ЕВФРАТСКО-ТИГРСКАЯ КОНТАКТНАЯ ЗОНА В III - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ I ТЫС. ДО Н.Э.

А. В. КОСЯН

(Институт Востоковедения НАН РА)

Аннотация

В статье предлагается обстоятельный обзор истории евфратско-тигрской контактной зоны Армянского нагорья в период III - первой половины I тыс.

Ключевые слова: евфратско-тигрская контактная зона, западная зона, южная зона, интеграция, политическая экспансия, Армянское нагорье, Малая Азия, Месопотамия.

Abstract

The Euphratian-Tigride contacting zone in the III - first half of the I mill. B.C.

The article offers a detailed history of the Euphratian-Tigridian contacting zone in the III - first half of the I mill. B.C. Several key aspects of the history of this zone are discussed - geographical background, political, economic and cultural interrelations.

Keywords: Euphratian-Tigridian contacting zone, western zone, southern zone, integration, politi­cal expansion, Armenian Highland, Asia Minor, Mesopotamia.

Ամփոփում

Եփրատ-տիգրիսյան կոնտակտային գոտին մ.թ.ա. III - I հազ. առաջին կեսին

Հոդվածում ներկայացվում է մ.թ.ա. III – I հազ. առաջին կեսի Եփրատ-տիգրիսյան կոնտակ­տային գոտու հանգամանալի պատմությունը: Քննարկվում են այս գոտու պատմության մի շարք առանցքային խնդիրներ' աշխարհագրական միջավայր, քաղաքական, տնտեսական և մշակութային:

Հիմսաբաոեր.

Географическая дефиниция

«Контактным зонам» и их цивилиза­ционной роли в последние годы посвящено значительное количество теоретических ис- следований^[147]. По сути, речь идет о террито­риях, где тесно соприкасаются и на разных уровнях взаимодействуют самые различные цивилизационные блоки. Такие перманент­ные контакты одновременно способствуют созданию той культурной среды, которая яв­ляется базисом для образования новых циви­лизационных качеств. Именно в таких зонах нарождаются так называемые «дочерние ци­вилизации», которые, в свою очередь, по ходу своего дальнейшего развития, прони­кают и распространяются в глубь « варварской периферии»^[148].

Ближний Восток - колыбель всемирной цивилизации, в силу своего рельефного и климатического многообразия создавал боль­шое количество контактных зон, которые

обеспечивали распространение цивилизации из ее первоначальных очагов в различные стороны. Среди таковых выделялась «евф- ратско-тигрская контактная зона», которая, по сути, частично совпадала с территорией «Благодатного полумесяца», известного по ₃ специальной археологической литературе^[149]. Принимая во внимание исторические реалии изучаемой, а также более ранних эпох (V-IV тыс.

Данная зона, по сути, если не считать ее расширение дальше на восток в сторону Иранского нагорья, разграничивала с одной стороны сирийско-месопотамский регион и Малую Азию, с другой - юг и запад Армян­ского нагорья. Она выполняла более или менее перманентную цивилизационную роль в течение практически всей истории Перед­ней Азии, и ее существование практически не было обусловлено геополитическими сдви­гами. Эта зона в какой-то степени сохраняет свою роль даже в настоящее время, о чем бу­дет сказано в других разделах данной книги.

Цивилизационное явление, носящее название «контанктная зона», подразумевает территорию, находящуюся на стыке двух и более политических, экономических и куль­турных сообществ, где последние постоянно контактируют на разных уровнях, и где в результате «столкновения» разных историко­культурных общностей вырастают новые ци­вилизационные ареалы (т.н. «дочерние циви­лизации»). Общества контактных зон вклю­чают в себя характерные черты двух и более цивилизаций, которые со временем могут и, как правило, приводят к образованию новых качеств.

Уже давно было замечено, что, как пра­вило, контактные зоны наиболее ярко про­слеживаются именно в тех регионах, где с обеих сторон соприкасаются разнящиеся по рельефно-климатическим, географическим и экономическим показателям ареалы.

нагорья (см. ниже в тексте раздел «Южная контактная зона»).

Несмотря на то, что вышеупомянутая дефиниция контактной зоны сформулирована в контексте международной транзитной тор­говли, однако ее можно рассматривать также в политическом и культурном аспекте.

Конечно, в целом контактная зона иног­да может представлять собой крайне дина­мичную и неустойчивую структуру в резуль­тате воздействия географических, политиче­ских, экономических, демографических и культурных трансформаций^[152], однако в случае евфратско-тигрской зоны особенности ок­ружающей среды превращают ее в постоянно действующий фактор. По этой причине представляется необходимым выделить некоторые особенности данной зоны, кото­рые позволят проникнуть в суть исторических процессов, наблюдавшихся в исследуемую эпоху.

Первое - это соотношение тех регионов, которые засвидетельствованы источниками в течение исследуемого исторического отрезка. В рамках значительной части изучаемой эпо­хи (III-I тыс. до н.э.) с обеих сторон высту­пают не крупные и устойчивые политические объединения, а множество мелких единиц номового /племенного типа. То есть, в данном случае нецелесообразно подразумевать нали­чие процессов, характерных для модели центр - периферия. Так, на «армянской» сто­роне в период между III-I тыс. до н.э. на ос­новании письменных и археологических ис­точников выступает значительное количе­ство родоплеменных образований, объедине­ние которых в рамках одного государства стало возможным лишь в начале I тыс.

Второе - это раздвоение контактной зо­ны к середине II тыс. до н.э. в результате об­разования в Центральной Малой Азии Хетт- ского государства и его экспансии во все сто­роны. Тем самым возникла новая геополити­ческая ситуация, которую можно охарактери­зовать следующим образом. На юге наблю­дается воздействие традиционных месопо­тамских культурных импульсов на местные общества, правда, в значительно меньших размерах по сравнению с предыдущим пе- риодом^[153]. На западе же, наоборот, налицо ин­тенсивное расширение малоазийского куль­турного влияния, что подтверждается также материалами археологических исследований, проведенных в верхнеевфратской зоне^[154]. Данная ситуация в евфратско-тигрской

контактной зоне сохраняется в течение XVI - XIII вв. до н.э. и завершается в конце XIII - начале XII вв. до н.э. после распада Хеттской империи. В XII вв. до н.э. в контактной зоне произошли коренные изменения, обуслов­ленные воздействием т.н. «переднеазиатско­го кризиса» на все регионы Передней Азии и Эгеиды.

Третье - это особая роль и место сосед­них с контактной зоной областей в системе общекультурного калейдоскопа Армянского нагорья.

Четвертое - следует отметить полиэт­нический, а также ясно вырисовывающийся многокультурный характер этой части Ар­мянского нагорья в течение всех прошлых исторических эпох, что, впрочем, наблюдает­ся и поныне. В древнейший период, судя по собственным именам, сохранившимся в кли­нописных месопотамских и хеттских текстах (личные имена, топонимы, теонимы), здесь можно предположить существование нес­колькихродственных и неродственных язы­ковых групп.

Ниже мы представим рельефно-геогра­фические и климатические особенности, а также экономический потенциал евфратско- тигрской контактной зоны.

Запад контактной зоны

Эта часть контактной зоны располагается по обе стороны р. Евфрат. По морфологиче­ским критериям территории к западу и вос­току от реки в некоторых отношениях не идентичны.

К западу от реки простирается аллю­виальная равнина ее притока Тохмасу (долина Малатьи), которая состоит из нескольких глубоко сидящих речных долин и с юга, вос­тока и запада ограничивается горной систе­мой Тавра. Долина Малатьи находится на перекрестке дорог, ведущих из Центральной Малой Азии и Киликии на восток к Евфрату, и оттуда в Месопотамию. Благодаря достаточ­ным водным ресурсам, благодатной почве и мягкому климату, этот регион с точки зрения земледельческого потенциала в настоящее время является одним из наиболее развитых районов Турции, как, впрочем, и в былые времена.

Дорога от равнины Малатьи к восточному берегу Евфрата проходит по переправе, нахо­дящейся вблизи современного города Кале, которая использовалась еще с ранней древ­ности. Здесь, на территории древней Исувы, расположены две равнины - Харбердская и Алтынова (последняя ныне находится под водами искусственного водохранилища), меж­ду рекой Мурадсу (древнеарм. Арацани) и хребтом Элазыг.

Территория Исувы имела все предпо­сылки для развития экономики многочис­ленных населенных пунктов, что наблюдает­ся в течение IV-II тыс. до н.э. Земли здесь плодородные, и недостатка в водных ресурсах нет, благодаря тому, что почва орошается водами обоих рукавов Евфрата (собственно Евфрата = совр. Карасу и Восточного Евфрата = совр. Мурадсу); земледелие было основным источником пропитания населения^[155]. Однако

земледелие не являлось единственным ис- точникомдляобеспеченияжизнедеятельности населения Исувы. Наряду с земледелием, бо­гатые месторождения различных металлов^[156]11 12 13

- меди^[157], железа^[158], золота^[159] - создавали хоро­шие условия для развития ремесел. О достаточно высоком уровне развития ремес­ленного производства региона имеются мно­гочисленные археологические данные, отно­сящиеся еще к эпохе позднего энеолита^[160]. Существование источников металлов, а так­же тесные торговые взаимоотношения с ма- лоазийскими и месопотамскими соседями превращали Исуву в значительную полити­ческую и экономическую единицу. Удобное положение на стыке торговых путей, тяну­щихся с запада на восток и далее на юг, стало тем экономическим фактором, который вы­делял данный регион во все исторические эпохи, особенно, в древности и в средние ве­ка. Уместно отметить, что такая роль терри­тории Исувы наблюдается не только в ранней древности, но и в эллинистический период.

Несмотря на то, что контактная зона на­ходится в континентальной климатической зоне с преобладающим полусухим климатом, однако уровень ежегодных осадков достаточ­но высокий (500-600 мм.); он несколько сок­ращается в долине Малатьи (400 мм.), но к северу от Арацани достигает до 1000 мм.^[161].

А что же касается северного расширения восточной зоны, т.е. к долине Ерзнка, то с точки зрения экономического потенциала она практически не отличается от равнин Малатьи и Харберда. Зимой здесь не слишком холодно, а летом достаточно тепло, но не жарко. У подножья гор, согласно записям Дж. Бранта, расположены обширные сады, где произрастают самые различные фрукто­вые деревья^[162]. Урожайность пшеницы здесь достигает 12-кратного размера^[163].

Роль долины Ерзнка в системе западной контактной зоны заключалась не столько в экономическом потенциале, сколько в ее особом географическом положении. Посред­ством Эрзерумской долины, по истокам и верхнему течению Евфрата, через Ерзнка проходит основная дорога, ведущая из Юж­ного Кавказа в Исуву и оттуда в Месопотамию и Сирию. Таким образом, долину Ерзнка можно считать северными воротами восточ­ной контактной зоны, через которые в разные исторические эпохи, и особенно в ранней древности (IV-I тыс. до н.э.), проходили миграционные волны, направляющиеся из закавказского региона в сирийско-месопотам­ский и малоазийский культурный мир.

Юг контактной зоны

Южная контактная зона, находясь в не­посредственной близости от центров первых цивилизаций Передней Азии, а порой час­тично совпадая с ними, сыграла важную роль в переднеазиатской истории еще с эпохи «неолитической революции». Сама эта зона является северной частью т.н. «Благодатного полумесяца», который одновременно служит естественным «мостом», ведущим из Иран­ского плоскогорья в Восточное Средиземно­морье и Малую Азию. В разные исторические периоды именно по этой зоне проходили тор­говые и военно-стратегические дороги и переселения народов и племен. Обусловлен­ные магистральным характером южной зо­

ны, здесь постоянно наблюдались многочис­ленные примеры стыковки носителей разных языковых групп - семитов (аккадцы, амореи, арамейцы), хурритов (двумя миграционными волнами), индоевропейцев (индоиранцы, ар­мяне, скифы, киммерийцы) и пр. Частичное оседание некоторых из вышеупомянутых эт­нических групп в различных районах кон­тактной зоны, которое засвидетельствовано письменными источниками, приводило к об­разованию смешанных, разноязычных госу­дарственных образований (например, Аш- шур, Аррапха, Миттани и др.).

По рельефным и климатическим показа­телям южная зона не гомогенна. Северная окраина зоны представляет собой высоко­горные, труднодоступные области, которые далее на юг постепенно переходят в холмис­тые районы, чтобы впоследствии перейти в сплошные равнины. К югу от Таврского хребта располагается серия равнинных об­ластей, которые тянутся от Средиземномор­ского побережья до Загросских гор на вос­токе. По параметрам высоты над уровнем моря и ежегодных осадков здесь четко разли­чаются три зоны. Наиболее высокая часть находится к северу, на южных подступах Таврского хребта, где уровень ежегодных осадков значительно выше.

Если провести условную линию от ра­йона современного Алеппо на юг, затем из Хассеке до Хабура и к югу от Мосула, то нетрудно предположить, что к северу от этой линии, благодаря относительно обильным осадкам, наличию иранско-туранской степ­ной растительности, а также рекам с глубоко сидящими руслами, экономика данных об­ластей должна была базироваться на развитом земледелии (в основном злаковые культуры), большей частью не требующем искусствен­ного орошения^[164]. К югу от указанной линии климат постепенно становится суше, одно­временно наблюдается резкое сокращение количества населенных пунктов, что является результатом воздействия неблагоприятной экологической среды. Все население здесь сконцентрировано в зоне весенних паводков, где можно заниматься земледелием лишь посредством вырытия многочисленных ко­лодцев. На севере и северо-востоке от Тигра находится транстигридская область. Здесь текут несколько рек с их притоками - Хабур и ряд притоков Тигра (Большой и Малый Забы, Адхайм и Дияла). Между этими реками располагается несколько высокогорных рав­нин (Джизре, Мосул, Эрбил, Дияла), откуда берут начало горные проходы, ведущие через Таврский хребет в глубь Армянского нагорья. В этих равнинах ежегодные осадки (300-500 мм.) в состоянии обеспечить потребности

19 земледелия^[165].

К западу от транстигридской области, между реками Хабур и Балих расположена равнина Джазиры, которая разделяется на две части двумя горными хребтами, тяну­щимися с севера на юг - Караджадаг (древн. Тур Абдин) и Джебель Синджар. Непосред­ственно в контактной зоне находится Верхняя Джазира, где ежегодные осадки достигают 400-500 мм., благодаря чему основным за­нятием населения является земледелие.

Система дорог евфратско-тигрской контактной зоны

Взаимоотношения между обществами Армянского нагорья и ее южными и западны­ми соседями осуществлялись посредством ряда сухопутных и водных дорог, разных по своему характеру.

На западе контактной зоны пути сооб­щения с Малой Азией довольно удобны в си­лу относительной идентичности ландшафта с обеих сторон. Главной магистралью, связы­вающей верхнеевфратскую долину с восточ­ной Малой Азией и далее на запад, является

переправа через Евфрат в районе Малатьи (см. выше). Она была известна еще в ранней древности и поныне остается таковой. Вдоль этой дороги еще с IV тыс. до н.э. были рас­положены многочисленные населенные пунк­ты, которые «обслуживали» оживленную международную торговлю. Эта роль особен­но ярко прослеживается в период существо­вания торговых колоний Ашшура (XIX­XVIII вв. до н.э.).

Вторая дорога проходит к северу от первой. Она начинается близ Кемаха и по берегу реки Евфрат ведет к городу Акн (совр. Эгин), затем Арапкир и дальше к бассейну реки Галис (совр. Кызыл-ырмак). По своей значимости она уступает первой дороге, хотя в настоящее время по ней проходит железно­дорожная магистраль.

На южном направлении существует сра­зу несколько путей сообщения, однако боль­шая их часть проходит по горным перевалам, которые где-то с середины осени по март- апрель либо закрыты из-за снежного покрова, либо труднопроходимы.

Водная артерия по Евфрату неудобна в силу того, что течение реки стремительное, существует множество катарактов, к тому же берега крутые, что сильно затрудняет нави­гацию. По этой причине контакты с сирийско- месопотамским миром практически всецело осуществлялись посредством сухопутных дорог, проходящих к востоку от Евфрата^[166]. Первая и наиболее удобная дорога, т.н. «про­ход Эргани», начиналась из Харберда (совр. Элазыг) и следовала на юг. Она частично сле­довала течению Тигра, затем через Эргани доходила до Диярбакыра, после чего прохо­дила вблизи Мардина до Северной Сирии. Несколько южнее Мардина она скрещивалась с дорогой, ведущей из Восточного Средизем­номорья на восток, которая проходит вдоль совр. турецко-сирийской границы и ведет в долины Хабура и Балиха и дальше в сторону приурмийских областей. Данная дорога представляла собой главную магистраль, связывающую Восточное Средиземноморье и Малую Азию с Иранским плоскогорьем, будучи частью «Царской дороги» ахеменид- ского периода, и указана на Певтингерской карте^[167].

Вторая дорога начиналась из города Бит- лис и шла на юго-запад к городу Сильван, после чего достигала Диярбакыра. Третья дорога - это т.н. проход Лидже Генч, который находится к югу от среднего течения Арацани. Существует также несколько других, второ­степенных дорог локального значения.

Далее к востоку от вышеуказанных до­рог существует лишь одна дорога, связываю­щая южные прибрежные области Ванского озера с бассейном реки Большой Заб и ее притоков и далее с Месопотамией. Эта чрез­вычайно труднопроходимая дорога начинает­ся с реки Хошаб и идет в сторону Башкале и Хаккяри (в прошлом Джуламерк). С юго-вос­точного побережья озера Урмия в сторону Северной Месопотамии существует ряд пе­ревалов, однако они закрыты с ноября по ап­рель из-за снежного покрова.

На основании вышеприведенного обзо­ра путей сообщения между Армянским на­горьем и его западными и южными соседями можно заключить следующее. Если на западе контакты могли иметь более постоянный и интенсивный характер, то на юге таковые в значительной степени затруднялись из-за ре­льефно-географических препятствий. Кон­такты между севером и югом, хотя и имели место в течение всего обозримого прошлого, однако вряд ли были постоянными, за ис­ключением определенных исторических от­резков, характеризующихсяинтенсификацией противоречий между политическими образо­ваниями юга Армянского нагорья и Месопо­тамии (войны с последующим расширением сфер влияния). В мирных условиях объем этих контактов был обусловлен степенью

заинтересованности месопотамцев (возмож­ность добывания сырья - в первую очередь металлов) и имел место лишь в некоторых областях Нагорья.

Политическая ситуация в контактной зоне в III-I тыс. до н.э.

В евфратско-тигрской контактной зоне письменные источники III-I тыс. до н.э. упо­минают многочисленные политические объе­динения, которые в течение всей исследуемой эпохи играли определенную, порой даже су­щественную роль во взаимоотношениях трех крупных регионов Передней Азии - Месопо­тамии, Малой Азии и Армянского нагорья^[168]. Несмотря на небольшие размеры, они отнюдь не всегда занимали маргинальные позиции в геополитике региона, что в значительной сте­пени обусловливалось наличием на их тер­ритории месторождений различных метал­лов либо дорог, ведущих к источникам сырья. Крупные государства Передней Азии - Ак­кад, Ашшур, Хеттское царство, Ассирия, бы­ли вынуждены считаться с этим фактом и строить свою внешнюю политику в опреде­ленной степени с учетом их интересов, порой даже идти на уступки, с целью обеспечить поставки сырья и людских ресурсов в свои страны. По этой самой причине в течение всего исследуемого периода внешняя поли­тика соседних государств в контактной зоне представляла собой комбинацию силовых и мирных методов. В результате этого большую часть истории взаимоотношений соседей с политическими образованиями контактной зоны можно охарактеризовать как состояние более или менее устойчивого баланса, когда обе стороны были заинтересованы в сохране­нии взаимовыгодных торговых отношений. В эту модель не вписываются только кризис­ные периоды истории Передней Азии, когда в результате кардинального изменения эколо­гических условий рушились экономические основы существующих государств, в первую очередь крупных, что заставляло идти на крайние меры для обеспечения поступления дополнительных ресурсов. В такие периоды взаимоотношения с контактной зоной прини­мали характер открытой конфронтации^[169].

Следует отметить, что весьма часто ини­циаторами силового давления являлись не крупные государства, а сами страны контакт­ной зоны, с целью добывания материальных ресурсов за счет своих более зажиточных соседей. Примеров тому множество как в 24

южной, так и в западной зоне^[170].

Ниже представим краткий перечень го­сударственных образований западных и юж­ных ареалов контактной зоны.

Западная зона

В этой зоне наиболее ранние упомина­ния в письменных источниках относятся к XIX-XVIII вв. до н.э. В клинописных таблич­ках из Ашшура, представляющих собой ком­мерческую деятельность ашшурских торгов­цев в Малой Азии и Армянском нагорье^[171], на территории Исувы и по соседству, перечис­ляется ряд племенных образований - Нихрия, Хахха, Дигишана и др.

Позже, уже при существовании Хетт- ского царства, малоазийские клинописные тексты упоминают в том же регионе множес­тво племенных образований (об этом см. в

следующем разделе), руководимых их вож­дями (в текстах «старейшины»). Количество таких «государств» достигает двух десятков - Хиндзута, Алатарме, Суллама, Ватарусна, Палисна, Таххиса, Паххува, Куммаха, Тим- мия, Мальдия и др.^[172]. В результате интегра­ционных процессов еще при существовании Хеттской империи (в значительной степени при содействии хеттских царей) в середине XIII до н.э. объединением большей части вышеупомянутых «стран» образовалось до­чернее государство Исува.

На стыке западной и южной зон, к югу от Исувы, ассирийские и хеттские источники упоминают царство Алзи, которое как по тер­ритории, так и по названию соответствует древнеармянской провинции Агдзник. Оно сыграло довольно значительную роль в ре­гионе в XV-XIV вв. до н.э., в период до его завоевания хеттским царем Суппилулиумой I, незадолго до захвата им Миттани.

После распада Хеттского царства, по крайней мере, часть Исувы была включена в состав царства Мелид (Мальдия хеттских текстов), где правила одна из ветвей хеттской царской династии. Мелид был широко извес­тен ассирийским текстам первой половины I тыс. до н.э. После непродолжительного асси­рийского господства (712 г. до н.э. - начало VII в. до н.э.) Мелид вновь обрел независи­мость и в ассирийских источниках известен под названием Мелид или Табал. Отныне до эпохи мидийских завоеваний западная кон­тактная зона находилась за пределами влия­ния как Ассирии, так и других соседних госу­дарств. Более того, во второй половине VII в. до н.э. это государство расширилось на запа­де, включив в себя район Кайсери (древн. Ке­сария).

Южная зона

На северных подступах к Месопотамии и частично на ее северных периферийных областях уже в III тыс. до н.э. сначала шумер­ские, а затем и аккадские источники содержат первые сведения о многочисленных полити­ческих образованиях в областях Армяского Тавра. Эти районы, окаймляющие Месопота­мию с севера и северо-востока, известны под собирательным названием Субир, Субур, Су- барту, термин, значение которого пока еще неясно^[173]. Он сохранился и в дальнейшем в качестве ассирийского названия древнеар­мянской области Сасун (асс. Шубрия).

В месопотамской клинописной тради­ции широко применялись собирательные, не­этнические наименования областей по отно­шению к политическим объединениям, дале­ко отстоящим от центров цивилизаций, осо­бенно находящимся в зоне высокогорных районов. В результате этого этнический ха­рактер таких областей практически невоз­можно установить, за исключением тех слу­чаев, когда в текстах, повествующих о похо­дах в такие регионы, не упоминаются личные имена или теонимы. Кроме Субарту обшир­ные районы северной части южной контакт­ной зоны также регулярно упоминаются под собирательными именами вплоть до падения Новоассирийской державы в 612 г. до н.э., а именно Гутиум и Луллубум (также Луллуме). Так, термин Гутиум применялся как по отно­шению к горным племенам, проживающим к северу и северо-востоку от Месопотамии в III тыс. до н.э., так и к киммерийцам, появив­шимся в Передней Азии в VIII-VII вв. до н.э.^{[174][175][176][177]}. А что же касается Луллубума, то давно уже было замечено, что этот термин внешне

похож на Луллуму хеттских текстов и лелеги древнегреческих источников^[178] Примечатель­но, что хетты и греки этими терминами обозначали независимое или полузависимое варварское население, проживающее на пе­риферии их государств. В случае с Луллубу- мом можно предположить, что этим терми­ном месопотамцы обозначали независимые племена, проживающие в высокогорных до­линах Армянского Тавра и Загроса.

Относительно вышеперечисленных со­бирательных терминов следует отметить, что в данном случае, как и во многих других по­добных в разных областях земного шара, мы имеем дело с расширением географического термина, изначально обозначавшего конкрет­ную территорию^[179][180] Такие географические названия, применявшиеся относительно юга Армянского нагорья, далеко не единичны в ассирийской клинописной традиции³¹. Сле­довательно, невозможно судить более или менее уверенно об этноязыковой принадлеж­ности населения южной контактной зоны до тех пор, пока здесь не появляются этнонимы как таковые (частично с конца XIII в. до н.э.).

Применение собирательных названий по отношению к южной зоне следует объяснять не столько незнанием месопотамских писцов, сколько отсутствием более или менее круп­ных городов, за исключением западной части зоны, где находились развитые города быв­шего Миттани (Таиду, Суру, Амасакку, Кахат, Набула, Ирриду и др.), с привычным для южан укладом жизни. Для месопотамцев северяне с их родоплеменным строем пред­ставляли собой конгломерат варварских пле­мен. Примечательно, что в течение даже не­большого хронологического отрезка времени практически одна и та же территория могла быть обозначена двумя разными терминами. Например, в северной части южной контакт­ной зоны в середине XIII в. до н.э. ассирийский царь Салманасар I упоминает «8 стран Уруат- ри»^[181], а его сын Тукульти-Нинурта I - «стра­ны Наири»^[182].

Уже при существовании Новоассирий­ской державы в первой половине I тыс. до н.э. в части контактной зоны, от районов верхнего течения Тигра до верхнего бассейна Нижнего Заба ассирийские тексты упоминают ряд политических объединений, которые выполняли роль буферных государств между Ассирией и Урарту. Среди таковых видное место занимали Шубрия (древнеарм. Сасун), Кумме, Укку, Муцацир, Хубушкия и Хабхи (также собирательного характера)^[183].

Западная контактная зона

Восточная часть верхнеевфратской до­лины и правобережная полоса Евфрата (ра­йон Малатьи, т.е. историческая область древ­ней Армении Цопк ₌ античн. Софена) играет исключительно важную роль в истории Ар­мянского нагорья, особенно в древности. Яв­ляясь местом встречи трех важнейших куль­турных регионов Передней Азии (Месопота­мия, Сирия, Малая Азия), и благодаря весьма удобному географическому положению и благоприятным климатическим условиям, она выгодно выделяется среди других облас­тей Нагорья. Данный регион без преувели­чения являлся ключевым, так как в древности он выполнял роль генератора культурных им­пульсов, идущих из запада и юга в глубь Ар­мянского нагорья или же наоборот. Если даже отбросить данные письменных источников,

то лишь на основании археологических мате­риалов можно заметить, что по многим пара­метрам материальная культура поселений верхнеевфратской долины в качественном и количественном отношении многократно опережает другие области Армянского на­горья.

В истории древней Армении провинция Цопк сыграла весьма важную роль, что объясняется ее географическим и экономиче­ским потенциалом (об этом см. выше в пер­вом разделе). На территории этой области в течение всего древнего периода существовали государственные образования в самых раз­ных формах - от номового типа до централи­зованного царства. Правители эллинистиче­ского царства Софены, несмотря на зависи­мость от Селевкидского государства, все же сохраняли определенную самостоятельность. Именно здесь в начале II в. до н.э. было создано независимое от Селевкидов «запад­ноармянское» царство во главе с Зарехом (За- риадрий античных источников), которое бы­ло завоевано веком позже царем Великой Армении Тиграном II. На территории Цопка и в близком соседстве находилась большая часть древнеармянских религиозно - культо­вых центров, а также сокровищницы армян­ских Аршакидов, что свидетельствует об особой роли данного региона в образовании армянской государственности и культуры.

Взаимоотношения западной части ев- фратско-тигрской контактной зоны и мало- азийского ареала в древневосточную эпоху, до образования Ахеменидской империи четко разделяется на следующие периоды:

1. Период Среднехеттского царства - XV - первая половина XIV в. до н.э.

2. Период Новохеттского царства - сере­дина XIV - конец XIII в. до н.э.

3. Послехеттский или лувийский период - XII-VIII вв. до н.э.

4. Контактная зона в контексте ассирий­ско-урартского соперничества - VIII­VII вв. до н.э.

Ниже в этом разделе будут представлены политическая ситуация и динамика ее раз­вития в течение вышеприведенных периодов. Отметим также, что подавляющая часть письменных источников относится к трем политическим единицам данного региона - к Исуве, Мальдии, Хайасе и Куммахе. Сведения об Алзи-Агдзнике единичны, к тому же его взаимоотношения с малоазийским миром весьма эпизодичны; Алзи больше и интен­сивнее был связан с сирийско-месопотамским регионом.

Период Среднехеттского царства

Из-за скудости письменных источников невозможно установить когда и при каких обстоятельствах западная контактная зона подпала под власть или, по крайней мере, политическую зависимость от образовавше­гося в Центральной Малой Азии Хеттского царства. Согласно хеттским источникам, этот регион был завоеван хеттами в контексте восточного похода Тудхалияса II (вторая по­ловина XV в. до н.э.)^[184]. Однако не исключено, что господство над Исувой хеттами могло быть достигнуто еще царем Древнехеттского царства Хаттусилисом I, более чем одним столетием раньше, во время его сирийских походов^[185]. В связи с этим примечательно присутствие четких следов малоазийского влияния в ряде поселений Исувы, дати-

37 руемых древнехеттским периодом^[186].

Тексты Тудхалияса II и его преемника Арнувандаса I свидетельствуют о том, что ко второй половине XV в. до н.э. верхнеевфрат­ский регион, по крайней мере, временно оказался под властью хеттов.

Еще до завоевания верхнеевфратского региона хеттами здесь существовали много­численные племенные политические едини­цы, управляемые своими вождями (в хеттских текстах они названы термином «старейши­на»). Данная ситуация четко зафиксирована в договоре Арнувандаса I со «странами» ре­гиона около 1400 г. до н.э.^[187]. Текст поименно упоминает около 15 «стран», в том числе Исуву, Мальдию, Цухму, Паххуву и др. Гео­графический ареал договора включает в себя территории по обе стороны реки и даже области, расположенные довольно далеко от прибрежной полосы^[188].

Взаимоотношения Империи с вышеупо­мянутыми «странами» регулировались с по­мощью вассальных договоров, согласно ко­торым, последние обязывались оставаться лояльными по отношению к хеттскому царю и членам его семьи, поставлять ему воору­женные отряды в случае нужды, а также не имели права общаться с другими странами без ведома царя^[189]. Общее впечатление от пунктов этого договора позволяет предполо­жить, что на данном историческом отрезке не приходится говорить о существовании более широкой интеграции. Власть хеттов был ос­нована лишь на военном принуждении. Бо­лее того, в верхнеевфратских странах сущес­твовали враждебные, антихеттские настрое­ния, вылившиеся в продолжительные вос- стания.^[190].

Все же некоторые элементы интеграции уже налицо, что можно проследить по ма­териалам договора, которые характерны для внешней политики Тудхалияса II и Арнуван- даса I. Это - стремление создать социальную базу в завоеванных странах. Некоторые пле­менные вожди вовлекались на службу к хетт- скому царю со своими вооруженными отря­дами, что со временем обеспечивало им осо­бый статус в своих «странах». Отныне они становились опорой Хеттской империи на местах^[191].

На наличие такой политики в западной контактной зоне указывают три хеттских текста. Первый - это текст, посвященный на­бору вооруженных отрядов для несения службы для хеттского царя^[192], второй - упо­минание воинов из Куммахи в числе охраны царского дворца в столице хеттов Хаттуса- се^[193]. А третий - это наш договор, где упоми­наются двое паххувских аристократов (Мита и Хассанас), которых хеттский царь отправил в Паххуву с целью усмирения восставшей страны. На то, что практика вовлечения, по крайней мере, части родовой аристократии на хеттскую службу успешно продолжалась и в последующие периоды, указывают собы­тия истории региона относительно Исувы (создание здесь дочернего царства, см. ниже).

Несмотря на все усилия среднехеттских царей, через некоторое время после вышеиз­ложенных событий власть хеттов в верхне­евфратской долине подошла к концу. Судя по материалам текстов, составленных после До­говора, в какой-то момент правления Арну- вандаса I хетты потеряли контроль над Ису- вой и сопредельными областями. Более того, исувцы и аццийцы сами перешли в наступ­ление и захватили часть Тегарамы и «Верх­

нюю страну» к западу от своей территории^[194]. Очевидно, с этими событиями связано пере­селение населения ряда областей Хеттского царства на восток в Исуву^[195].

Период Новохеттского царства

Окончательное завоевание верхнеевф­ратской долины хеттами осуществилось во второй половине XIV в. до н.э., событие, которому последовала практически полная интеграция части региона с Хеттской импе­рией (Исува и Куммаха). Этот процесс про­должался почти одно столетие, вплоть до конца существования хеттской государствен­ности.

Второй этап завоевания долины Верхне­го Евфрата хеттами начался в первой поло­вине XIV в. до н.э. Сначала Тудхалияс III, а затем ее преемник Суппилулимумас I завое­вали сначала Исуву и Хайасу, а затем и Алзи, после чего, одержав победу над Миттани, они подчинили себе всю Северную Сирию^[196]. С завоеванием севера Сирии в Передней Азии сложилась новая геополитическая си­туация. Вместо существовавшей четырехпо­люсной системы теперь уже образовалась трехполюсная (Хеттская империя, Ассирия и Египет). Весь запад и юго-запад контактной зоны были инкорпорированы в Хеттскую империю, тем самым вплотную приблизив хеттов к Северной Месопотамии. Эта ситуа­ция временно дала трещины после смерти Суппилулиумаса и в первые годы правления его сына Мурсилиса II, в результате сепара­тистских тенденций во многих завоеванных хеттами периферийных областях, в том числе на востоке. В частности, воспользовавшись ослаблением Хеттская империи, около де­сяти лет Хайаса практически вышла из-под контроля хеттов.

В контексте восточных походов Мурси- лиса II Исува вообще не упоминается, что может быть истолковано как свидетельство о ее окончательном «усмирении» в предыдущий период. Исува вновь появляется в хеттских текстах только в середине XIII в. до н.э., но уже как единое царство.

Образование царства Исувы следует рас­сматривать в контексте внешней политики Хеттской империи. Еще Суппилулимумас I начал создавать т.н. «дочерние» царства в ря­де подвластных ему периферийных областях, которые являлись стратегически важными для хеттов, как, например, Каргамис и Алеп­по в Северной Сирии^[197]. Позже, уже в первой половине XIII в. до н.э., количество таковых было увеличено за счет Тархунтассы (в райо­не совр. Коньи), Тумманны (в североцен­тральной Малой Азии) и других. Во всех этих царствах правили представители хетт- ской царской династии, имевшие наслед­ственные права. В некоторых из них сохра­нялась власть локальных династий, однако они были связаны с хеттской правящей ди­настией посредством династических бра­ков ^[198].

Исува также входила в число дочерних царств^[199]. Между правящими династиями хет­тов и Исувой также были установлены родс­твенные отношения. Дочь Хаттусилиса III Килушхепа была выдана замуж за Ари- Шарруму, а отцом Эхли-Шаррумы был вид­ный представитель хеттского двора, исувский аристократ Лупакки^[200]. Можно предположить,

что род Лупакки и соответственно исувская царская династия являлись видными представителями родовой аристократии Ису- вы, которые в течение определенного вре­мени были интегрированы в высшее хеттское общество и со временем добились царского ранга.

В хеттских текстах упоминаются два ца­ря Исувы - Ари-Шаррума и его преемник Эх- ли-Шаррума, которые имели особо важный высокий статус в политической и религиозно­культовой жизни Империи. Они принимали участие призаключениимежгосударственных договоров хеттов с другими странами в ка­честве свидетелей-гарантов. Например, имя Ари-Шаррумы присутствует в договоре, за­ключенном между Хаттусилисом III и царем Тархунтассы Улми-Тешубом^[201], а имя принца Эхли-Шаррумы - в договоре Тудхалияса IV с Курунтой (также царь Тархунтассы)^[202]. Со­гласно одному гадательному тексту, царь Исувы со своим войском мог участвовать в походе хеттского войска в качестве вспомога­тельного воинского контингента (вероятно, в восточном направлении)^[203].

Однако буферный статус царства Исувы был определенно расшатан начиная с 30-х годов XIII в. до н. э., в связи с экспансией среднеассирийского царства на юге и юго-за­паде Армянского нагорья, а также внутриди- настических заговоров в период правления Тудхалияса IV. Известно, что царь Исувы Ари-Шаррума принимал участие в первом заговоре против Тудхалияса, за что был арес- тован^[204]. А его приемник Эхли-Шаррума не явился на сражение хеттского войска с ассирийцами при Нихрии в 1234 г. до н.э., таким образом нарушая свои обязательства^[205], что может свидетельствовать о его сепара­тистских настроениях.

Эти два эпизода, связанные с Исувой, наряду с другими подобными, имевшими место в других частях Империи, позволяют предположить, что внутриполитические слож­ности, наблюдавшиеся в Хеттской империи во второй половине XIII в. до н.э., постепенно вели к нарастанию сепаратистских тенденций в вассальных царствах^[206].

Резюмируя вышеизложенное о полити­ческих развитиях в верхнеевфратском регио­не в период XV-XIII вв. до н.э., следует от­метить следующее.

До периода первых военно-политических контактов с Хеттской империей и даже много позже в политическом отношении местное общество предстает перед нами как конгло­мерат многочисленных родоплеменных по­литических единиц, без намека на существо­вание централизации. Продолжительные военнополитические контакты^[207] с Империей дали толчок для централизационых процес­сов, которые в первой половине XIII в. до н.э. завершились созданием царства Исувы. А еще раньше, в XIV в. до н.э., в результате объединения племенных образований по соседству с Исувой, возникло царство Ха- йаса.

Интеграция Империи со странами доли­ны Верхнего Евфрата проходила довольно интенсивно, особенно в военнополитической и религиозно-культовой сферах. Относитель­но Хайасы следует подчеркнуть, что попытки создать здесь дочернее царство не привели к желаемому результату^[208]. В течение всего XIII

в. до н.э. в хеттских текстах Хайаса (в текстах этого периода - Ацци) многократно упоминается в качестве страны, которая представляла собой потенциальную угрозу интересам Империи и с которой часто велись войны^[209].

А что же касается Куммахе и долины Ерзнка, то эта часть контактной зоны была довольно успешно интегрирована с Импе­рией, особенно в религиозной сфере (см. ниже).

Религиозно-культовые взаимоотношения

В контексте взаимоотношений западной контактной зоны с Малой Азией особое мес­то занимает религиозно-культовая сфера. Именно здесь полностью проявляется глуби­на контактов двух регионов. Источники поз­воляют с уверенностью заключить, что в кон­тексте тесных военнополитических контак­тов начали развиваться культовые. На данном этапе трудно однозначно утверждать, что на­чало этого процесса следует видеть лишь с периода хеттского завоевания^[210], однако имен­но в этой сфере наблюдается довольно глубокое взаимопроникновение двух миров, которое выражалось в следующих формах. Это в первую очередь почитание одних и тех же божеств, содействие хеттов при обслужи­вании местных культовых объектов (храмы и святилища), а также наличие ряда имен хеттских божеств в религиозных представле­ниях древней Армении.

Имеется несколько текстов, которые сви­детельствуют о приношениях в честь божеств Исувы и Хайасы в хеттских храмах, нахо­дящихся в разных частях Империи. В числе последних, несомненно, особое место зани­мает упоминание о наличии статуи бога Гро - зы Хайасы в храме хеттской столицы. Во вре­мя религиозных обрядов статую везли к ал­тарю, а затем возвращали на свое место, при­чем статую обслуживал специально при- клепленный к ней жрец^[211].

Особенно многочисленны тексты, в ко­торых упоминаются культовые церемонии, проводимые царем Исувы в различных хеттских храмах^[212]. Примечательно то, что в одном тексте, в одном и том же контексте упоминается о поездке царя Исувы в Киццу- ватну (Киликия), с целью проведения какого- то религиозного обряда, и об аналогичной миссии хеттской царицы в города Самуха и Анасипа. Также следует отметить один из текстов, который содержит гадательный процесс, проведенный жрецами в Куммахе по просьбе хеттского царя^[213].

Лучшим свидетельством существования тесных связей между хетто-лувийскими и верхнеевфратскими религиозно-культовыми реалиями, имевшими место в контактной зо­не, является сохранение малоазийских куль­товых верований в древнеармянском дохрис­тианском пантеоне, которые затем, после принятия христианства, отразились в армян­ском фольклоре^[214]. К сказанному следует до­бавить наличие в армянском многочисленных малоазийских заимствований, которые вклю­чают в себя самые разные категории лексики, от собственных имен до нарицательных^[215].

Постхеттский/лувийский период

В верхнеевфратской контактной зоне на­чиная с конца XIII в. до н.э. произошли ко­ренные изменения, связанные с дезинтегра­

цией Хеттской империи. Так называемый «кризис XII в. до н.э.»^[216] основательно изме­нил политическую и этноязыковую ситуацию в Передней Азии. Кризис был всеобъемлю­щим; его разрушительные последствия нали­цо повсеместно в позднебронзовых городских центрах Передней Азии и Эгеиды (Малая Азия, Египет, Месопотамия, Микенский мир) в период XII-X вв. до н.э., который привел к регрессивным тенденциям в политическом плане (падение ряда государств и значитель­ное ослабление других). Практически перес­тали функционировать оживленные торговые отношения между разными регионами. Пов­сюду наблюдается увеличение мобильности традиционно оседлых популяций (т.н. этни­ческие передвижения или миграции), в ре­зультате чего многие позднебронзовые го­родские центры вовсе перестали существо­вать, а их население переместилось на новые места обитания.

Эти изменения полностью отразились и на судьбе западной контактной зоны. На ее западе образовалось новое царство - Мелид (Малатья)^[217], которое до поры до времени находилось в зависимости от некогда хетт- ского дочернего царства Каргамис в Северной Сирии^[218]. Вероятнее всего, вместе с этим пос­ле начала кризиса нарушилось также эт­нополитическое единство зоны. К востоку от Евфрата, в городских центрах бывшей Исувы, археологические изыскания показали явные следы отсутствия государственности, а также присутствие значительного количества ново­го, пришлого населения^[219]. Резкое изменение политической и социально-экономической ситуации к востоку от Евфрата можно пред­ставить следующим образом - сокращение количества населенных пунктов и населения, наплыв носителей новой, примитивной мате­риальной культуры (например, отсутствие четкой планировки в архитектуре поселений).

Обобщая вышесказанные изменения, можно заключить, что население Исувы хетт- ского периода, имевшее развитые традиции городской жизни, во время кризиса либо ос­тавило места своей жизнедеятельности, либо же могло деградировать в условиях полити­ческой нестабильности или отсутствия госу­дарственности, перейдя к примитивному сельскому образу жизни^[220].

Несмотря на скудость письменных мате­риалов, все же причиной этих изменений в западной контактной зоне, опираясь на ар­хеологические материалы, следует считать 72

миграцию извне^[221].

Контактная зона в контексте ассирийской и урартской экспансии После завершения «кризиса XII в. до н.э.», начиная с IX в. до н.э. верхнеевфратская зона была вовлечена в систему новых гео­политических реалий. Вместо старой двух­полярной системы Хеттская империя - Асси­рия образовалась система Ассирия - Урарту. И в течение этого исторического отрезка вре­мени, который завершился в VII в. до н.э. па­дением Ассирии и Урарту, верхнеевфратский регион находился в центре политических и экономических интересов двух сверхдержав. Если Ассирия, как и в предыдущие истори­ческие времена другие месопотамские госу­дарства, остро нуждалась в необходимом сы­рье, то для Урарту долина Верхнего Евфрата представляла собой естественные ворота, ведущие в Малую Азию и Сирию, так как на юге ему противостояла мощная Ассирия.

Сначала Ассирия, а затем Урарту неодно­кратно пытались взять под свой контроль этот важный в стратегическом и экономиче- 73

ском отношении регион^[222].

Следует отметить, что ни Ассирия, ни Урарту не пытались упразднить мелидское царство, ограничиваясь лишь установлением там своей гегемонии. Буферный статус Ме- лида до поры до времени был выгоден Асси­рии, так как к западу от Мелида располагались другие послехеттские лувийские царства, которые не отличались лояльностью к Асси­рии и постоянно находились под его сильным нажимом. Урарты же рассматривали Мелид и другие лувийские и арамейские царства Ма­лой Азии и Сирии как своих потенциальных союзников против Ассирии. Контроль над Мелидом во многом мог предопределить ус­пех обеих сторон в их внешней политике. В этом и состояла ключевая роль долины Верх­него Евфрата в период противостояния Асси­рии и Урарту.

Первым ассирийским царем, предпри­нявшем поход в сторону западной контактной зоны был Салманасар III, который по пути в Малую Азию упоминает принятие дани от царя Мелида^[223].

А незадолго до этого он же упоминает, в контексте своего похода на Урарту, завоевание области Энзите страны Исува, а также Сухму (к востоку от Исувы)^[224]. Однако в обоих слу­чаях не может быть речи о территориальных захватах; ассирийцы лишь во второй полови­не следующего столетия приступили к аннек­сии западных и юго-западных областей Ар­мянского нагорья и восточной Малой Азии.

В конце IX - в первой половине VIII в. до н.э. начинается и быстро прогрессирует урартская экспансия на запад. Урартские ца­ри Менуа, Аргишти II и Сардури II в резуль­тате нескольких успешных походов основа­тельно закрепились здесь^[225]. Именно после этих походов, по сообщению текстов асси­рийского царя Тиглатпаласара III, Мелид стал союзником Урарту^[226]. После поражения Урарту от Ассирии урартское владычество над верхнеевфратской долиной сменило ас- сирийское^[227]. При одном из преемников Тиг- латпаласара - Саргоне II, как Мелид, так и лувийские царства, находящиеся к востоку от него, один за другим были превращены в ассирийские провинции, а автохтонные ди­настии большей частью насильно уведены в Ассирию. Так, в 713-712 гг. два последних царя Мелида, Гунзинани и Тархунази, лиши­лись своей власти, а территория царства была присоединена к ее южному соседу Кум-

79

муху^[228].

По всей видимости, несмотря на кажу­щуюся основательность ассирийского влады­чества в долине Верхнего Евфрата, у асси­рийцев были серьезные опасения на этот счет. Судя по последующим событиям, в верхнеевфратском регионе или по его сосед­ству происходили какие-то, до сих пор еще невыясненные процессы, которые в скором времени привели к созданию здесь нового, независимого от Ассирии политического объ единения^[229]. Оказалось, в первую очередь, что притязания Урарту на этом направлении не завершились, о чем можно судить по сооб­щению текста времен того же Саргона о сооружении пяти крепостей против Урарту^[230].

В том же тексте говорится о пяти крепостях ассирийцев, на этот раз против страны Муш­ки (Великая Фригия) и другой страны, наз­вание которой в тексте стерто. Урартская уг­роза была реальной, о чем можно судить по тексту его царя Русы II, датируему 680-ми годами, где сообщается о походе на страны «Хате, Хатинили и Мушкини»^[231]. Ситуация для Ассирии усугублялась тем обстоятель­ством, что Руса II и царь Великой Фригии Мита (Мидас античных источников) стали союзниками^[232].

Однако ни Ассирия, ни Урарту с Фри­гией не являлись бесспорными игроками в интересующем нас регионе. После падения царства Мелид здесь появляется новая поли­тическая сила, которая трудно поддается идентификации. Согласно одной версии, в конце VIII-начале VII вв. до н.э. на востоке Малой Азии и в верхнеевфратской долине политическая гегемония перешла к новому этническому элементу, который и сумел соз­дать на территории бывшего Мелида новое царство^[233]. По всей видимости, именно во время битвы против этого нового врага в 705 г. до н. э. и мог погибнуть Саргон II. После этого события ассирийское владычество в Малой Азии практически было упразднено; власть Ассирии ограничивалась лишь Кили­кией.

Южная контактная зона

Южная часть евфратско-тигрской кон­тактной зоны по своему значению и широкому спектру разнообразных взаимоотношений с обществами Армянского нагорья превосхо­дит западную зону. Наряду с другими причи­нами, это, в первую очередь, то ярко выра­женное различие, которое налицо между морфологией и климатическими характерис­тиками Месопотамии и Армянского нагорья. Это совершенно разные миры, между кото­рыми практически отсутствуют ровные пере­ходы, что налицо в западной зоне. Горный массив Армянского Тавра представляет со­бой такой естественный барьер, преодоление которого сопряжено с большими трудностями, требующими значительного военного и эко­номического потенциала.

Интенсификация внешних военнополи­тических мероприятий месопотамских госу­дарств, направленных на север, хронологи­чески соответствует периодам их наиболь­шей консолидации и усиления и была обус­ловлена этими обстоятельствами^[234]. Стремле­ние к установлению контроля над дорогами, ведущими к источникам необходимого сырья, превращалось в жизненную необхо­димость. Можно в этой связи согласиться с недавно предложенной моделью древнево­сточных «империй», согласно которой, круп­ные государства III-II тыс. до н.э. (Аккад, Эбла, Ассирия, Египет и др.) - военнополи­тический организм, состоящий из центра, ко­торый осуществлял контроль над путями сообщения с помощью разбросанных по обеим сторонам крепостям^[235]. При данной мо­дели роль южной контактной зоны для ме­сопотамских государств нельзя переоценить, так как они не могли существовать без источников различных металлов^[236] и путей к этим источникам, находящихся относитель­но близко.

Несмотря на естественные барьеры, взаи­моотношения севера с югом были неизбежны и необходимы, так как северяне в свою оче­редь сами нуждались в ремесленной продук­ции месопотамцев. В этой связи следует от­метить, что интерес северян к Месопотамии был не меньшим, так как не всегда мирный

товарообмен мог удовлетворить неселение горных областей, что временами приводило к набегам, особенно в периоды резкого изме­нения экологической ситуации. В течение III-II тыс. до н.э. письменными источниками зафиксировано несколько случаев массового переселения северных горцев в Месопота­мию, что наложило свой негативный отпеча­ток на развитии местных государств^[237].

Взаимооотношения обществ Армянско­го нагорья с государствами Месопотамии и Сирии в южной контактной зоне^[238] можно представить в виде нижеследующей периоди­зации.

1. Период государства Аккад - XXIV­XXIII вв. до н.э.

2. Период торговых колоний Ашшура - XIX-XVIII вв. до н.э.

3. Миттанийский период - XVI-XIV вв. до н.э.

4. Среднеассирийский период - XIV-XI вв. до н.э.

5. Новоассирийский период - X-VII вв. до н.э.

Период царства Аккад

Довольно долгий перерыв в несколько веков, наступивший после упадка поздеурук- ских колоний, завершился во второй половине XXIV в. до н.э., в результате образования царства Аккад - первого общемесопотамского государства. Сказанное не означает, что меж­ду севером и югом в период после поздне- урукских колоний образовался хронологиче­ский разрыв. В первой половине III тыс. до н.э. шумерские города-государства Южной Месопотамии имели свои экономические интересы в северных горных областях, о чем можно судить по сведениям, содержащимся в шумерских эпических текстах^[239]. Однако эти сведения далеко недостаточны ни для опре­деления конкретно географического распо­ложения данных топонимов, ни для выясне­ния характера взаимоотношений. Можно только предположить, что эти взаимоотно­шения носили характер мирных торговых сношений, если иметь в виду также то обстоя­тельство, что военный потенциал южномесо­потамских городов-государств явно не поз­волил бы им организовывать крупномасштаб­ные военные предприятия.

Уже Саргон II, основатель царства Ак­кад, объединив всю Месопотамию, начал активную внешнюю политику на севере и северо-западе^[240]. В этом направлении целью его военных мероприятий являлись не тер­риториальные захваты, а лишь выход к ис­точникам сырья и контроль над путями сооб­щения, необходимыми для обеспечения раз­вития экономики страны. При этом, интере­сующие аккадцев источники сырья, судя по упоминающимся топонимам, находились к западу и северо-западу от контактной зоны (горы Аманос и юго-восточная Малая Азия)^[241].

При Нарамсине, внуке Саргона (2236­2200 гг.), география внешнеполитических мероприятий Аккада не изменилась, просто она стала более интенсивной и целеустрем- ленной^[242]. На севере и северо-востоке его по­ходы разворачивались по всему периметру Субарту, в частности в районе нынешнего Диярбакыра.

Информация, заключенная в текстах ца­рей Аккада, большей частью трафаретная, не позволяющая получить полное представление об истинных целях многочисленных походов на север и северо-запад, кроме как источники сырья. Сказанное относится особенно к пе­

риоду правления Нарамсина, который по вре­мени совпал с началом изменения климати­ческих условий в Передней Азии. Именно в этот период участились набеги северных гор­ских племен кутиев в Северную Месопота­мию, которые в конечном итоге несколько позднее привели к развалу Аккадского цар- 94

ства^[243].

Археологическое исследование аккад­ских поселений бассейна реки Хабур пока­зало, что в течение короткого времени обшир­ные царские земледельческие хозяйства пришли в упадок, в результате чего много­численные города региона либо полностью опустели, либо лишились значительной час­ти своего населения^[244]. Предполагается, что в период изменения климатических условий, приведших к сокращению водных ресурсов, цари Аккада стремились использовать земле­дельческий потенциал южной контактной зоны, организовав здесь крупные государ­ственные хозяйственные структуры - поли­тика, проводимая в этой зоне много позже, в конце II тыс. до н. э. (см. ниже). Кутии же, в свою очередь, движимые теми же стимулами, частично переселились в контактную зону и дальше на юг, что и привело к развалу поли­тических и экономических структур Аккада.

Период торговых колоний Ашшура

После падения III династии Ура в XX в. до н.э. взаимоотношения Месопотамии с южной контактной зоной обрели новые тен­денции, особенно в течение первых двух ве­ков существования государства Ашшур в Северной Месопотамии, до ее завоевания Вавилонией.

Ашшурцы, которые еще незадолго до создания собственного государства являлись ветвью полукочевых аморейских племен, из- за своего традиционного образа жизни и при­митивных навыков в области экономики, бы­ли вынуждены искать нужные ресурсы свое­го жизнеобеспечения посредством меновой торговли с северянами^[245]. В качестве продук­тов обмена они могли предложить различные ремесленные изделия и в первую очередь ткани. Ашшурцы сумели быстро освоиться с весьма выгодным географическим положе­нием страны на перекрестке основных путей сообщения между западом и востоком, сделав транзитную торговлю основным источником своего дохода. Государственная поддержка купцам, вовлеченным в транзитную торгов­лю, обеспечивала им свободный доступ по всей периферии царства и даже дальше в глубь областей, лежавших за пределами при­граничных территорий. Взамен своей про­дукции ашшурцы доставляли на свою терри­торию металлы и другие необходимые ре­сурсы из Армянского нагорья и Восточной Малой Азии. Уже в XIX в. до н.э. ашшурцы установили тесные взаимовыгодные торго­вые отношения со всеми областями южной и западной контактной зоны. Более того, они проникли в восточную и юго-восточную Ма­лую Азию, организовав здесь торговые коло­нии и фактории, исключительно мирным путем^[246]. Колонии и фактории были основаны вдоль дорог, ведущих в Месопотамию, что облегчало доставку сырья и других товаров. Местные политические единицы были заин­тересованы в торговле с месопотамцами, фактор, который до поры до времени обес­печивал для них определенную свободу для развертывания масштабной торговой дея­тельности.

В самой контактной зоне источниками засвидетельствовано около двух десятков колоний, большей частью на стыке южной и

98

западной зон^[247].

Миттанийский период

Одним из наиболее важных этапов исто­рии южной контактной зоны является период существования государства Миттани (XVII­XIV вв. до н.э.), когда на его западной части, на базе целого ряда крупных городских цент­ров возникло новое государство с индоарий­ской царской династией^[248]. Подавляющей час­тью населения Миттани являлись хурриты, которые заселили запад контактной зоны и ее прилегающие области в результате двух последовательных миграционных волн (середина III тыс. до н.э. и XVIII -XVII вв. до н.э.). Вероятнее всего, хурриты заселили так­же ряд горных районов Армянского Тавра, так как и впоследствии ассирийские источ­ники упоминают здесь царей, носивших хур- ритские имена^[249]. Кроме хурритов, здесь про­живало также значильное количество семи­тов (в основном аморейцев).

В период расцвета Миттани в политиче­ской жизни Передней Азии произошли зна­чительные перемены. В течение XVI - первой половине XIV вв. до н.э. военно-политическое влияние Миттани простиралось по всем нап­равлениям - Киликия, Центральная Сирия и юго-запад Армянского нагорья, Восточная Малая Азия. Фактически по территории Миттани или же в странах, находящихся под его влиянием проходили все основные торго­вые пути и находилась большая часть источ­ников разных металлов. Даже масштабные набеги египетских фараонов Аменхотепа II и Тутмоса III не смогли существенно повлиять на могущество Миттани. Продолжительное противостояние двух держав закончилось установлением добрососедских отношений, закрепленных практикой династических бра­ков. Таким образом, на время образовалась новая геополитическая ситуация, где Египет и Миттани определяли «мировую политику». Этот миропорядок просуществовал до сере­дины XIV в. до н.э., когда на политическую арену Передней Азии активно выступило Хеттское царство, которое сумело завоевать Миттани, сделав ее вассальным царством.

Период существования Миттани знаме­нателен тем, что до того времени на обширной территории южной контактной зоны сколько- нибудь крупных государств не было образо­вано, даже на корокий срок. В этой связи сле­дует отметить, что и после Миттани, в тече­ние всей последующей истории Передней Азии, не было такового. Южная контактная зона во все исторические времена входила в состав государств, центры которых находи­лись относительно далеко^[250].

Среднеассирийский период

После Миттани, с конца XIV в. до н.э. начинается период усиления Среднеассирий­ского царства, которое в скором времени на­чало продвижение на север.

Запад контакной зоны имел для Ассирии исключительное значение. Именно по ее тер­ритории проходила линия контакта между Ассирией и Хеттской империей, по которой проходили основные дороги, ведущие на се­вер, в сторону бассейна Тигра, где находились крупные месторождения металлов. Кроме того, земледельческий потенциал территории подвластного хеттам Миттани и бассейна Тигра имел первостепенное значение для ассирийского государства. Окруженное с трех сторон Хеттской империей и тради­ционно недружелюбной Вавилонией, Асси­рия к тому же не имела доступа к торговым путям, ведущим на запад, к Средиземномо­рью. Несколько походов, совершенных асси­

рийскими царями Салманасаром I и Тукуль- ти-Нинуртой I в 1260-1230-х годах до н.э. завершились лишь захватом Миттани, однако не смогли пробить брешь на запад, что вы­нудило их довольствоваться внутренними ресурсами контактной зоны. Именно здесь, начиная с последних десятилетий XIII в. до н.э. - середины XI в. до н.э. ассирийцы орга­низовали широкомасштабную хозяйственную деятельность. В районе, заключенном между хребтом Тур Абдин и Армянским Тавром, ас- 102 сирийцы соорудили множество крепостей^[251], чтобы обезопасить его от набегов соседей. Бывшие крупные миттанийские города Таи- ду, Синаму, Тушхан, Дунну ша-Узиби и др. стали центрами земледельческо-ремесленной деятельности. Сюда стекалась вся местная продукция, а также материальные ресурсы, получаемые с севера в виде дани или товаро­обмена, для их дальнейшего перераспреде­ления.

Целеустремленная интеграционная по­литика западной части контактной зоны была сопряжена с серьезными рисками. В XII-XI вв. до н.э., в период развертывания кризисных явлений в Передней Азии, Ассирия неодно­кратно теряла контроль над большей частью контактной зоны. Этот регион превратился в арену, куда стекались носители двух разных миграционных волн. Сначала племена муш- ков и апишлу в начале царствования Тиглат- паласара I проникли с севера в страну Кад- мухи (в районе Тур Абдина), а затем семит­ские племена арамейцев с запада и юго-за­пада - в соседние области. Особенно значи­тельный урон нанесли арамейцы, которым удалось практически отрезать Ассирию от запада и севера. «Ассирийская хроника» сообщает о том, что в 1080 г. до н.э. арамейцы достигли даже окрестностей столицы Нине- вии^[252]. В тех же текстах сообщается о мас­совом бегстве населения Ассирии на север, в горы. Ассирийцы прилагали огромные уси­лия для устранения нависшей угрозы. В текс­тах Тиглатпаласара I сообщается о том, что царь 28 раз переходил Евфрат, преследуя ара­мейские племена^[253]. О постоянных передви­жениях арамейских племен и стычках с ними имеются сведения и при преемнике Тиглат- паласара Ашшурбелкале (1073-1056 гг. до н.э.). Согласно одному тексту, он сражался с арамейцами в 15 битвах.

Не менее интенсивные конфликты были зафиксированы также с мушками и другими переселенцами^[254]. Противостояние Ассирии и мигрантов, протекавшее с переменным успехом, завершилось оседанием мушков в Кадмухи, а к середине XI в. до н.э. эта тер­ритория вышла из-под влияния Ассирии. Лишь только много позже, в IX в. до н.э., мушки Кадмухи упоминаются как ассирий­ские данники.

В контексте длительных передвижений арамейцев, мушков и других племен контакт­ная зона продолжала оставаться террито­рией, имеющей важное экономическое зна­чение для Ассирии. В течение всего XII в. до н.э. и до середины следующего столетия (ко­нец правления царя Ассирии Ашшурбелкалы) ассирийцы использовали область совр. Дияр- бакыра как важный центр для производства пшеницы и других злаков, о чем повествуют обнаруженные здесь относительно недавно клинописные тексты^[255]. Для обеспечения безопасности этого района, среднеассирий­ские цари создали здесь своеобразный укре­пленный район, состоящий из многочислен­ных мелких крепостей.

Однако вскоре после Ашшурбелкалы Ассирия потеряла почти на полтора столетия

полный контроль практически над всей юж­ной контактной зоной, в особенности ее за­падной частью, где образовались арамейские племенные объединения. Лишь только к кон - цу X - началу IX в. до н.э. Ассирия вновь смогла вернуть себе потерянное.

Новоассирийский период

Уже с самого начала Новоассирийского периода наблюдается методичное продвиже­ние Ассирии по традиционно важным нап­равлениям - на север, северо-запад и запад, политика, присущая ее царям XIII в. до н.э. Ассирийцам благоприятствовал новый миро­порядок, созданный после кризиса XII в. до н.э. Распад Хеттской империи и создание множества мелких царств на части ее тер­ритории, также неспособность Позднееги­петского царства возродить систему вассаль­ных царств на территории современной Си­рии сделали Ассирию единственным госу­дарством, до образования Урарту, способным взять на себя роль гегемона в Передней Азии. Однако процесс создания Ассирийской им­перии был нелегким предприятием, так как ее имперским амбициям противостояло мно­жество небольших царств и племенных объе­динений, разбросанных по периметру кон­тактной зоны (южной и западной), а также в Сирии и в Малой Азии^[256]. В течение IX-VIII вв. до н.э. Ассирия то и дело сталкивалась с упорным сопротивлением последних, обыч­но организованных в союзы. Южная контакт­ная зона являлась ключом к успеху, так как только через нее можно было пробиться на север и запад, полностью обеспечив свое участие в оживленной международной тор­говле Восточного Средиземноморья. Именно в этом направлении, занятом довольно жиз­неспособными арамейскими племенными союзами, Ассирия потратила свои основные усилия. Однако, несмотря на успехи Салма­насара III (858-824 гг. до н.э.), сумевшего распространить свое влияние на большую часть арамейских княжеств и лувийских царств, даже при нем и впоследствии потре­бовались регулярные карательные экспеди­ции для подавления различных восстаний и сепаратистских тенденций. При этом асси­рийцы часто, с целью установления еще большего влияния на захваченные регионы, основывали там укрепленные поселения, с помощью которых контролировали действия своих вассалов.

Процесс расширения и укрепления Но­воассирийской империи протекал следую­щим образом.

Первое - это политика «неограниченной экспансии»^[257], которая была начата Салмана­саром III; суть ее заключалась в организации регулярных военных походов, одновременно по нескольким направлениям. Во второй по­ловине следующего столетия она была раз­вита Тиглатпаласаром III и Саргоном II. Жертвами этой экспансии явились в основ­ном области контактной зоны.

Второе - это укрепление захваченных стран, окружавших Ассирию (т. н. «первое кольцо»), с целью создания барьера против более отдаленных и еще не завоеванных стран, откуда ассирийцы могли ждать набегов или же куда в будущем могли сами органи­зовывать походы. Это кольцо начиналось с областей, расположенных вдоль среднего те­чения Евфрата и далее шло на восток до конца южной контактной зоны. На севере ас­сирийцы укрепляли южные подступы Армян­ского Тавра^[258]. Примеров укрепления завое­ванных приграничных областей множество, особенно в тех районах, по которым в Асси­рию доставлялись дань и захваченное добро. Большая часть таких укреплений располага­лась в долине Верхнего Тигра и западнее, где проходили основные дороги на север. В част­ности, царь Ашшурнацирапли II (883-859 гг.

до н.э.), захватив племенные объединения долины Верхнего Тигра, начал укреплять ра­йоны, расположенные к югу от Тигра (быв­шие миттанийские города Тиду, Амеду, Си- набу, Тушхан, а также Шабирешу, юго-вос­точнее от этих городов)^[259].

Третье - это создание «земледельческих колоний» в наиболее пригодных для этого областях (см. выше в этом разделе).

И, наконец, последнее, что являлось од­ним из наиболее характерных как для Новоас­сирийского царства, так и других древневос­точных государств. Это - политика насиль­ного переселения населения завоеванных стран в Ассирию^[260]. Она проводилась не толь­ко для обеспечения малонаселенных при­граничных районов Ассирии. С ее помощью ассирийцы искусственно меняли этническую ситуацию в тех странах, где видели реальную 112

угрозу для своего владычества^[261].

Имперские амбиции Ассирии в южной и западной контактных зонах с конца IX в. до н. э. столкнулись с новым действующим ли­цом в переднеазиатском геополитическом пространстве. Образование Урарту в бассей­не озера Ван в середине IX в. до н.э. и ее быстрое расширение за счет завоеваний на западе и севере означало, что отныне Ассирии противостояла организованная военно-поли­тическая сила, способная оспаривать ее внешнеполитические интересы. Расширение ассирийского влияния в южной контактной зоне было серьезно расшатано уже с конца IX в. до н.э. по ходу продвижения Урарту в том же регионе, а также на запад. Походы Салманасара III на север, в том числе в бас­сейн оз. Ван положили начало почти двухве­ковому противостоянию двух держав за геге­монию в Передней Азии^[262].

По сути дела, вплоть до начала VII в. до н.э. в южной и западной контактных зонах образовалась политическая ситуация, кото­рую можно с уверенностью охарактеризовать как две супердержавы плюс система буфер­ных государств, которые распространялись на западе с верхнеевфратской долины до приурмийского района. Мелкие буферные государственные образования, имеющие различный этнический характер и обладаю­щие столь же различным военным и эконо­мическим потенциалом, вплоть до середины VIII в. до н. э. сохраняли свой полузависимый статус по всей линии соприкосновения Асси­рии и Урарту. Среди них своим значением выделялись Бит Замани, племенные образо­вания на территории Кадмухи, Бабхи, Хабхи, Шубрия, Мехри, Муцацир, Кумме и др. Не­которые из них, особенно те, которые распо­лагались в труднодоступных высокогорных долинах, сумели сохранить свою ограничен­ную независимость. Здесь сохранялась нас­ледственная власть местных династий даже в период наибольшей активности Ассирии и Урарту в конце VIII в. до н. э..

Несмотря на то, что пока еще до конца не выяснены причины сохранения выше­упомянутыми политическими объединения­ми своего статуса, однако можно допустить, что, кроме труднодоступного рельефа (напри­мер, Бабхи, Шубрия и Муцацир), значитель­ную роль могли сыграть трудности, связан­ные с экономическим освоением их террито­рий. Ни Ассирии, ни Урарту не удалось соз­дать здесь экономические инфраструктуры, что позволило бы интегрировать их с метро­полией. По этой же причине было невозможно обеспечить постоянный контроль над высо­когорными племенными союзами, тради­ционный уклад жизни которых был несов­местим, например, с развитой месопотамской течение этого периода освящена в многочислен­ных исследованиях (Salvini 1967: 62ff.; Арутюнян 1970: 100слл.; Kessler 1986: 59ff.; Wafler 1980­1981и др.).

цивилизацией^[263]. В такой ситуации контроль мог быть осуществлен только посредством сосредоточения значительных военных сил, что было невозможно, имея в виду обширные территории обеих держав. Поэтому Ассирия и Урарту довольствовались ограниченным контролем, который позволил бы им получать дань и гарантии не организовывать набеги на свою территорию. При этом время от времени требовались карательные экспедиции с целью пресечения нелояльных действий гор­цев. Данная ситуация имеет четкие параллели с историей взаимоотношений месопотамских государств с обществами Армянского нагорья IV-II тыс. до н.э. (см. выше).

Во второй половине VIII в. до н.э., в кон­тексте ассирийско - урартского соперниче­ства, наметились резкие изменения, связан­ные с чрезмерной активизацией экспансии Ассирии на запад, север и северо-запад при Тиглатпаласаре III и Саргоне II. Эта экспан­сия сопровождалась новыми тенденциями. Резко возросла роль стран контактной зоны. Ассирия и Урарту приложили много усилий для большего влияния здесь, стараясь орга­низовывать местные политические единицы в военные союзы против соперника.

Сначала эту политику успешно проводи­ли урартские цари, которые, воспользовав­шись временным ослаблением Ассирии в первой половине VIII в. до н.э., не только преуспели в территориальных захватах (на­пример, верхнеевфратская долина), но и су­мели создать мощную антиассирийскую коа­лицию^[264]. В союз входили страны западной и южной контактных зон - Мелид, Каргамис, Куммух (Коммагена антич. источников), Гур- гум (район совр. Мараша), Сам'ал и др.^[265][266].

Победы, одержанные Тиглатпаласаром над Урарту и его союзниками в 743 и 735 гг. до н.э. привели к коренным изменениям в ба­лансе сил в Передней Азии, после чего ини­циатива полностью перешла к Ассирии до конца столетия. Бывшие союзники Урарту были вынуждены признать ассирийское вла­дычество. Стараясь укрепить свое влияние в новозавоеванных странах, Саргон II провел «чистку» в некоторых из них. Например, в Каргамисе и в Мелиде была упразднена царская власть, и они были реорганизованы в ассирийские провинции^[267]. Одновременно наблюдается укрепление границ империи в Малой Азии и по периметру контактной зо­ны, что, по-видимому, было связано с союзом Урарту и Великой Фригии (в текстах Мушки). Этим можно объяснить упразднение царской власти в Мелиде и присоединение его терри­тории к проассирийскому царству Куммух, а также политику переселений, проведенная в ряде стран контактной зоны.

В VII в. до н.э., хотя противостояние Ас­сирии и Урарту продолжалась, однако их воз­можности значительно сократились, что было связано с существованием более серьез­ных проблем. Для Ассирии это восток, где из года в год все более активно вели себя ми­дийцы, и северо-запад, где после гибели Сар­гона II ассирийское владычество было сведе­но на нет. У Урарту же были не менее серьез­ные проблемы сначала с киммерийцами, а затем экономического характера^[268]. Сказан­

ное можно проиллюстрировать более чем на­глядно по примеру эпизода Шубрии, датиро­ванном 673 г. до н.э.^[269].

Царь Шубрии, находящийся в горной об­ласти на севере древнеармянской провинции Агдзник (асс. Алзи), в течение долгого вре­мени пренебрегал требованиями царя Асси­рии Асархаддона вернуть ассирийских бе­женцев. Одновременно у шубрийцев были натянутые отношения с Урарту^[270]. Асархад- дон был вынужден организовать поход в Шубрию и вернуть беженцев. О значительном сокращении влияния Ассирии и Урарту на страны контактной зоны свидетельствуют также другие тексты этого времени^[271]. Раз­личные мероприятия, организованные пос­ледними ассирийскими царями, направлен­ные на сохранение минимального контроля над некогда подвластными буферными стра­нами (массовые переселения, карательные походы и др.) не могли исправить положение. Основной причиной сокращения влияния Ассирии и Урарту в контактной зоне, вероят­нее всего, было появление на политической арене Передней Азии сначала киммерийских, а затем и скифских племен. Приход этих исключительно мобильных и воинственных племен кардинально изменил баланс сил, сыграв существенную роль в падении сначала Урарту, а несколько позже и Ассирии. Во второй половине VII в. до н.э., незадолго до своих последних дней, Ассирия и Урарту больше не являлись основными действую­щими лицами в южной контактной зоне.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Грекян Е. (2013). К вопросу о падении Ванского царства. - В сб.: Айказуны (ред.. В. Б. Бархударян и др.), с. 64-82 (на арм. яз.).

2. Джаукян Г. Б. (1970). Армянский и индоевропейские языки. Ер. (на арм. яз.).

3. Джаукян Г. Б. (1987). История армянского языка. Дописьменный период. Ер. (на арм. яз.).

4. Косян А.В. (1991). Этнические передвижения в Малой Азии и Армянском нагорье в XII в. до н.э. - ИФЖ 1, с. 65-78.

5. Косян А. В. (1996). Вопрос «восточных» и «западных» мушков. - ИФЖ, 1/2, с. 207-220 (на арм. яз.).

6. Косян А. В. (1997). Исува (Цопк) в XIII-XII в. до н.э.– ИФЖ, 1/2, с. 177-192 (на арм. яз.).

7. Косян А. В. (1998а). «Дом Торгома» (миф и реальность). Ер. (на арм. яз.).

8. Косян А. В.(1998б). Исува и Гордион (сравнительный анализ). – ИФЖ, 3, с. 177-194 (на арм. яз.).

9. Косян А. В. (1999а). Ближневосточный кризис XII в. до н.э. и Армянское нагорье. Ер. (на арм. яз.).

10. Косян А. В. (1999б). Саргин II и страны Восточной Малой Азии. – СНБСВ XVIII, 219-229 (на арм. яз.).

11. Косян А. В. (2002а). Ани-Камах в хеттский период. – ИФЖ, 3, с. 225-241 (на арм. яз.).

12. Косян А. В. (2002б). Религиозные центры Исувы в хеттскую эпоху. – СНБСВ XXI, с. 315-331 (на арм. яз.).

13. Косян А. В. (2004а). Топонимы Армяского нагорья (согласно хеттским клинописным источникам). Ер. (на арм. яз.).

14. Косян А.В. (20046). Хайасские походы Мурсилиса II (новые первоисточники). - ИФЖ,, с. 197-204 (на арм. яз.).

15. Косян А. В. (2004в). Хеттский клинописный текст KUB XXVI 62 и проблемы исторической географии бассейна Верхнего Евфрата. - СНБСВ XXIII, с. 472-484 (на арм. яз.).

16. Косян А. В. (2013а). От Вана до Евфрата (к истокам древнеармянской государственности). - В сб.: Айказуны (ред. В. Б. Бархударян и др.). Ер. с. 48-63 (на арм. яз.).

17. Косян А. В. (20136). Миттани. - История сопреденльных с Армений стран, т.1: Древний период Ер. с. 389-406 (на арм. яз.).

18. Косян А. В. (2016). Xеттско-хайасские межгосударственные договора XIV в. до н.э. Ер. (на арм. яз.).

19. Аветисян Г. М. (1984). Государство Митанни. Ер.

20. Арутюнян Н. В. (1970). Биайнили (Урарту). Ер.

21. Арутюнян Н. В. (1985). Топонимика Урарту. Ер.

22. Капанцян Гр. (1948). Хайаса-колыбель армян. Ер.

23. Петросян А. Е. (2006). Арамазд. Ер. (на арм. яз.).

24. Algaze G. (1989). The Uruk Expansion: Cross-cultural Exchange in Early Mesopotamian Civilization, Cur­rent Anthropology 30, 571-608.

25. Algaze G. (1993). The Uruk World System. The Dynamics of Expansion of Early Mesopotamian Civiliza­tion, Chicago.

26. Bobokhyan A. (2008). Kommunikation und Austausch im Hochland zwischen Kaukasus und Taurus, ca. 2500-1500 v. Chr., Bd.2. Oxford.

27. Borger R. (1956). Die Inschriften von Asarhaddons Konig von Assyrien, Graz.

28. Bartl K. (1994). Die Fruhe Eisenzeit in Ostanatolien und ihre Verbindungen zu den benachbarten Re- gionen, Baghdader Mitteilungen, Bd.25, 473-518.

29. Brant J. (1836). Journey Through a Part of Armenia and Asia Minor, in the Year 1835, Journal of the Royal Geographical Society of London, vol.6, 187-223.

30. Bryce T R. (2005). The Kingdom of the Hittites, Oxford (second edition).

31. Burghardt A. F. (1971). A Hypothesis About Gateway Cities, Annals of the Association of American Geog­raphers 61, 269-285.

32. Campbell-Thompson R. and R.W.Hutсhinsоn (1933). The British Museum Excavations at Nineveh, 1931­32, Annals of Archaeology and Anthropology 20.

33. Carter Ch.W. (1962). Hittite Cult-Inventories, Chicago (Diss.).

34. Cornelius Fr. (1958). Geographie des Hethiterreiches, Orientalia 27, 225-251, 373-398.

35. Creekmore A. (2007). The Upper Tigris Archaeological Research Project (UTARP): A Summary and Synthe­sis of the Late Chalcolithic and Early Bronze Age Remains from the First Three Seasons at Kenan Tepe, Anatolica XXXIII, 75-128.

36. Den Hout Th.van (1995). Der Ulmitesub-Vertrag, Wiesbaden.

37. De Roos J. (1987). Who was Kilushepa?, JEOL 29, p.74.

38. Edzard D. O. und G.Farber (1974). Die Orts- und Gewassernamen der Zeit der 3. Dynastie von Ur, Wies­baden.

39. Foster B. (1977). Commercial Activity in Sargonic Mesopotamia, Iraq 39, 31-44.

40. Gadd C. J. (2008). The Dynasty of Agade and the Gutian Invasion. - In: CAH I/2, 417-463.

41. Gelb I. J. (1956). New Light on Hurrians and Subarians, Studi Orientalistici in onore di Giorgio Levi della Vida I, Roma, 378-392.

42. Grayson A. K. (1991). The Royal Inscriptions of Mesopotamia. Assyrian Periods / Vol. 2, Assyrian Rulers of the Third and Second Millennia BC (1114-859 BC), Toronto-Buffalo-London.

43. Grayson A. K. (1996). The Royal Inscriptions of Mesopotamia. Assyrian Periods / Vol. 3, Assyrian Rulers of the Early First Millennium BC (858-745 BC), Toronto-Buffalo-London.

44. Guterbock H.G. (1973). Hittite Hieroglyphic Seal Impressions from Korucutepe, Journal of Near-Eastern Studies 32, 1973, p.135-147.

45. Hauptmann H. (1969/70). Nor§un-tepe: Historische Geographie und Ergebnisse der Grabungen 1968/69. Istanbuler Mitteilungen 19-20, 21-78.

46. Hawkins J. D. (1982). The Neo-Hittite States in Syria and Anatolia. - In: CAH, vol.III/1, 372-441.

47. Hawkins J. D. (1988). Kuzi-Tesub and the «Great Kings» of Karkamis, AnSt, 38, 99-108.

48. Houwink ten Cate Ph. H. J. (1996) The Dynastic Marriages of the Period between ca.1258 and 1244 B.C., Altorientalische Forschungen, 1996/1, 40-75.

49. Kelly-Buccellati M. (1990). Trade in Metals in the Third Millennium: Northeastern Syria and Eastern Ana­tolia, In: Resurrecting the Past (eds. P.Matthiae et al.), Istanbul, 117-131.

50. Kessler K. (1986). Zu den Beziehungen zwischen Urartu und Mesopotamien. - In: Das Reich Urartu. Ein altorientalischen Staat im 1. Jahrtausend v.Chr. (Hrsg. V.Haas), XENIA 17, Konstanz, 59-86.

51. Klengel H. (1966). Lullubum. Ein Beitrag zur Geschichte der altorientalischen Gebirgsvolker, Mitteilungen des Instituts fur Orientforschung 11, 349-371.

52. Klengel H. (1976). Nochmals zu Isuwa, OA 15, 85-89.

53. Klengel H. et al. (1999). Geschichte des Hethitischen Reiches, Leiden - Boston - Koln.

54. Konyar E. (2006). Old Hittite Presence in the East of the Euphrates in the Light of the Stratigraphical Data from Imiku⅞agi (Elazig). - in: Structuring and Dating in Hittite Archaeology. Byzas 4 (eds. D.P.Mielke, U.-D.Schoop, J.Seeher), Istanbul, 333-348.

55. Kosyan A.V (2002). Sargon II and Kurtis of Atuna: an Interpretation. - In: Studia Linguarum 3/1 (Memoriae A.A.Korolev dicata), Moscow, 191-203.

56. Kosyan A.V (2006). Arnuwandas I in the East, AJNES I, 72-97.

57. Kosyan A.V (2009). On the Ethnic Background of Isuwa (a Preliminary Study), AJNES IV/2, 85-97.

58. Kosyan A.V (2010). Western Periphery of Urartu and Beyond, AJNES V/1, 43-54.

59. Kosyan A.V (2011). Towards the Hittite Eastern Periphery (KUB XLIX 11), AJNES VI/2, 87-94.

60. Kosyan A.V (2014). To the East of Hatti. - In: Essays in Honour of Veli Sevin (ed. A.Ozfirat), Istanbul, 277­282.

61. Lambert W.G. (1974). The Reigns of Assurnasirpal II and Shalmaneser III: an Interpretation, Iraq, vol.XXX- VI, P.1/2, 103-109.

62. Lanfranchi B. (2011). The Expansion of the Neo-Assyrian Empire and its Peripheries: Military, Political and Ideological Resistance. - In: Lag Troia in Kilikien? Der aktuelle Streit um Homers Ilias (Hrsg. R.Rollinger und Ch.Ulf), Darmstadt, 219-233.

63. Laroche E. (1958). Lecanomancie hittite, Revue asiatique 52, 150-162.

64. Larsen M.T. (1979). The Tradition of Empire in Mesopotamia. - In: Power and Propaganda (eds. M.T.Larsen), Copenhagen, 75-109.

65. Lewy H. (2008). Assyria c. 2600-1816 B.B. - In: CAH III, vol.I/2, 729-770.

66. Liverani M. (1987). The Collapse of the Near Eastern Regional System at the End of the Bronze Age: the Case of Syria. - In: Center and Periphery in the Ancient World (eds.M.Rowlands, M.Larsen and K.Kristian- sen). Cambridge, 66-73.

67. Liverani M. (1988). The Growth of the Assyrian Empire in the Habur/Middle Euphrates area: a new Para­digm, State Archives of Assyria and Babylonia II, 81-98.

68. Loon van M. (1978). Korucutepe, vol 2, Amsterdam.

69. Matney T., M. Roaf, MacGinnis J., H. McDonald. (2002). Archaeological Investigations at Ziyaret tepe, 2000 and 2001, Anatolica 27, 47-89.

70. Matney T., MacGinnis J., McDonald H., Nicoll K., Rainville L., M.Roaf, Smith M.L., D.Stein (2003). Ar­chaeological Investigations at Ziyaret tepe - 2002, Anatolica 29, 175-221.

71. Neumann J. and Parpola S. 1987, Climatic Change and the Eleventh-Tenth Century Eclipse of Assyria and Babylonia, Journal of Near-Eastern Studies 46/3, 161-182.

72. Oded B. (1979) Mass Deportations and Deporties in the Neo-Assyrian Empire, Wiesbaden.

73. Orlin L. L. (1970). Assyrian Colonies in Cappadocia, The Hague - Paris.

74. Otten H. (1988). Die Bronzetafel aus Bogazkoy. Ein Staatsvertrag Tuthalijas IV, Wiesbaden.

75. Parker B. J. (2003). Archaeological Manifestations of Empire: Assyria’s Imprint on Southeastern Anatolia, American Journal of Archaeology 107/4, 525-557.

76. Parker B. J. (2006). Toward an Understanding of Borderland Processes, American Antiquity 71/1, 77-100.

77. Parker B. J and L. S.Dodd. (2003). The Early Second Millennium Ceramic Assemblage from Kenan Tepe, South Eastern Turkey. A Preliminary Assessment, AnSt 53, 33-69.

78. Parker B. J., Creekmore A., Dodd L. S., Paine R., Meegan C., Moseman E., Abraham M., P.Cobb (2003). The Upper Tigris Archaeological Research Project (UTARP): a Preliminary Report from the 2001 Field Season, Anatolica XXIX, 103-174.

79. Parker B. and.L.S.Dodd (2005). The Upper Tigris Archaeological Research Project: a Preliminary Report from the 2002 Field Season, Anatolica XXXI, 69-110.

80. Radner K. (2004). Das Mittelassyrische Tontafelarchiv von Giricano/Dunnu-sa-Uzibi, Brepols, Turnout.

81. Radner K. (2012). Between a Rock and a Hard Place: Musasir, Ukku, Kumme and Subria - the Buffer States Between Assyria and Urartu. - In: Biainili-Urartu (eds. S.Kroll et al.), Munchen, 243-264.

82. Ristvet L. and H.Weiss (2000). Imperial Responces to Environmental Dynamics at Late Third Millennium Tell Leilan, Orient-Express 4, 94-99.

83. Russell H. F. (1984). Shalmaneser’s Campaign to Urartu in 856 B.C. and the Historical Geography of Eastern Anatolia According to the Assyrian Sources, AnSt 34, 171-201.

84. Salvini M. (1967). Nairi e Uruatri, Roma.

85. Sevin V (1991). The Early Iron Age in the Elazιg Region and the Problem of the Mushkians, AnSt 41, 87-97.

86. Singer I. (1985). The Battle of Nihriya and the End of the Hittite Empire, Zeitschrift fur Assyriologie 75, 100-123.

87. Szuchman J. J. (2007). Prelude to Empire: Middle Assyrian Hanigalbat and the Rise of the Aramaeans, Los Angeles.

88. §erifoglu T E. (2007). The Malatya-Elazιg Region during the Middle Bronze Age: A Re-Evaluation of the Archaeological Evidence, AnSt 57, 101-114.

89. Tadmor H. (1994). The Inscriptions of Tiglath-pileser III, King of Assyria, Jerusalem.

90. Tadmor H. and Sh.Yamada (2011). The Royal Inscriptions of Tiglath-pileser III (744-727 BC), and Shalma­neser V (726-722 BC), Kings of Assyria (The Royal Inscriptions of the Neo-Assyrian Period, vol.I), Winona Lake/Indiana.

91. Tani N. (2001). More About the „Hesni Conspiracy», Altorientalische Forschungen 28, 154-164.

92. Veenhof K. R. (1972). Aspects of Old Assyrian Trade and its Terminology, Leiden.

93. Ward W. A. and M. Sh. Joukowsky (eds.) (1992). The Crisis Years. The 12th Century B.C. From Beyond the Danube to the Tigris, Dubuque.

94. Wafler M. (1980-1981). Zum assyrisch-urartaischen Westkonflikt, Acta praehistorica et archaeologica 11/12, 79-97.

95. Weiss H. (1983). Excavations at Tell Leilan and the Origins of North Mesopotamian Cities in the Third Mil­lennium B.C., Paleorient 9 (2), 39-52.

96. Weiss, H., and M.-A. Courty (1993). The Genesis and Collapse of the Akkadian Empire. - In: Akkad, The First World Empire, Sargon (ed. M. Liverani), Padua, 131-155.

97. Wilhelm G. (1989). The Hurrians, Warminster.

98. Winn Sh. M. M. (1981). Burial evidence and the Kurgan culture in Eastern Anatolia, 3000 B.C.: an interpre­tation, Journal of Indo-European Studies 9, 113-118.

99. Yakar J. (1984). Regional and Local Schools of Metalwork in Early Bronze Age Anatolia. P.I, AnSt 34, 59­86.

100.Yakar J. and Gursan-Salzmann A. (1979). Archaeological Survey in the Malatya and Sivas Provinces, Tel Aviv 6, 34-53.

СОКРАЩЕНИЯ

СНБСВ - Страны и народы Ближнего и Среднего Востока. Ер.

ИДВ - История Древнего Востока, т I-II, под ред. Г. М. Бонгард-Левина. М., 1983-1988.

ИДМ - История Древнего Мира, т. I-III, под ред. И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой и И. С. Свенцицкой. М., 1989.

ИСАС - История сопредельных с Арменией стран, t.I:Древний период, ред. А. Косян Ер., 2013.

ИФЖ - Историко-филологический журнал. Ер.

AnSt - Anatolian Studies, London.

CAH - Cambridge Ancient History, Cambridge.

CANE - Civilizations of the Ancient Near East (eds. J.Sasson et al.), New York, 1995.

IBoT - Istanbul Arkeoloji Muzelerinde Bulunan Bogazkoy Tabletlerinden Seςme Metinler (H.Bozkurt-M. Qig-H.G.Guterbock), Istanbul, 1944, Bd.I

JEOL - Jaarbericht van het Vooraziatisch-Egyptisch Genootschap «Ex Oriente Lux», Leidens.

KBo - Keilschrifttexte aus Boghazkoy, Leipzig und Berlin, 1916ff.

KUB - Keilschrifturkunden aus Boghazkoy, Berlin.

RGTC 5 - Kh.Nashef, Die Orts- und Gewassernamen der mittelbabylonischen und mittelassyrischen Zeit, Wiesbaden, 1982.