<<
>>

Строение когнитивного агента и его позиция в споре.

Перейдем к строению когнитивного агента, конструируемого на основе абстракции интеллектуального агента. Далее мы будем использовать эти два термина как взаимозаменяемые. Когнитивный агент состоит из следующих элементов, как это представлено на Схеме 6, на которой показано, какие именно части когнитивного агента принимают участие в формировании позиции агента в спора в соответствующих видах аргументации.

Схема 5. Строение когнитивного агента и элементы его позиции в споре.

Базовые знания, или просто знания (basic knowledge) — это относительно постоянная часть сведений агента о мире, о себе и о других агентах. Мы будем исходить из четырех допущений относительно свойств знаний интеллектуального агента: во-первых, они истинны, во-вторых, они составляют непустое непротиворечивое множество пропозиций; в-третьих, знания — это сознательно формируемая часть интеллектуального агента, потому что они представляют собой определенным образом обоснованные мнения; и, в-четвертых, они остаются неизменными на протяжении всякого взаимодействия с другими агентами, хотя и могут быть расширены или сокращены в дальнейшем путем соответствующих сознательных действий интеллектуального агента. Из сказанного следует, что если по результатам аргументативного спора интеллектуальный агент решает модифицировать свои знания, то он может это сделать, используя мнения, полученные в результате этого спора и опираясь на соответствующие процедуры. Корректность этих процедур, в свою очередь, обеспечивается тем обстоятельством, что правила их осуществления относятся к знаниям агента, т.е. к той части интеллектуального агента, которая характеризуется непротиворечивое, позитивно интроспективное и замкнутое на логически корректные процедуры множество предложений, т.е.

относительно которой сам агент обладает знанием о том, что он знает. В отличие от этого, сфера мнений интеллектуального агента такова, что агент не обязательно знает и верит во все свои мнения, т.е. не все его мнения являются полностью осознанными для него.

Мнения (beliefs) — это переменная часть сведений агента о мире, о себе, а также о других агентах. Мнения могут изменяться во времени, потому что предполагается, что агент может их забывать, вспоминать, модифицировать в процессе коммуникации с другими агентами или в процессе обучения, не только по результатам обучения, как это обстоит со знаниями, но также и в ходе самого процесса коммуникации. Более того, об изменениях в корпусе своих мнений агент может и не знать, если, к примеру, он что-то забыл. Кроме этого, не все мнения агента являются истинными, некоторые из них могут быть ошибочными, другие - могут перестать быть истинными и оказаться недостоверными, если, например, в силу развития науки какое-то положение, ранее считавшееся верным, было опровергнуто. Агент может по-прежнему считать его истинным, как и другие свои мнения, хотя они в действительности неверны. В таком случае он будет продолжать использовать их для формулирования и обоснования своих целей, как если бы они были истинными.

Желания (desires) — это состояния или ситуации, к реализации которых стремится интеллектуальный агент, без того, однако, чтобы составить детальный план по их достижению. Иными словами, такие ситуации весьма существенны и важны для агента, но они могут быть смутными и не вполне ясными для него самого и в дальнейшем подвергнуться уточнению, они часто противоречивы и, как следствие, не все будут достигнуты. Уточнение желания в стратегическом ключе трансформирует его во мнение, намерение или цель. Практическая аргументация представляет собой способ, которым агенты могут это сделать в споре друг с другом.

Цели (Goals) — совокупность состояний или ситуаций, на достижение которых направлено текущее поведение агента. В практической аргументации, особом виде аргументации, цель играет ведущую роль как в упорядочении аргументационной структуры спора, так в упорядочении аргументационного множества, выражающего линии поведения агентов относительно разделяемой ими в данном споре цели (целей).

Намерения (Intentions) — то, что агент должен сделать в силу своих обязательств по отношению к другим агентам, или то, что вытекает из его желаний. Намерение (намерения) — это центральное звено позиции агента спора в практической аргументации. Оно представляет собой реализуемое для данного агента непротиворечивое подмножество желаний, выбранное им по тем или иным причинам, которые могут быть эксплицитно или имплицитно выраженными в его позиции посредством мнений или знаний. Намерение — это краткое и, возможно, неполное описание линии поведения агента, направленное на достижение желаемой для него цели, которое совместимо с нормативными установками данного агента, отражающими принятые на себя обязательства различного рода.

Ценности (values) — оценки, принципы, нормы поведения, которых придерживается агент и которые служит ограничениями или ориентирами для того, каким образом агент формирует свои линии поведения. Ценности наравне с целями могут служить главным ориентиром для выстраивания линии поведения агента.[188]

Как видно на Схеме 6, позиции когнитивных агентов в споре — обосновании и споре — убеждении отличаются от их позиций в споре — практической аргументации. Во всех трех разновидностях споров позиции отличаются многосортностью, но в практической аргументации агенты спора разделяют цель, ради которой выстраивают линии поведения — они-то и составляют аргументы в позициях агентов в практической аргументации, в отличие от аргументационных множеств как наборов аргументов в обосновании и убеждении. Иными словами, в практической аргументации позиция агента спора выражает непустое множество линий поведения, подчиненных достижению какой-то конкретной цели. Например, в легендарном споре Протагора и Еватла (см. Главу 4), такой целью является оплата образовательных услуг, и Еватл желает ее избежать, а Протагор, напротив, на ней настаивает.

Модификация позиции агента спора происходит следующим образом. Предположим, что агент а в результате аргументативного спора-обоснования пришел к выводу о несостоятельности своей позиции, выраженной посредством непустого аргументационного множества ARa , в котором ему не удалось защитить атакованный аргумент ф е ARa.

Это означает, что с учетом слабого аргумента ф агенту а не удалось упорядочить свою позицию ни в слабо состоятельном смысле, т.е. таким образом, чтобы она была бесконфликтной, ни в сильно состоятельном смысле, т.е. чтобы ARa было бы защищено от всех контраргументов, включая атаки на ф. Тот факт, что позиция оказалась не бесконфликтной, согласно Определению 3, говорит о том, что в ней имеется, по меньшей мере, одна пара аргументов, находящаяся в отношении атаки attack. Пусть ф — один из аргументов такой пары. В таком случае у агента а, в зависимости от результатов этого спора, имеется три возможности относительно того, как поступить с ф, состоящим из утверждений — мнений агента. Во-первых, можно согласиться с отменой ф как аргумента и отказаться от мнений, составляющих его. Тогда, если ф - это атомарный аргумент, или высказывание, то можно приступить к проверке совместимости своих мнений с —1ф, с тем, чтобы, если будет в дальнейшем в другом споре получено подтверждение состоятельности позиции (ARa - ф) ^ —ф, из которой удалено ф и в которую добавлено —ф, то произвести соответствующие изменения в корпусе своих знаний. Этот путь будет означать, что агент в результате ряда аргуменатативных споров и определенных умозаключений пришел к выводу о ложности ф. Во-вторых, если ф - молекулярный аргумент, то агент а может осуществить поэтапную проверку каждого из доводов, составляющих ф тем же способом, что и для случая с атомарным аргументом. В качестве познавательных процедур, нацеленных на проверку ф, агент может принять участие как в споре-обосновании, так и в споре убеждении. В убеждении, поскольку ф не принадлежит множеству убедительных, согласно Определению 9, постольку другие агенты, будучи рациональными, не станут добавлять ф к собственным позициям. Подобная модификация корпуса мнений агента не касается знаний, потому что относительно них агент может производить проверку исключительно путем строгих процедур, ведь они являются постоянной частью интеллектуального агента.
По этой причине модификация знания возможна лишь после аргументативного спора, вызвавшего ее, и перед новым аргументативным спором, и относительная постоянность знаний сохранится в процессе самого спора. Такую постоянность обеспечивают компетенции активности, автономности и реактивности интеллектуального агента, а также компетенции взаимодействия.

В аспекте исследования аргументации, пожалуй, наиболее важным свойством знаний агента выступает их подтвержденная истинность, в чем мы всецело согласны с Г.К.Ольховиковым и на чье определение процедуры такого подтверждения как особой интеллектуальной процедуры мы опираемся в нашем исследовании. Г.К.Ольховиков называет эту процедуру обоснованием и ее особенность видит «в дважды субъективном характере этого понятия. Первое измерение субъективности, связанное с зависимостью от

признания агентом тех, а не иных обосновывающих переходов_______ Однако само понятие

перехода является в некотором смысле пространственным понятием, и его наложение на

временную последовательность психических явлений в мозгу агента требует определенных допущений. Поэтому там, где один интерпретатор увидит обоснование, другой может его не разглядеть. Ситуация не изменяется принципиально даже в том случае, когда носитель и интерпретатор обоснования совпадают в лице одного и того же агента, что, собственно, делает возможным явление рационализации».[189]

Вместе с тем в связи с разграничением между знанием и мнением необходимо уточнить, что означает быть обоснованным. Мы не считаем, что выражения «ф обосновано» и «ф обоснованно истинное» говорят нам о ф ровно одно и то же, потому что «быть обоснованным» свойственно и знанию и мнению, но только знание является обоснованно истинным, согласно нашему пониманию его как соответствующей части интеллектуального агента, а мнение может таковым и не быть. Дело обстоит так, потому что обоснование истинности ф можно трактовать двояко. Либо оно есть результат того, что принимается за истинное как таковое и считается аксиомой, и в этом случае обоснование производится на каком-то метауровне по отношению к ф.

Либо обоснование истинности ф есть результат применения некоторой валидной процедуры перенесения истинности на ф с

некой конечной совокупности предложений ф1, ф2, __________ фп , относительно которой

известно, что все эти предложения являются истинными. Такое перенесение в логике называют умозаключением или аргументом, и оно выступает основой для построения доказательств. Особенностью подобного перенесения выступает его строгий характер, который обеспечивается двумя его необходимыми аспектами, семантическим и синтаксическим: истинностью предложений, выступающим в роли посылок, и корректностью правила, лежащего в его основании. Идею такого обоснования мы в некотором роде имеем в виду в Определении 11 в Главе 4, где речь идет об аргументационной системе, в структуре которой имеются два вида правил Rules, строгие (rule S-Rule) и отменяемые (rule ^ D-Rule) правила, санкционирующие две разновидности переходов соответственно:

(S-Rule): ф1, ...., фп ^ фк

(D-Rule). ф1, —, фп фт-

Эти правила выражают то, каким образом в позиции агента аргументы поддерживают тот принадлежащий к ней аргумент, который был атакован. Можно сказать, что при помощи этих правил мы закрепляем в логико-аргументативной теории то, что обычно в анализе аргументации называют способом демонстрации, подразумевая под этим связь аргументов и тезиса. Строгие правила S-Rule призваны обеспечить такой переход, который обычно понимается под обоснованием истинности. Следует сразу оговориться относительно двух положений, касающихся этих правил. Во-первых, как уже говорилось выше, позиция агента спора может быть упорядочена в связи с атакой контраргумента на

какой-либо принадлежащий ей аргумент, и переупорядочена заново и по-иному, если на следующем раунде атакован другой ее элемент. Это означает, что позиция агента может опираться на несколько правил сразу. Единственное ограничение в этом вопросе связано с тем, что позиция агента не может опираться на строгие и отменяемые правила одновременно. Во-вторых, поскольку и строгие S-Rule и отменяемые D-Rule правила мы понимаем как определенные процедуры обосновывающих переходов в условиях того, что у агентов может и не быть общей модели означивания пропозиций, над которыми эти правила можно было бы определить в качестве логических операций, постольку называть строгие правила обоснованием истинности было бы неверно, вообще говоря.

Еще более непрозрачно ситуация выглядит с нестрогими правилами в аргументационной системе. Тот факт, что мы понимаем их как отменяемые или prima facie правила перехода, или обоснования, говорит нам о том, что, позиция агента спора упорядочена на основе отменяемого правила, и если в споре данный переход атакован, то соответствующий аргумент должен быть отклонен, при условии, что он не был защищен новым аргументом, принадлежащим атакованной позиции агента. Вместе с тем отменяемое правило мало что сообщает относительно того, каким образом осуществляется сам переход на его основе, и с этим нам придется мириться в аргументационной системе, потому что подобная непрозрачность отражает идею когнитивного многообразия, служащую философским фундаментом нашей логико-когнитивной теории аргументации. Мы можем либо принимать этот переход как приемлемый в позиции партнера по аргументативному спору, либо атаковать его. В практической аргументации нам вообще придется отказаться от того, чтобы рассматривать какие-либо строгие правила, и ограничиться только отменяемыми правилами. Здесь максимально широкая и непрозрачная трактовка отменяемых правил позволит нам выразить сложность связи между целью действия, намерением агента по ее достижению, с одной стороны, и его знаниями, мнениями, ценностями и желаниями, служащими для выстраивания и обоснования линии поведении, с другой. Тем самым мы сможем говорить, например, об обоснованности данного намерения в связи с данной целью, конкретным мнением, описывающим исходные обстоятельства для действия, или данной ценностью

Имеется еще один важный аспект различия между тем, чтобы говорить, что «ф обосновано» и говорить, что «ф обоснованно истинное».[190] Этот аспект носит коммуникативный характер, и в связи с так называемой проблемой Геттиера он сделался предметом оживленных философских дискуссий, не утихающих по сей день.[191]

Центральный вопрос этой проблемы таков: является ли знанием истинное обоснованное мнение? Э.Геттиер приводит такое определение знания:

«(a) S знает, что Р, если и только если:

(i) P истинно;

(ii) S убежден в том, что Р,

(iii) S имеет основания/доказательства (S is justified), чтобы быть убежденным в том, что Р».[192].

Против такого определения, по мнению Геттиера, свидетельствуют приводимые примеры, идея которых сводится к тому, что либо условие (i) не выполняется в силу изменившейся ситуации, либо меняется суть дела в связи с условием (iii). Один из контрпримеров Геттиера таков. Смит и Джонс стремятся получить одну и ту же должность, при этом Смит считает, что у Джонса в кармане есть 10 монет, потому что Джонс только что это продемонстрировал, и что именно Джонсу достанется должность, потому что Смит получил об этом сведения из заслуживающего доверия источника. Таким образом, у Смита есть веские основания считать истинным предложение

(Г1) Джонс получит должность и у Джонса в кармане 10 монет.

Из (Г1) Смит выводит следствие:

(Г2) У того, кто получит должность, в кармане 10 монет.

Как видим, у Смита есть веские основания считать (Г2) истинным, и можно говорить, что он знает, что (Г2), ведь все условия (i) - (iii) выполняются: (Г2) следует из истинного (Г1), Смит убежден в и (Г1) и в (Г2), основания считать (Г1) и (Г2) обоснованными заключается в личных знаниях Смита. Однако на поверку оказывается, что должность достается Смиту, и у него тоже имеется в кармане 10 монет, хотя он и не подозревает о них. Можно ли теперь говорить, что Смит знает, что (Г2)? Геттиер считает этот и другие подобные контрпримеры свидетельствуют против определения знания как истинного обоснованного мнения.

В контексте разграничений между знанием и мнением, с одной стороны, и строгими и отменяемыми правилами, с другой, поставим вопрос так: имеет ли основания Смит утверждать, что (Г2)? Наш ответ — да, он имеет такие основания, несмотря на то, что говорить, что (Г2) обоснованно истинное с учетом изменившихся обстоятельств, более нельзя. Предположим, что на вопрос, считает ли он (Г2) обоснованным, Смит отвечает утвердительно, а Джонс, не получивший должности и осведомленный о 10 монетах в кармане Смита, парирует это, указывая на изменившуюся ситуацию, сделавшую (Г1) неистинным. В ответ на критику Джонса Смиту ничего не остается, как признать, что он ошибся. Таким образом, первоначально он имел право утверждать, что (Г2), т.е. считал его prima facie следствием из других своих знаний и мнений, однако на поверку это оказалось ошибочным мнением, и, следовательно, не знанием. Как видим разница между «(Г2) обосновано» и «(Г2) обоснованно истинное» состоит в том, что в первом случае Смит полагается на свое право так считать, потому что у него, как он думает, есть основания для этого. Во втором случае требуется, чтобы не только все условия (i) - (iii) были бы соблюдены,

но и обоснование в условии (iii) опиралось бы на строгое правило, что позволило бы избежать контрпримеров, в итоге продемонстрировавших несостоятельность prima facie мнения Смита. Следовательно, утверждать, что «ф обосновано» и утверждать, что «ф обоснованно истинное» вовсе не то же самое. Первое утверждение допускает отменяемость

и «не претендует на апелляцию к каким-либо ...логическим доказательствам___________ Этот

подход вполне предполагает даже возможность ошибки, демонстрирующей «объективную недостаточность» того или иного типа обоснования. И, тем не менее, в другой ситуации этот же тип обоснования может привести нас именно к знанию, если все сложится удачно и наше убеждение окажется истинным. Если мы верили в P, если мы полагали наше обоснование достаточным и если это сработало, то значит ... мы знали, что P. А если не сработало ... то значит мы ошиблись»[193] Таким образом, различие между утверждениями «ф обосновано» и «ф обоснованно истинное» двоякое, и оно заключается в том, что они могут быть основаны на разных правилах, одно на строгом, другое — отменяемом, что, в конечном итоге свидетельствует о том, что одно из них мнение, а другое знание. Это различие показывает, что знание — это истинное обоснованное мнение, а мнение может быть неистинным или необоснованным.

Имеется два пути, продвигаясь в русле которых можно показать, каким образом свойства когнитивных агентов, характерные для них, с одной стороны, как для интеллектуальных агентов, а с другой стороны, приписываемые им в соответствии с идеей когнитивного многообразия, связаны с тремя видами аргументации — обоснованием, убеждением и практической аргументацией. Первый из них заключается в том, чтобы выявить особенности этих видов аргументации, свести их в некий своеобразный кодекс поведения, и данный кодекс представить в качестве правил-требований, конститутивых и регулятивных. Это самый распространенный хорошо проторенный путь, его начинали прокладывать такие влиятельные античные авторы как Аристотель и Цицерон, по этому пути идут многие ученые в XX веке — Дж.Остин, Г.Грайс, Д.Спербер и Д.Уилсон, сторонники прагма-диалектики и др. На начальном этапе построения логико-когнитивной теории аргументации мы тоже пытались ему следовать, присоединившись к этой замечательной научной традиции, и сформулировать типологию когнитивных характеристик агентов аргументации применительно к трем разным видам аргументации.[194] Оказалось, что это можно сделать, однако в дальнейшем выяснилось, что эвристическая ценность данной типологии невелика для логико-когнитивной теории. Поскольку такая типология группирует и схожие и различные свойства агентов относительно разных видов аргументации, в результате естественным образом получается, что разные агенты реализуют разные виды аргументативных споров, и остается неясным, существует ли такая закономерная связь между наборами характеристик агентов, участвующих в разных спорах, что позволила бы с уверенностью говорить об одном когнитивном агенте, способном опираться на те или иные свои свойства для участия в разных спорах. Также в этой типологии остается без ответа вопрос о том, почему столь различные виды аргументации, для которых требуются разные агенты, мы склонны понимать как виды какой-то одной деятельности, именуемой аргументацией, и не как разную деятельность.

Этот второй вопрос без ответа, почему аргументация — это одна деятельность, а не три разных деятельности — послужил стимулом для того, чтобы здесь примерить второй путь к нашей логико-когнитивной теории. Он заключается как раз в том, чтобы считать, что когнитивные агенты спора различны, а аргументация как деятельность может иметь разновидности, связанные среди прочего с тем, каким образом формируется многосортная позиция агента спора и сколько позиций агенты исследуют в нем. Как становится ясно из обсуждения в этой Главе, у сторонников второго пути тоже много сторонников в области компьютерных и когнитивных наук, исследователей искусственного интеллекта, инженерии знаний и динамической эпистемической логики. Представляется, что второй путь для логико-когнитивной теории подходит в большей степени, нежели первый.

Подведем итоги Главы 3. Одна из задач этой Главы состояла в том, чтобы выяснить, каким образом то, как агенты реализуют свои стратегии защиты и критики в аргументативных спорах, соотносится со строением их позиций в спорах. Для того, чтобы эту задачу решить, мы выяснили, что позиция агента спора — это многосортное аргументационное множество, состоящее из различных частей интеллектуального агента — знаний, мнений, целей, намерений, желаний и ценностей. Позиции агента спора в обосновании и убеждении состоит из знаний и мнений, а в практической аргументации, помимо них, включает в себя и другие части когнитивного агента, причем в последней случае она формулируется относительно цели действий, представляющей собой общий элемент для позиций всех агентов в данном споре. Мы уточнили, что изменение позиции агента в споре, касающееся модификации всех элементов позиции агента спора, кроме знаний, происходит во время спора или под его влиянием, на основе каких-либо корректных процедур или характеристических функций (Определение 9). Модификацию своих знаний интеллектуальный агента осуществляет независимо от своего участия в споре Мы установили, что представления агентов спора друг о друге определяются особенностями понятия когнитивного агента, сконструированного, в свою очередь, на основе призму понятия интеллектуального агента, и они связаны с тем, какую позицию они выдвигают в данном споре, и какую стратегию в нем избирают. При помощи понятия когнитивного агента мы уточнили философские основания логико-когнитивной теории в двух ракурсах: в смысле порождения и изменения позиции агента спора, и в ракурсе того, как определяется позиции агента спора. И в том и в другом ракурсе концептуальным фундаментом логико-когнитивной теории выступает идея когнитивного многообразия в ее интенсиональном и экстенсиональном аспектах. Эта идея, с одной стороны, позволила нам продемонстрировать, почему в логико-когнитивной теории аргументации состоятельность, убедительность и относительная убедительность позиции агента являются теми познавательными целями, ради достижения которых когнитивный агент вступает в спор. С другой стороны, она обеспечила то, что строение и функционирование позиции агента спора удовлетворяет трем требованиям, предъявляемым к понятиям позиции агента спора, — негативному, требованию многосортности и функциональному.

<< | >>
Источник: Лисанюк Елена Николаевна. Логико-когнитивная теория аргументации. Диссертация, СПбГУ.. 2015

Еще по теме Строение когнитивного агента и его позиция в споре.:

  1. Бакулева Карина Камелевна. КОГНИТИВНЫЕ АСПЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯ ИЗБИРАТЕЛЕЙ. Диссертация., 2015
  2. Лисанюк Елена Николаевна. Логико-когнитивная теория аргументации. Диссертация, СПбГУ., 2015
  3. Статья 28. Каждый имеет право на защиту от незаконного вмешательства в его личную жизнь,
  4. ПУЧКОВСКАЯ АНТОНИНА АЛЕКСЕЕВНА. МИР-СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД И. ВАЛЛЕРСТАЙНА И ЕГО ПРИМЕНЕНИЕ В КУЛЬТУРОЛОГИИ. Диссертация, СПбГУ., 2015
  5. НЕВЕРОВ КИРИЛЛ АЛЕКСЕЕВИЧ. «ЛЕВЫЙ ПОВОРОТ» В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ НА КОНТИНЕНТЕ. Диссертация, СПбГУ., 2015
  6. Статья 2. Человек, его права, свободы и гарантии их реализации являются высшей ценностью и целью общества и государства.
  7. Статья 60. Каждому гарантируется защита его прав и свобод компетентным, независимым и беспристрастным судом в определенные законом сроки.
  8. Статья 26. Никто не может быть признан виновным в преступлении, если его вина не будет в предусмотренном законом порядке доказана
  9. Статья 89. В случае вакансии должности Президента или невозможности исполнения им своих обязанностей по основаниям, предусмотренным Конституцией, его полномочия
  10. Статья 42. Лицам, работающим по найму, гарантируется справедливая доля вознаграждения в экономических результатах труда в соответствии с его количеством, качеством и общественным значением, но
  11. Статья 96. Палата представителей избирает из своего состава Председателя Палаты представителей и его заместителя.
  12. Статья 9. Территория Республики Беларусь является естественным условием существования и пространственным пределом самоопределения народа, основой его благосостояния и суверенитета Республики Беларусь.
  13. Малов Егор Андреевич. ФЕНОМЕН СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЕЙ: АКТОРНО-СЕТЕВОЙ КОНТЕКСТ, ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ. Диссертация, СПбГУ., 2014
  14. Статья 25. Государство обеспечивает свободу, неприкосновенность и достоинство личности. Ограничение или лишение личной свободы возможно в случаях и порядке, установленных законом.
  15. Львов Александр Александрович. Археология субъекта информационного общества: антропологический аспект. Диссертация, СПбГУ., 2015
  16. Статья 99. Право законодательной инициативы принадлежит Президенту, депутатам Палаты представителей, Совету Республики, Правительству, а также гражданам, обладающим избирательным правом, в количестве не менее 50 тысяч человек и реализуется в Палате представителей.
  17. Статья 144. Президент Республики Беларусь сохраняет свои полномочия.
  18. Голик Андрей Александрович. Государственная политика России в отношении дальневосточного казачества в 1851-1917 гг. Диссертация( Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина ), 2015