12 м^[182].

Таким образом, межвоенный период характеризуется интенсивным строительством современных районов. Пригороды Кёнигсберга в 1920-е гг. вошли в городскую черту (1927, 1928, 1929 гг.). За пределами города возникали новые дачные посёлки (Метгетен, Танненвальде, Кведнау и пр.). Связь окраин и центра требовала развитой транспортной сети, подведения инженерных коммуникаций (водопровода, канализации, электроэнергии). В районах возникали производственные и торговые организации, образовательные и культурные учреждения, строились церкви. Таким образом, с одной стороны, обеспечивалась автономия жителей, с другой стороны они получали лёгкий доступ в центр пригородными поездами и трамваями^[183]. Современный трамвайный парк развивался наряду с конным и автомобильным транспортом. Однако проектирование внеуличной городской сети так и не было завершено^[184]. Только к началу войны закончилось строительство новой водонасосной станции^[185].

В Мемеле, как и в других городах Восточной Пруссии, восстановительные работы начались во время войны. Несмотря на трудности, в 1915 г. закончилось строительство канализации. С 1920 по январь 1923 гг. возрождённый усилиями немцев Мемель находился под коллективным управлением стран Антанты. Военную миссию стран- союзниц в крае выполняли французские войска. Приток иностранных капиталов способствовал росту торговли, содействовал развитию городского трамвая и инфраструктуры. Было построено современное здание отеля «Виктория» с лифтом. Развивался междугородний транспорт. Прокладывались новые железнодорожные ветки,

развивалось морское сообщение. В 1922 - 1924 гг. начались постоянные полёты между Мемелем и Берлином, Данцигом, Кёнигсбергом, Ригой.

Однако жилищное строительство фактически не велось. Французский гарнизон занял военные казармы. Из-за уменьшения финансирования его численность постоянно сокращалась. Из четырёх рот, прибывших в 1920 г., к осени 1922 г. осталась одна. Поэтому нехватка недорогих квартир стала серьёзной социальной проблемой для Клайпеды (так город стал называться с 1923 г., когда Мемельский край был передан Литовской Республике). Включение предместий в городскую черту (1918 г.) и рост населения накаляли ситуацию. Экономическая депрессия 1920-х гг., а затем кризис 1929 г. препятствовали развитию жилищного строительства. Темпы ввода жилой площади выросли только с середины 1930-х гг. Однако новое правительство пыталось финансировать проекты, которые могли привести к улучшению качества жизни горожан. В 1934 г. министерство финансов страны создало акционерное общество «Статиба», которое возвело ряд городских и пригородных жилых микрорайонов по типовым проектам. Новые квартиры должны были соответствовать современным требованиям - быть удобными и экономичными^[186]. В домах появилось электричество, водоснабжение, канализация. Для защиты от шума и ветров в микрорайонах высаживали деревья, кустарники. С конца 1920-х гг. активно реализовывали программу по озеленению, разбивали общественные сады, парки^[187].

Основные капиталовложения правительство направляло в порт, который стал «воротами в мир» для Литвы³, главной артерией экспорта и импорта. Была достроена зимняя гавань. Проводилось расширение городских улиц. В 1930 г. городской администрацией было утверждено, что ширина новых улиц должна составлять не менее 20 метров. До этого в старом городе ширина некоторых переулков едва превышала один метр⁴. Вместо трамваев основными видом городского транспорта стали автобусы⁵.

Литовское правительство пыталось развивать курортные посёлки на Куршской косе, а также примыкавшие к городу Гируляй, Мельнраге. Богатые горожане строили

там деревянные виллы. Концепция развития Клайпеды предусматривала специализацию города не только как порта и промышленного центра, но и как курорта^[188].

Однако немецкие партии сохранили существенное влияние. Литовское руководство сохранило местное самоуправление, бургомистров-немцев, которые подчинялись правительству в Каунасе. В 1931 г. литовцы в Клайпеде составляли всего 11 %^[189]. Часть местных жителей была враждебно настроена против новой центральной власти. Позиции Литвы в Клайпедском крае опирались на фактор военного присутствия. Литовцы трудились по преимуществу на рабочих специальностях. Здания в большинстве строили профессиональные архитекторы из Берлина и Кёнигсберга. В 1920 - 1930-е гг. в городе действовало 8 архитектурных контор, до 15 строительных фирм различного профиля^[190]. Немецкие архитекторы призывали создавать красивые, выразительные здания с использованием натуральных материалов, декоративных деталей, орнаментов. Они активно применяли исторические формы германского зодчества, обращались к традиционным готическим и классическим решениям, к модному функционализму. Архитектурным символом города продолжал оставаться красный кирпич^[191]. В то же время в 1920 - 1930-е гг. литовские архитекторы Р. Стрейкунас, В. Ландсбергис-Земкалнис, М. Сонгайла и др. привнесли литовскую этнографическую стилистику в облик некоторых зданий^[192].

Таким образом, архитектурный облик Клайпеды в межвоенный период включал интернациональные стилевые решения с преобладанием немецкого функционализма. В целом город характеризовали небольшие улицы, малоэтажные здания. Исторически сложившуюся прямоугольно-прямолинейную планировку сохраняли и поддерживали в новых районах.

К 1930-м годам Кёнигсберг превратился в город-сад. Еще в 1906 г. началась застройка района Ратсхоф по проекту города-сада в соответствии с самыми современными наработками английских архитекторов. Район застраивался односемейными домами, а во время войны блоками домов. Каждый дом имел свой садовый участок^[193]. Директор городских парков дендролог и ландшафтный архитектор Э. Шнайдер в 1920-е гг. создал на месте старого оборонительного пояса зелёную зону отдыха с каналами и ручейками. Её продолжали променады Обертайха (сегодня - Верхний пруд) и Шлосстайха (Нижний пруд), дополняли новые спортивные парки^{[194] [195]. По результатам программы озеленения города, разработанной в 1928 г., площадь парков достигла 630 га . А к 1940 г. около 40 % территории Кёнигсберга занимали зелёные насаждения и сады[196]. Особенность довоенного озеленения состояла в том, что использовались редкие породы деревьев и кустарников. Сами горожане активно участвовали в программе. Внутриквартальные территории были поделены между жителями для ухода. Структура территории «Зелёного пояса» предусматривала сохранение архитектурных фрагментов оборонительного вала, гармонично сливалась с особенностями исторической застройки. Однако необходимо отметить, что в ряде районов города ощущался недостаток зелени. Прежде всего, это касается рабочих кварталов, старого центра. Подробное рассмотрение садово-паркового пространства Кёнигсберга содержится в монографии канд. биол. наук В.И. Салиховой[197].}

Программа города-сада успешно реализовывалась и в малых городах Восточной Пруссии - Нойхаузене, Даркемене и др.^{[198] [199] В 1920-е гг. в Инстербурге была создана}

у

система скверов и парков под руководством ландшафтного архитектора Х. Кауфмана . В Клайпеде появились новые городские парки, зелёные насаждения украсили берега набережной Дане, территории возле общественных учреждений, жилых домов^{[200] [201]. В 1930­е гг. жилые районы застраивали индивидуальными домами с садиками .}

Таким образом, отделённая от основной территории Германии Восточная Пруссия вопреки ожиданиям не пришла в упадок, а развивалась и процветала.

С 1933 г. в Кёнигсберге архитектура стала восприниматься как орудие идеологии нацистского режима. Тон градостроительству задавали столичные зодчие.

Проектировщики Третьего рейха пытались создать особый стиль, сочетающий европейский неоклассицизм и черты национальной германской архитектуры. Остальные стили отрицались. Нетрудно заметить сходства тоталитарного искусства гитлеровской Германии и сталинского СССР. Из всего многообразия архитектурных стилей были выбраны консервативные классические формы в сочетании с национальными приёмами зодчества и объявлены единственными и общеобязательными. С 1939 г. эти тенденции активно воплощались и в Мемеле, аннексированном Г ерманией.

Городское строительное управление подготовило проект превращения Кёнигсберга в образцовый нацистский город. 16 июня 1938 г. обер-бургомистром Х. Виллем было утверждено «Предложение о перестройке и развитии города Кёнигсберга»^[202]. Город предполагалось застроить по примеру столицы. В качестве образца были взяты берлинские оси Север-Юг, Запад-Восток. План реконструкции ставил несколько задач. Во-первых, ввод новой жилой площади - строительство 20 тыс. квартир в течение пяти лет. Развитие предполагалось на север, по направлению к окружной дороге.

Следующая задача - строительство нового центра вблизи Северного вокзала. Политическим символом города должен был стать Дворец края, вмещавший 20 тыс. человек, который был бы вплетён в городскую ось Север-Юг - от Восточной ярмарки до главного железнодорожного вокзала (от современной площади Победы до Южного вокзала). Вдоль этой оси предусматривалось возведение административных зданий. Кроме того была запланирована двухкилометровая улица для парадных шествий вдоль орденских озер (ныне Верхний и Нижний пруд), которая бы соединила район замка с Дворцом края и со спортивными сооружениями Каролиненхофа (сегодня - район ул. Куйбышева)^[203].

Третье направление заключалось в развитии транспортной сети в связи с начавшейся моторизацией. По линии вального укрепления предполагалось создать внутреннее транспортное кольцо, которое бы освободило центральную парадную дорогу от загруженности транспортом. В новые микрорайоны планировалось проложить широкие магистрали, перестроить трамвайные пути, построить новые дороги для автобуса и троллейбуса. Предполагалось расширение улиц в центре, строительство четырёх новых мостов через Прегель.

План был рассчитан на 20 лет. И, несомненно, его реализация привела бы к кардинальному изменению архитектурно-градостроительного облика города. Запланированное строительство ряда больших сооружений подразумевало снос некоторых старых зданий. И.В. Белинцева справедливо отметила, что план характеризует несоответствие старой и новой застройки . Но грандиозным проектам не суждено было осуществиться. Начавшаяся война поставила перед городскими архитекторами другие задачи.

В нацистский период было продолжено или закончено начатое в предшествовавшие годы. Границы Кёнигсберга продолжали расширяться (в 1934, 1938 и 1939 гг.). Много внимания продолжали уделять озеленению, строительству спортивных сооружений, развитию парковых зон. Старые улицы спрямляли и расширяли. Нацисты делали упор на решение социальных проблем. Строили массовое дешёвое жилье, развивали рабочие районы вокруг предприятий. При реализации жилищной программы основными целями были стандартизация и рационализация, удешевление стоимости дома. Оформлению фасада отводилась минимальная роль. Нацистская жилищная программа схожа с массовым строительством дешёвого жилья в СССР при Н.С. Хрущёве. Были разработаны три типа социального жилья: многоквартирные дома, дома с садовым участком, маленькие поселения . Однако в Кёнигсберге основная часть жилой площади была возведена до 1933 г., в Мемеле до 1939 г. По словам Б. Кёстера, в нацистский период в основном строили казармы и залы для собраний³.

В военный период оборонительные сооружения Кёнигсберга и Мемеля вновь приобрели свою актуальность. Промышленность была перенацелена на удовлетворение военных нужд. Еще до войны началось строительство заводов и складов боеприпасов, аэродромов. Возводили здания для войсковых частей, штабных нужд⁴. Повсеместно строили доты, дзоты, оборонительные линии и пр. Кёнигсберг и Мемель получили ^{[204] [205] [206] [207] статус морских крепостей. Мемель стал вторым по величине городом Восточной Пруссии, уступив лишь столице.}

В своей докторской диссертации М. Подель отметил, что в 1930-е гг. произошла политизация архитектуры. Архитектурное наследие Кёнигсберга, Мемеля представлялось нацистам как историческая связь между Орденом и Третьим рейхом¹. Особенно превозносилась «символическая сила» старого орденского замка в столице Восточной Пруссии². Городу отводилась особая роль «опорного пункта», стоящего на

л

переднем рубеже Германии . В «Истории города Кёнигсберг», написанной в 1934 г., Ф. Вальтер заявил, что город был и навсегда останется бастионом и форпостом Германии на Востоке. И даже Кафедральный собор расценивался как церковь-крепость⁴.

Такая немецкая интерпретация собственной архитектуры стала частью советской антифашисткой пропаганды. В послевоенные годы идеологический контекст восприятия советскими властями архитектурного наследия Кёнигсберга послужил одной из причин его уничтожения.

Таким образом, города Восточной Пруссии были восстановлены в сложнейших экономических условиях в короткие сроки - уже к середине 1920-х гг. Это стало возможным благодаря грамотной финансовой политике государства и напряжению сил населения провинции. Дальнейшее архитектурное развитие происходило в соответствии с современными стилевыми и строительными решениями. В городах Восточной Пруссии воплотились прогрессивные градостроительные идеи по строительству жилых комплексов с одновременной закладкой зелёных насаждений. К 1939 г. Кёнигсберг и Мемель являлись крупными городами Восточной Пруссии, одними из самых современных в Германии. Городские архитекторы стремились к гармоничному сочетанию старой и новой, гражданской и военной застройки. Но центры Кёнигсберга, Мемеля оставались по сути средневековыми и ожидали правильных градостроительных решений. Нехватка жилой площади, активное промышленное строительство и увеличение транспортной нагрузки требовали модернизации городского пространства ^{[208] [209] [210] [211] (расширение улиц, создание транспортных развязок, развитие новых жилых районов в центре и пригородах и пр.).}