<<
>>

Ценностно-смысловые инверсии в генезисе социокультурного пространства северной деревни

В данном параграфе от синхронического плана исследования мы переходим к диахронии. Проанализируем причины инверсионных изменений

социокультурного пространства северной деревни в начале ХХ века.

Обратившись к историческим событиям в России, предшествующим «великому перелому» в северной деревне, проследим их дальнейшее развитие на микролокальном уровне, воспользовавшись системным и историко­

типологическим методами. Основным источниками для автора служат архивные данные и материалы полевых исследований.

В стране, где более 80% населения - крестьяне[562] [563] (христиане - православные земледельцы), от исторических судеб деревни зависит будущее государства. Политика правительства С.Ю. Витте ускорила капиталистические преобразования

Л

в России . Преобразования П.А. Столыпина пытались решить проблему малоземелья крестьян, преодоления их «отсталости» с целью ликвидировать социальную напряженность, но объективно способствовали разрушению крестьянской общины и традиционного сельскохозяйственного уклада. Отходничество превратилось в один из основных источников дохода сельских жителей. Из среды крестьянства рекрутировались рабочие лесозаводов. Усиление городского влияния деформировало социокультурное пространство деревни. В роли хранительниц бытовых и духовных традиций выступали, как правило,

женщины. Среди мужчин, большую часть года живущих вне дома, распространялось равнодушие к вопросам веры, формальное отношение к церковным таинствам. Дестабилизация сельскохозяйственного уклада отозвалась падением нравственности.

Отождествление духовенства и церкви с государством привело не к снижению уровня религиозности, а к изменению ее качества. Негативное отношение к политике правительства, которую освящала официальная церковь, принимало у сельской молодежи и демобилизованных солдат форму свободомыслия и богоборчества.

Традиционное мировоззрение воспринималось как «устаревшее». Известный в дворянской и разночинской среде конфликт «отцов и детей» перешел на деревенскую социальную почву. Сельская жизнь «надломилась» после войны с Германией 1914-1918 годов. Октябрьская революция 1917 года, отречение от власти государя, трагическая гибель царской семьи, Гражданская война 1918-1920 годов разрушили триединство «православия, самодержавия и народности», на котором основывалась сакральность прежней власти[564] [565] [566].

Кризис в отношениях советского государства и Русской православной церкви разрешился декретом СНК РСФСР от 23 января 1918 года «Об отделении государства от церкви». Революционное сознание людей, которые

целенаправленно боролись с царским правительством, отождествляло

Синодальную Церковь с рухнувшей Российской империей . Религиозные общества большевики противопоставляли любым другим объединениям трудящихся. Декрет советской власти был воспринят как сигнал к ликвидации

-5

церкви . Первые официальные распоряжения советской власти появились в Архангельской губернии в феврале 1918 года. Из-за интервенции и Гражданской войны большевики не могли выработать единой тактики и стратегии в религиозных вопросах. В 1918 году духовенство Архангельска призывало к сильной авторитарной власти, а значит - к порядку. «Буржуазный порядок» для тех, кто его разрушал, выглядел контрреволюцией. Началась кампания по ликвидации монастырей, вскрытию святых мощей, изъятию церковных ценностей, «что составило основное содержание начального этапа антирелигиозной деятельности местных органов власти»[567].

В марте 1920 года были закрыты все духовные учебные заведения и организована регистрация религиозных объединений, позволившая держать их под строгим контролем. Верующие, как правило, принимали на себя материальное содержание причта. Служба в Красной Армии, а также участие в общественно-полезных работах не помогало духовенству избежать репрессий в ходе «культурной революции».

В 1918-1920 годах убито 28 епископов, тысячи священников посажены в тюрьмы или расстреляны[568] [569]. Усилился раскол между «обновленцами» (сторонниками новой власти) и «тихоновцами» (приверженцами политики патриарха Тихона). Обновленчество было сильно там, где преобладали старообрядцы. К обновленцам примыкали секты молокан и духоборов, которым

-5

было свойственно стремление к устроению жизни на коммунистических началах .

Обмирщение религиозно-культурного уклада в конце XIX - первой трети XX вв. подготавливало молодежь к принятию любой - лишь бы не традиционной! - идеологии. Лозунги, призывающие к равенству и братству, эсхатология «мировой революции» (обращенность к «последним», «крайним» вопросам и решениям), максимализм устремлений при нравственном радикализме и тяготении к массовому целостному умонастроению[570] предопределили обольщение значительной части крестьянства новой социокультурной утопией[571]. Инверсионная смена ценностных ориентиров в обществе предполагала полное переустройство сельской жизни.

Обозначив известные исторические тенденции, обратимся к социокультурному пространству Поонежья и Онежского Поморья. Чтобы облегчить централизованное управление волостями, из 20 волостей Онежского уезда (в 1917 г.) декретом ВЦИК от 9 июня 1924 года образовано 6 волостей, которые в 1929 году оформились в два района - Онежский и Чекуевский[572]. В 1926­1930 годах Онежский уезд оказался разделен на пять волостей: Онежскую, Кяндскую, Поморскую, Чекуевскую и Турчасовскую. Основными источниками доходов населения численностью в 37 666 человек оставались сельское хозяйство (52%) и различные промыслы (48%).

«Великому перелому» 30-х годов предшествовало широкое кооперативное движение. Наибольший размах оно получило в тех волостях, где преобладало сельское хозяйство, а, следовательно, были сильны общинные традиции. В 1928 году производственные кооперативы распределялись по степени распространенности в следующем порядке: Чекуевская (42%), Турчасовская (22%), Онежская (17%), Кяндская (10%), Поморская (9%)1.

В 20-х годах в Анциферовском Бору (в 15 километрах от с. Верховья) организовано Товарищество по совместной обработке земли (ТОЗ). Имущество в ТОЗах не обобществляли. Крестьяне приобрели паровую молотилку и трактор «Фартзон». Благодаря появлению техники и возможности получить кредит, традиционные орудия труда уступили место новым технологиям. Увеличились урожаи. В Павловском Бору (в 13 километрах от Верховья) распахивали 370 гектаров и получали ржи до 28 центнеров с гектара.

В связи с увеличением количества фабричных тканей, прекратилось возделывание трудоемких технических культур: льна, конопли и т.д. Оживилась торговля. На ярмарке в Чекуево продавали скот (свиньи были в диковинку), рыбу, посуду, орудия труда, предметы быта. Близость к торговым центрам обусловила широкое распространение фабричных изделий и быстрое увядание народных промыслов. К началу 20-х годов в распоряжении крестьянских хозяйств имелись значительные денежные средства. Так, например, в 1917 году семья Прониных (д. Ряхновское, с. Верховье) могла позволить почти 500 рублей незапланированных денежных расходов на похороны и покупку жеребенка.

Сельские храмы воспринимались как «частные предприятия» и были облагаемы большим налогом. Благодаря пожертвованиям зажиточных крестьян, деревенское духовенство продолжало служение. Старшее поколение крестьян по- прежнему поддерживало причт и ремонтировало храмы. Молодежь хотела жить по-новому. Стремление к обновлению жизни было таким сильным, что возникали новые, нетрадиционные формы общежития. Шестеро холостых крестьян из деревни Медведево в 20-х годах организовали коммуну «Переселенец». Построили в Усолье дом, скотный двор, разработали поля и огороды. У каждого была отдельная комната. Когда комсомольцы поженились, они привели в коммуну своих жен. Продукты и вещи делили по справедливости. Заботились о матерях и детях. Сообща праздновали не только государственные, но и религиозные праздники. Коммуна «Переселенец» просуществовала до Великой Отечественной войны.

О духовных сомнениях крестьян, прошедших через горнило войны, можно судить по одному из стихотворений крестьянина Петра Александровича Попова из Подпорожья. Он был «большевиком с анархистским уклоном». Во время Гражданской войны участвовал в боевых действиях, работал в ЧК, преподавал в школе. В 30-х годах его арестовали как врага народа и расстреляли. Будучи от природы человеком талантливым и разносторонним, он в поэтической форме излагал ученикам правила арифметики и геометрии, размышлял о религии:

О, Господи, укрой меня! [573]

От зла, насилия спаси!

Вдруг слышу голос с небеси:

- Меня ты лучше не проси.

Коль хошь спастись - Спасайся сам,

А зря не прися к небесам.

Наделал сам себе богов,

Еромонахов да попов,

Пророков разных да святых - Ну, и требуйте от них[574].

Автор отделяет Бога от духовенства. Он считает, что Господь не вмешивается в земную жизнь. Устроение земных дел зависит от самих людей. Подобные взгляды разделяли многие крестьяне. Успехи кооперативного движения внушали оптимистические надежды.

В деревне Чижиково (Чекуевского сельсовета) в 29-30-х годах была создана лодочная артель, объединившая 25 специалистов. Лодки шили по заказу местных жителей и Онежской сплавконторы. «Чижиковским обществом потребителей» был открыт магазин. В нем продавали конфеты, сушки, пряники, орехи, семечки, крупы, сахар. Не было только колбасы, мяса и масла, потому что в деревне эти продукты не пользовались спросом. Все жители села Чижиково занимались сельскохозяйственными работами. Не забывали ремесла: было два печника, кузнец и жестянщик, две портнихи, работал кожевенный заводик. Посещать церковь детям строго запрещали, но на летний соборный праздник - «на Варвару» - в Чижиково приходило много гостей из соседних деревень. Взрослые люди политикой не интересовались и ничего не боялись[575].

В Кушереке местные жители приняли советскую власть как неизбежность, с которой нужно смириться, ибо «всякая власть от Бога».

Крестьяне пожилого и среднего возраста ходили в церковь, венчались, крестили детей, поминали умерших, уважали священника, пономаря, церковного старосту и даже церковного сторожа Ивана Петровича за его красивую «игру на колоколах» в праздники... Священник занимал большой дом, построенный мирянами на берегу реки, напротив церкви. Волостной Совет конфисковал этот дом и разместил в нем избу-читальню, почту и телеграф. Батюшке была отдана изба в отдалении от церкви.

Снабжение населения продовольственными и хозяйственными товарами перешло из рук купцов в ведение общественного кооператива. Все главы семейств состояли членами кооператива, который скупал и продавал излишки рыбы, завозил необходимые товары, получая устойчивый доход. Кооператив потеснил мелких торговцев и установил на товары единые цены. Были построены здание кооператива, контора и семилетняя школа. Трудные дни настали, когда «сверху» пришла установка на осуществление коллективизации в кратчайшие сроки. Аналогичным образом ситуация складывалась в других волостях. В Чекуево в 1928 году была открыта Школа крестьянской молодежи с сельскохозяйственным уклоном. Изменения в идеологии требовали перемен в хозяйственной жизни. Власть поощряла все новое и пренебрежительно относилась к традициям. Комсомолец К.И. Иконников вырастил два новых сорта турнепса и получил награду: ремень с гимнастеркой, портупею, галифе и фуражку[576]. В селе начали разводить свиней и сеять пшеницу.

Важнейшие задачи коллективизации - «ликвидация кулачества как класса», централизованное управление сельским хозяйством и получение средств на индустриализацию страны. Правительство сделало ставку на раскол деревни, конфискацию имущества зажиточных крестьян в пользу колхозов, выселение «кулачества» и административное принуждение «середняков» для участия в колхозном строительстве[577].

В 1929 году 17-летний К.И. Иконников, секретарь Чекуевского сельсовета, куда входило 20 деревень, водил по деревням «красных сватов» и агитировал за колхоз. Над агитаторами вначале смеялись и в колхоз записываться не хотели. Первыми членами колхоза становились бывшие красные партизаны. Если было две коровы, то одну сдавали, а другую оставляли себе. Тех, кто был замечен в эксплуатации чужого труда, в колхоз не принимали. ТОЗ закрыли, а его председателя - Степана Степановича Манакова - арестовали как эсера. Села Верховье, Сырья, Павловский Бор, Анциферовский Бор, Поле объединили в колхоз имени XVII партсъезда. В Чекуево был центр колхоза имени XVI партсъезда, созданного в 1930 году. В Чижиково прибыл уполномоченный из района и объявил лодочную артель «кулацким гнездом». Трое из членов артели ночью были арестованы, отправлены на строительство Беломорканала, а двое - раскулачены. Дома репрессированных колхозники ломали на дрова1.

В 1928-1929 годах в Огрушино были раскулачены Александр и Иван Иконниковы. Александра Иконникова, имевшего в нескольких местах лавки, обвинили в связи с заграницей. Ему увеличили в несколько раз налоги и вынудили уехать. В Павловском Бору раскулачили Агафонова, а в Чекуево - Потапова.

В Верховье в 1929-1931 годах раскулачили четыре хозяйства, в Поле - одно или два. Середняцкая семья держала несколько коров и две-три лошади. Местные жители, среди которых были сильны коллективистские (общинные) традиции, дружно противостояли раскулачиванию.

Колхоз в Унежме назывался «Великое дело». Он был создан в 1929­1930 годах. В 1931 году разрушена колокольня. Священника арестовали и отправили в Соловецкие лагеря особого назначения (1923-1939 гг.). Каждого, кто имел две коровы и лошадь, ожидала та же участь. Охранники СЛОНа любили повторять: «Здесь власть не советская, а соловецкая», не подозревая, насколько точно сформулировали определение пограничных территорий и состояний.

В Ворзогорах в 1929 году был организован рыболовецкий колхоз имени Мулина, местного красного партизана, погибшего во время Гражданской войны. Колхоз держал на Мурмане два бота. Пахотные и сенокосные земли были заново поделены. Кто в колхоз не вступил, тот получил землю подальше от села. Раскулачены и увезены из села те, кто имел кузницу и мельницу. В год возникновения колхоза ликвидировано богослужение. Введенская церковь в деревне Яковлевской и Никольский храм в деревне Кондратьевской закрыты решением общего собрания. Введенская церковь использована под клуб, а Никольская - под зернохранилище[578] [579].

В Кушереке раскулачили судовладельцев. Началась массовая миграция. Поморы переезжали на Кольский полуостров, бросая дома, скот, засеянные поля. В 1932 году в Кушереке осталась пятая часть жителей. Из уезда поступило указание закрыть церковь Вознесения Христова и снять колокола. Весной 1931 года колокола снимал Иван Неклюдов. Осенью того же года он ставил мережу на семгу, споткнулся об острый камень и утонул. Народная молва связывает его трагическую гибель с тем, что он решился выполнить указание «безбожных властей».

В 1930 году в Лямце был организован колхоз «Новая жизнь». В этом же году снесена колокольня, вывезены иконы и колокола. По словам жительницы Соломонии Михайловны Совершаевой (1909 г.р.), комсомольцы, которые все «рушили», были позднее убиты на войне. Идея неизбежности наказания за преступление и по сей день бытует среди пожилых людей в форме поучительных рассказов. «Колокола и иконы из церкви увезли. Тех, кто церковь рушил, на войне убило. Они комсомольцы были тогда»[580] [581] [582].

Сопротивление коллективизации в Пурнеме приняло характер борьбы за сохранение прихода. Пурнемские христиане обратились с заявлением в Онежский районный исполнительный комитет. Они руководствовались Постановлением ВЦИК и СНК от 8 апреля 1929 года. «О религиозных объединениях» СУ 1920, № 35, ст. 353, а также и инструкциями НКВД от 1 октября 1929 года за № 38 «О правах и обязанностях религиозных объединений» («бюллетень» НКВД 1929 года № 37). Просили зарегистрировать Пурнемскую общину верующих в количестве

Л

137 (!) человек . Под документом подписалась почти треть трудоспособного населения, в том числе и колхозники. Заявление было положено в особую папку с грифом «По надзору за Пурнемским культом верующих».

Закрытые «культовые постройки» использовали, как правило, для «культурных задач». В одном из отчетных документов Унежемского колхоза сказано о судьбе местного храма: «Церковь была приспособлена под клуб примерно в 1930 году, и тогда же было нарушено все внутреннее помещение: изъят пол между алтарями, алтари нарушены. Имелось две печки - тоже. Крыша

-5

требует ремонта. Иконостаса нет» .

Прилуцкий сельский Совет постановил: «Здание церкви после ее

ликвидации передать сельсовету для использования под культурные цели. В настоящее время церковь используется под зерносклад»[583]. Использование храмов под учреждения культуры и зернохранилища в символической форме утверждает единство семиотического ряда, соединившего понятия «земледелие», «культ» и «культура». Но если в исторической перспективе культура возникала из культа, то в обратной (отраженной) перспективе пролетарская культура подменяла

религиозный культ. У пролетарской культуры были свои идеологи, служители, символы.

Протоколы заседаний Сельских Советов 1930 - 1931 гг. указывают на самые трудные вопросы в жизни села[584]. Пафос выступлений пронизан самокритикой в духе коллективного покаяния: все плохо, но будет лучше! Такая постановка вопроса возможна лишь при наличии представлений о высоком идеале, по отношению к которому грешные люди почему-то оказываются непригодными для «светлого будущего».

Тема закрытия церквей даже не считалась достаточно важной для того, чтобы ее обсуждать. Репрессии против духовенства происходили в рамках культурной революции и ликвидации безграмотности как бы сами собой, без участия сельских жителей, которые, за редким исключением, не хотели, или не могли противостоять общественному мнению. Подменив общину и церковь, правление сельского Совета превращалось в «священный центр» села, а знакомство с решениями съездов и пленумов, советские праздники принимали форму революционной «катехизации».

Так, К.И. Иконников, будучи секретарем Чекуевского сельского Совета, деятельно осуществлял культурную революцию на вверенной ему территории. Согласно списку культурно-просветительских учреждений, в ведении сельсовета находились 36 школ, 2 школы рабочей молодежи, 11 изб-читален, 12 красных уголков, 15 детских площадок и яслей, 8 нардомов, 12 ликпунктов, 2 кинопередвижки[585]. Комплекс этих учреждений призван был заменить православную идеологию коммунистической. Враждебные действия по отношению к «культу верующих» и «служителям культа» были естественным следствием культурной революции: «два медведя (две идеологии) в одной берлоге не живут».

Коллективизация изменила жизнь сел и структуру хозяйствования. Новые идеи дали импульс активной хозяйственной деятельности. Жизнь людей была устремлена в будущее, во имя которого они готовы были с радостью претерпевать трудности. Возросло количество промышленных товаров и значение лесозаготовок. По решению сельсовета колхозников отправляли на сплав в Онегу, на «принудработы».

По словам местных жителей, колхозная жизнь начиналась хорошо. «Купили две сенокосилки, конные грабли, четырехконную молотилку, сортировки, веялки, конную сеялку, соломорезки. Был построен новый скотный двор, сушилка для упряжи, конюшня - был полный порядок»[586]. При этом духовная жизнь подменялась жизнью душевной. На роль «церкви» претендовал клуб. Пятнадцатилетний Яша Пронин из села Верховье пишет 2 марта 1924 года в своем дневнике: «Заснул я очень крепко... Не слышал православного

колокольного звону и к литургии не ходил. Мы пошли к Степы Матвееву и играли у них в карты... Вечером ходил на спектакль. Пьеса спектакля: "Мы и они". Воспоминание белых и красных. И была в нашем просветительском кружке составлена Живая газета. В ней мы читали при всей публике, что было в нашей деревне»[587] [588].

Насколько естественными для Яши Пронина были посещение церкви и воцерковленная жизнь в 1915-1916 годах, настолько органично он воспринял новшества, отрицающие ценности традиционного уклада. Делом более значительным, чем литургия, стали для юноши посещения Просветительского кружка и участие в Живой газете.

Перед местной властью стояли созидательно-разрушительные задачи переустройства как хозяйственной, так и духовной жизни. Культурная революция подразумевала не только смену идеологических оснований уклада, но и нетрадиционные формы хозяйствования: «новый способ ужения наваги»,

«уплотнение путины». Изменения в идеологии происходили одновременно с модернизацией в хозяйственной сфере деятельности.

О напряженной борьбе в колхозе и сопротивлении новациям свидетельствует резолюция к Отчетному докладу на пленуме Ворзогорского сельского Совета за отчетный период. В документе идет речь о попытках классового врага развалить колхоз, процитированы критические высказывания в адрес сельского Совета: «В правлении - одни бандиты»; «Работайте на лодырей! - Все равно ничего не получите»; «У вас в колхозе много кулаков, которые вас заедят» .

В приходах, где духовенство активно боролось со старообрядцами, политическое противостояние было наиболее непримиримым. Об этом свидетельствуют протоколы заседаний Малошуйского сельского Совета с 4 октября по 22 декабря 1931 года. Рассматривались следующие вопросы:

- ликвидация прорывов и День урожая;

- заброска грузов, выборы - отчеты, наказание хулиганов;

- празднование Октябрьской революции;

- споры между колхозниками и единоличниками; кадровая работа и коллективизация; культурная работа и лесозаготовки;

- кооперация, семенной фонд, отчет избача из избы-читальни;

- борьба с кулаками: передача в суд дела П.И. Кузнецова за злоумышленное оставление земли и сенокоса в необработанном виде;

- месячник лесозаготовок; строительство ботов; выполнение ленинских заветов и задач третьего года пятилетки;

- вовлечение в колхоз и контрактация молока;

- штрафы (от 15 до 50 рублей), взыскание недоимок, принятие мер к выявлению убоя молодняка;

- протест против антисоветского выпада американских капиталистов, направленного на лесоэкспорт, основанный якобы на рабском труде;

- ликвидация кулачества, моторизация пограничной охраны, премирование лучших промтоварами;

- месячник по всеобучу и обращение в районные организации с просьбой о выселении кулачества[589] [590].

Следует отметить характерную лексику в заседаниях сельского Совета: «зло­умышленники», «антисоветский выпад», «ликвидация», «споры», свидетельствующую о неуклонном нарастании борьбы с «кулачеством» и «мировым империализмом». Создателям новой жизни был свойственен эсхатологизм мироощущения. В реорганизации социокультурного пространства имел важнейшее воспитательное значение метод «кнута и пряника». Для крестьян, не отказавшихся от православия и прежних ценностно-смысловых устоев, создавались невозможные условия жизни. С 1930 по 1937 год количество дворов в Малошуйке снизилось с 254 до 148 . Анализ вопросов, которые рассматривались на заседаниях сельского Совета в 1931 году, показывает, что на первом месте оказывались проблемы глобального, идеологического масштаба, а насущные хозяйственные задачи решались попутно, под влиянием идейных установок. Протест, составленный колхозниками и адресованный «капиталистическим акулам», напоминает клятву: «Мы, колхозники, бедняки и середняки, неразрывно соединили свою судьбу с ВКП(б) и пролетариатом и вместе под руководством ВКП(б) пойдем дальше по пути социалистического строительства. Своими мозолистыми руками, энергией и творчеством, развертывая социалистическое соревнование, ударничеством мы выполняем пятилетку в четыре года, завершив в основном в своем районе коллективизацию в 1931 г. и выполнив программу лесозаготовок, удвоив дневные нормы выработки. Мы будем твердо проводить классовую линию, давая отпор кулаку.

Да здравствует ВКП(б) и ее вождь товарищ Сталин!

Да здравствует Красная Армия и ее вождь товарищ Ворошилов!»[591] Основное направление советской власти в переустройстве религиозно- культурного уклада - культурно-просветительная работа. В Малошуйке она велась по следующим направлениям: животноводческая, финансовая, ликвидация безграмотности. «Культура» включала в себя все сферы деятельности, которые воссоединялись уже не с христианским культом, а с коммунистической идеологией. Инверсионные ценностно-смысловые перемены в структуре и семантике социокультурного пространства предопределили его дальнейшую деформацию.

Таким образом, исследование генезиса социокультурного уклада Поонежья и Онежского Поморья позволяет отметить следующие закономерности:

- лавинообразные перемены в социокультурном пространстве северной деревни происходили одновременно в духовной (ценностно-смысловой) и хозяйственной сферах бытия (разведение свиней, «новые способы ужения наваги», попытки выращивать пшеницу там, где она не может расти и т.д.);

- в поморских промысловых селах, где были сильны старообрядческие традиции (Унежма, Кушерека, Малошуйка, Ворзогоры и т.д.), раскулачивание и утверждение советской власти происходило более болезненно, нежели в селах с преобладанием сельского хозяйства и общинных социальных устоев (Верховье, Сырья, Анциферовский Бор, Павловский Бор и т.д.);

- идеал Преображения в новом историческом контексте приобрел трагически-пародийный пафос. Советские формы жизни требовали ритуального закрепления, аналогичного традиционным обрядам: демонстрация - крестный ход, пение революционных песен имело молитвенный характер, портреты вождей подменяю образа святых, инверсионная смена наименований географических объектов (Белое озеро - Красное озеро, улица Полицейская - улица Свободы, озеро Святое - озеро Трудовое и т.д.).

Необходимо сделать обобщающие выводы по данной главе:

1. Структура социокультурного пространства северной деревни при значительных локальных различиях, определяющих особенности озерной, речной и морской культуры, воплощает идею пограничья государственного, экзистенциального и духовного. Структура социокультурного пространства маркируется сакральными объектами: монастырями, церквями, часовнями,

поклонными крестами, а также природными объектами, отличающимися необычной формой и преобладающими размерами. Рукотворные сакральные объекты и священные места, обозначенные природой (священные рощи, холмы, острова и т.д.), как правило, совпадают по местоположению. В советскую эпоху священные объекты характеризуются не ландшафтными особенностями местности, а историческими факторами. Доминирующую роль в организации социокультурного пространства играет Соловецкий Спасо-Преображенский мужской монастырь на Белом море. Механизмами коммуникации в социокультурном пространстве служат прозвища («уличные фамилии»), фольклор, топонимика. Структура социокультурного пространства складывается из бинарных оппозиций (свой - чужой, мужское - женское, земледельческое - промысловое).

2. Семантика социокультурного пространства воплощается в архитектурных и ландшафтных образах перехода, воплощенных в идеале Преображения и принимающих во времени различные формы маргинальности и оппозиционности (свой - чужой). Социокультурное пространство маркируется знаками инобытийности (крест, маяк, дом - ковчег). Земледельческая культура отличается ярко выраженными «женскими» семантическими характеристиками (консерватизм, интровертность, ярко выраженное охранительное начало). По мере приближения к морю в ней проявляются «мужские» поведенческие качества. Это стремление к новому - индивидуализм, склонность к расширению освоенного пространства. Земледельческий тип культуры сменяется промысловым типом культуры.

3. В основе генезиса социокультуного пространства прослеживается приоритет духовных или идеологических оснований: стремление к обретению обетованного состояния (Преображения) или времени (коммунизма). Перемены в духовной и хозяйственной сферах деятельности имели инверсионный характер по принципу «все новое - хорошо, все старое - плохо». Этический и нравственный радикализм устремлений к модернизации социокультурного пространства соответствует менталитету русской культуры и на Севере это качество проявлялось в наиболее эксплицитной форме. Административная деятельность советской власти была ориентирована на укрупление и обобществление частного хозяйства. Если «до колхозов» многообразие культурных форм сельской жизни было условием их единства, то «после колхозов» безусловное единство исключало локальность как проявление контрреволюции. Семантическое переоформление социокультурного пространства во времени происходило медленно и продолжалось до 60-х гг. ХХ века, но его структура в «неперспективных деревнях» была лишена прежнего содержания. Север возвращался к инобытийности.

Заключение

В соответствии с поставленными задачами и структурой диссертации необходимо сделать следующие выводы:

1. В социокультурном пространстве северной деревни реализуются идея «перехода», идеал Преображения, идеология, принимающая различные формы маргинальности и оппозиционности по отношению к условному «центру»[592]. Антропология движения предполагает измерение реальности в единицах действия. «Ее главными категориями выступают динамика и статика, основными инструментами - мотивационно-деятельностные схемы и историко-

Л

антропологические сценарии» . Действие требует усилий. Неординарное действие можно трактовать как подвиг, жертву или «антиповедение», предполагающие предельную концентрацию сил и расширяющие пространственные пределы. Это поиск крестьянами свободной земли, монахами - спасения, казаками - «ясачных народов», староверами - легендарного Беловодья. Концепт «Центра» предполагает покой, незыблемость, свойственные «мировой оси», вокруг которой формируется социокультурное пространство.

2. Северный текст русской культуры отмечен знаками переходности: от леса - к тундре, от реки - к морю, от земледелия - к промыслам. Пространство северной русской культуры - это единство этнокультурного многообразия, устремленного к последнему географическому и метафизическому рубежу, за которым открывается видение иного мира. Северный текст русской культуры наиболее ярко являет себя в языке и в словесности. По мысли М.М. Бахтина, «Слово - это почти все в человеческой жизни. Слово принадлежит к царству цели

как последняя высшая цель»[593]. Образ «цели» имеет ряд онтологических признаков. Материальная цель во времени (четвертом измерении) переходит в религиозный (метафизический) план. Вера соединяет Человека (как Образ Божий) и Цель. Они образуют потенциальную целостность, цельность, единство. Стремление к Цели мотивировано верой и по отношению к витальным ценностям имеет иррациональный, жертвенный характер.

4. Устремленность русской земледельческой культуры от степи к морю придавала этому движению духовный смысл. Цель деятельности пребывает вне деятельности, в «апофатическом сумраке». Цель способна консолидировать социум. Идеология играет объединяющую роль в том случае, когда стремление к социально значимому идеалу соответствует подлинным намерениям действующей власти и совпадает с декларируемыми задачами. Наличие Цели является важнейшим условием коммуникации субъектов, признающих ее детерминирующую сущность. Вынужденная миграция этноса дает импульс к формированию его пассионарности. Расширение пространственных границ требует «подвига»: напряженного и неординарного усилия, движения. Подвиг - это возможность исправить ошибку или грех. В буквальном переводе с греческого языка слово «грех» означает «промах». Промах возможен при наличии Цели. Подвиг (или самопожертвование) меняют общественное сознание и превращают линейные (субординационные) отношения в социуме в «нелинейную систему», перед которой открываются принципиально новые возможности.

5. По отношению к человеку и обществу пространство развертывается на «Запад-Восток» и «Север-Юг». Координата «Запад-Восток» в русской культуре имеет дольний характер. Координата «Юг-Север» предполагает горнее содержание. В движении на Север примиряются противоречия Запада и Востока. Север - это территория диалога, актуализированного действия и выхода из лабиринта виртуальных противоречий в реальность страдания и сострадания.

Преодолеваемые трудности - показатель роста возможностей: условие духовного возрастания. Освоение тайги, приполярных земель и Северного Ледовитого океана требовало от русских поселенцев предельного напряжения сил, предопределило формирование таких черт характера, как спокойное мужество, наблюдательность, терпение, способность принимать неординарные и ответственные решения. «Запад - Восток» - координата социальная, а «Север - Юг» - духовная. Их пересечение маркирует северный текст русской культуры деревянными крестами, часовнями, храмами, монастырями «Северной Фиваиды». Север играет роль социокультурного пограничья между Западом и Востоком. «Граница» - территория неустойчивого баланса противопоставленных сил. Их диалог воспроизводит провокативные ситуации, но побуждает к рефлексии «о вечном». Противоречия Запада и Востока в русской культуре (крестьянской по сути!) преодолеваются ее северным характером - устремленностью за пределы освоенного пространства[594]. «Географически она, Россия, между Западом и Востоком, но культурологически - она ни Запад, ни Восток, но, скорее, Север»[595].

6. «Рассматриваемое в широком контексте пространство, - по словам В.Н. Топорова, - может и должно восприниматься как один из важнейших источников структуры русской души, представляющей одновременно и его порождение, и его образ»1. Пространственно-коммуникативные факторы имеют свойство влиять на ценностно-смысловые аспекты бытия. Мироощущение современного человека, основанное на представлениях о «распахнутости» вселенной, породило теорию и практику глобализации как социальной, экономической и политической реальности. Следовательно, выход в новые пространственные измерения предопределяет качественные перемены в культуре и в человеке. Расширение социокультурного пространства обусловлено новыми средствами коммуникации. Движение в пространстве коррелируется с переменами в мировоззрении.

7. В условиях территориальной включенности одной культуры в другую определяющее значение в диалоге культур приобретают семантические маркеры, имеющие территориальную, ментальную и знаковую форму. Крестьянская (христианская) культура универсальна, но обладает «диалектными» признаками локальности. По мнению отца Павла (Флоренского), культуру можно понимать как организацию пространства жизненных отношений (техническую сторону бытия) и как формирование ментального пространства (мысленную модель действительности»)[596] [597]. «Пространство жизненных отношений» северной деревни выражено географическими и одновременно этнокультурными понятиями «Русский Север» и «Поморье». Русским Севером называют северные районы европейской части России, на северо-востоке ограниченные природными, а на западе - историческими рубежами. В названии отчетливо выражен этнокультурный аспект - значение государственной границы Руси, где единство народа поддерживалось Православной верой. Поморьем в середине XVI называли земли, простершиеся от Вологды до Северного Ледовитого океана. Семиотический смысл понятия Поморье указывает на чуждое русским крестьянам и враждебное пространство хвойного (хтонического) леса и тундры. Поморье - это пространство, требующее покорения и освоения: экзистенциальная граница, территория борьбы или неустойчивого баланса противостоящих сил. В бытовом значении понятия «Поморье» и «Русский Север» рассматриваются как синонимы, а в исторической ретроспективе являются вотчинами Соловецкого Спасо- Преображенского мужского монастыря. В XVI - XVII веках северные пределы «Дома Спаса и Николы» простирались до реки Печенги на Кольском полуострове. Соловецкий монастырь был крестьянским по составу братии, по организации монашеской жизни и хозяйственной деятельности, в которой преобладающее значение имели морские промыслы: рыболовство, охота на морского зверя и солеварение. Между тем, основное значение монастыря в том, что монахи - это воины Христовы, а их повседневная жизнь - это поле духовной брани. Поэтому геометрический образ социокультурного пространства северной деревни представляет собой систему концентрических мировых кругов, вписанных друг в друга: границу государственную, экзистенциальную, духовную.

8. Онтологическим качеством социокультурного пространства северной деревни является его инобытийность. Условия «границы» располагали к рефлексии: к состоянию бинарной идентификации. Образы горизонта и

необъятной водно-небесной стихии усиливали остроту переживания экзистенциальных состояний. Не было незначительных событий и происшествий. Их восприятие возводилось в крайние степени значения. Феномены материальной жизни северных крестьян по мере приближения земледельческой культуры к арктической природной зоне приобретали все более очевидный духовный и символический смысл. Колонизация севера осуществлялась в бегстве от «м1ра». «Преображение» (как обретение нового качества) и «переход» (как перемещение в пространстве) мотивированы невозможностью совмещения идеального и действительного. Русских поселенцев, находившихся на душевном перепутье в периоды апокалипсических ожиданий, влекло к ландшафтным границам, где совершается выбор направления, происходят активные перемещения и течения. Переходное пространство позволяет ощутить «глубинную динамику жизни, законы ее круговращения и вечные законы бытия». Недостаток равновесия в природе, неустойчивость климата соответствовали душевному состоянию беспокойства, нестабильности. Крестьян, осваивающих малозаселенные территории, привлекали возвышенные берега озер и устье реки неподалеку от моря, края заливных лугов, граничащие с холмами, поросшими лесом. Локальное социокультурное пространство является «человекоразмерной» системой, отделенной от мира естественным ландшафтным рубежом (священной рощей, оврагом, ручьем и т.д.) или же поклонными деревянными крестами, часовней, дорогой. Пространственная модель описания мира складывается из дуальных

оппозиций: «север - юг», «запад - восток», «небо - земля», принимающих троичный характер, когда географические параметры дополняются духовным или оценочным содержанием. Так, например, в триаде ценностно-смысловой вертикали «небо - земля - преисподняя» земля представляет собой двуприродную субстанцию, как место борьбы добра и зла, света и тьмы, белого и черного. По мнению В.Н. Топорова, пространство негомогенно и нецентрально (в аксиологическом плане): оно качественно, и его качество определяется

священными объектами, в нем находящимися[598].

В. Франкл психологически обосновывает высокую степень религиозности на границе жизненного пространства: «Если условия предельности бытия переселяют человека в условия «иного мира», то выживают только такие люди, которые способны в духовной жизни, потому что выход из потусторонности нечеловеческих условий открывается только в религиозность»[599]. Универсальными объектами почитания были острова и полуострова, большие скалы, холмы, деревья, водные источники. Ценность земли («куда рука ходила») или пожни, дома или промыслового судна определялось количеством затраченных по отношению к ним трудовых усилий: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф., 6:20). Физический труд воспринимался как форма духовного делания и возможность обретения жизни вечной.

Сельский социум формировался вокруг святого («не стоит село без праведника»), культурного героя или «гения места» (носителя традиций и местной мифологии). Ментальное пространство проецируется из внутреннего мира личности. Творческое отношение к жизни было одним из условий выживания в предельных для земледелия природных условиях.

Отношения между людьми регламентировались оппозиционными критериями: «свой - чужой», «хороший - плохой», «мужской - женский». Социум начинается с «двоицы» - с двух личностей, собравшихся во имя Божье.

«Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (МФ.,18:20). Догмат об исхождении Святого Духа от Бога Отца развертывается в представления о монархии как единственно возможном устроении общества. Семья («малое государство») - низшее звено в системе самоуправления.

9. В земледельческих волостях Русского Севера и Поморья еще в начале ХХ века были сильны соборные традиции, приверженность крестьян к архаическим орудиям труда и способам производства. На Поморском берегу Белого моря и в верхнем течении реки Мезени преобладали старообрядческие особенности жизненного уклада. Промышленников отличали ярко выраженный индивидуализм, склонность к предпринимательству, широко распространенная практика религиозных обетов и паломничества. «Наше море - наше поле», - говорили крестьяне, промышляющие рыбу и морского зверя. Белое море было опасным для мореплавания из-за бесконечных мелей, корг, кошек, сувоев, изрезанных берегов, студеной воды, туманов и сезонной навигации. Морская стихия символизирует соединение физического и метафизического оснований бытия. Для «Преображения» необходимо пройти через страдания, обращающие человека к духовности: «Кто в море не ходил, тот Богу не молился». Семантика моря имеет универсальный характер. Береговая линия - «край света». Остров - «центр потустороннего мира». Ветер - воплощение судьбы («суда Божия»). Туман - символ неопределенности, а «рассеивание тумана соотносится с прозрением и откровением, олицетворением перехода из одного состояния в другое»1. Движение по воде и комплекс физических страданий, вызванных морской болезнью (когда «море бьет»), переживаются как умирание. По мысли В.Н. Топорова, переход (или «прорыв») сквозь предметность в иной план бытия («в ноуменальный мир свободной воли») имеет место именно в пограничных ситуациях перед лицом гибели, крушения, неудовлетворенности существованием, лишенной очевидных оснований. В семантике морских образов очевидны

признаки бинарности: Церковь - маяк. Корабль (короб, гроб, домовина) - дом (хоромина, храм). Крест - мачта. Народная этимология сближает понятия судно и суд как испытание водой. «Хождение по водам» соотносится со странствием «по волнам житейского моря». Ванты - это «ноги» на поморских судах. Киль лодки (лодии) и несущая балка дома называются одинаково - матица. Указанные этимологические ряды напоминают о восприятии корабля поморами как дома и храма одновременно. Берега оформляются знаками перехода: движения в обетованной цели: деревянными крестами, храмами, часовнями, гуриями. Идея «перехода» как возможности спасения по мере христианизации Севера выкристаллизовывалась в идеале Преображения.

10. Обобщая опыт семантического обзора социокультурного пространства северной деревни, необходимо отметить ряд его онтологических признаков:

- присутствие границы, обозначенной особенностями ландшафта, природными объектами или рукотворными маркерами (деревянным крестом, часовней, развилкой дорог);

- сакральное и семантическое оформление территории;

- представления местных жителей о своеобразии своей «малой Родины»: «идея места», идеал, позволяющий различать «свое» и «чужое»;

- мифология места (актуализированная история) и «гении места» (носители мифологии).

Семантика геокультурного пространства Русского Севера характеризуется переходностью, имеющую тенденцию к усилению по мере приближения территории к Арктической зоне. Экстремальные условия для земледелия или морских промыслов, поиск общего языка с аборигенами и соседями по ту сторону государственной границы (норвежцами, финнами, шведами, датчанами) придавали социокультурному пространству северной русской деревни метапровокативный статус. Насилие в экстремальных природных условиях было самой неперспективной возможностью решения социальных и экономических проблем.

Социокультурное пространство формируется вокруг личности крестьянина и проецируется в его внутренний мир. Чтобы соответствовать Образу и Подобию Божьему, крестьянин призван участвовать в теургии, в сотворении реальности (как синергии), в обустройстве социокультурного пространства. Отношение к жизни как к форме творчества было на Севере одним из важнейших условий приспособления к суровым природным условиям.

10. Расположение северных русских поселений отмечено признаками переходности ландшафта (река-море; лес-тундра; озеро-луг-лес, река-река). Семантика архитектуры воспроизводит образы ковчега (дом-пятистенок), храма- корабля и одновременно маяка. Структура социокультурного пространства основывается на механизме бинарных связей: верх-низ (по течению реки), свое- чужое, мужское-женское, земледельческое-промысловое. Генезис социокультурного пространства предполагает развитие во времени инобытийного комплекса: кладбище («остров») - монастырь - место ссылки. Ключом к пониманию особенностей социокультурного пространства северной русской деревни является образ «монастыря» как сакрального центра.

11. Исследованное нами социокультурное пространство северной деревни

имеет локальные и универсальные измерения, ограниченные географическими, территориально-административными и ценностно-смысловыми рубежами. Очевидны три уровня сакрализации пространства: универсальный,

архетипический и личный. Универсальный уровень подразумевает совокупность общепринятых священных объектов: храмов, часовен, поклонных крестов. Арехетипический уровень сакральности предполагает априорно почтительное восприятие природных священных объектов: гор, островов, пещер, больших скал, камней и деревьев. Личный уровень сакральности определяется интимными, не декларируемыми мотивами: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф., 6:20). Во что человек более всего вкладывает усилий, то ему всего дороже. Для крестьянина, например, это рыболовная тоня, пожня или земля, «куда рука ходила».

Структура социокультурного пространства включает в себя следующие параметры:

- Географическое измерение. Природа - «текст», а культура - его «цитирование». Не только люди выбирают место, но и место «выбирает» людей. Ландшафт, растительность, климатические условия формировали в характере крестьян «земледельческий» или «промысловый» социокультурный комплекс. Лес - замкнутость и закрытость, равнина и море - распахнутость. Река преодолевает замкнутость леса. Равнина располагает к неопределенному размышлению, море - к предельному, актуализированному действию.

- Мифологическое измерение. Ландшафтные архетипы имеют универсальное ценностно-смысловое значение. Пещера - «чрево Матери Земли». Холм - «живот беременной Матери Земли». Вертикали соотносятся с «мировым древом» или «мировой горой». Остров - «священный центр потустороннего мира». Море - инобытие. Лукоморье - «край света». Локальные пространственные характеристики формируют «идею места». Идея имеет свойство инверсионно трансформироваться в рамках ценностно-смысловой парадигмы. «Идея места» восходит к природным архетипам. В мифологическом пространстве время - вечность. Мифология - форма идеологии, открывающей перспективы для расширения социокультурного пространства.

- Антропологическое измерение. Для локального социокультурного пространства характерно распределение социальных ролей и наличие «гения места» - носителя местной мифологии. Он все знает о прошлом, настоящем и будущем. Северный крестьянин соразмерен своему социокультурному пространству.

- Коммуникативные связи. Коммуникативные связи включают в себя транспортные, информационные средства, традиции, культурный код, позволяющий различать «своих» и «чужих». Способность к различению «своего» и «чужого» является необходимым условием идентификации.

- Историческая память. Все, существующее в настоящем, имеет прошлое, смысл и перспективу. Отказ от позитивного восприятия истории предполагает «обнуление» ценностно-смысловых критериев и деформацию социокультурного пространства.

- Знаковая оформленность. Социокультурное пространство предполагает наличие полифункциональной системы координат, включающих в себя наименования храмов, часовен, поклонных крестов, топонимику, праздники, «уличные фамилии». Отсутствие священных ориентиров размывает границы социокультурного пространства.

- Материальные ресурсы. Локальное социокультурное пространство предполагает наличие инфраструктуры и хозяйственной деятельности, которая невозможна без пахотной земли, сенокосов, рыболовных тоней, леса, хозяйственных построек, орудий труда.

12. Геометрический образ социокультурного пространства предполагает сочетание вписанных друг в друга «мировых кругов», формирующихся по отношению к сакральным объектам. Центр локального «мирового круга» - монастырь, храм, часовня, поклонный крест. Соловецкий мужской Спасо- Преображенский монастырь играл организующую роль в пространстве Русского Севера и Поморья. Трудно не заметить совпадение в пространстве Русского Севера и Поморья дохристианских и христианских священных объектов. Местоположение неолитических святилищ, средневековых сейдов, храмов, часовен, поклонных крестов определяется особыми характеристиками ландшафта. Сакральные объекты появляются на холмах, островах, высоких скалах, в священных рощах, рядом с ручьями, на излучине реки, в лукоморье, возле пещер.

Генезис социокультурного пространства северной деревни мы рассматривали на примере истории Соловецкого монастыря, Поонежья и Онежского Поморья. Переоформление социокультурного пространства определяется такими ключевыми событиями, как переход власти от Новгорода к

Москве, Смутное время, расколом Русской Православной Церкви, реформы Петра I, секуляризация 1764 года и создание колхозов в 1930-1931 гг.

Концепты «Русский Север», «Поморье» и «Соловки» раскрывают свое содержание по отношению друг к другу. «Русский Север» - граница государственная и политическая, «Поморье» - граница экзистенциальная, «Соловки» - граница духовная.

13. На Соловецких островах идея «перехода», воплощаемая в идеале Преображения, приобретала знаковую форму и структуру. Трансформация инобытийности (кладбище - святилище - монастырь - концентрационный лагерь - монастырь) происходила в рамках линейной ценностно-смысловой парадигмы, определяемой понятием «инобытийность», вокруг которого развертывается социокультурное пространство северной деревни.

14. Исследование генезиса социокультурного пространства северной деревни дает основание для следующих выводов:

- Движение крестьян на север, в условиях мало пригодных для благополучного и комфортного существования, имеет иррациональный характер по отношению к витальным ценностям. Особенности духовной жизни православных земледельцев и промышленников в локальном социокультурном пространстве коррелируются с природно-климатическими условиями и типом хозяйствования.

- Старообрядчество и скрытничество получили распространение на Поморском берегу Белого моря, где мурманские рыбные промыслы были основным видом хозяйственной деятельности. По мере развития капиталистических общественных отношений материальный уровень жизни причта и прихожан неуклонно возрастал. На этом фоне усиливалось расслоение общины по имущественным признакам. Деформации социокультурного пространства способствовали развитие отходничества и лесного дела, усиление городского влияния на деревню, демографический кризис, усиленный войной 1914 - 1918 годов. Война стала катализатором модернизации уклада, обострила противоречия внутри крестьянской общины.

- Кооперативное движение было нереализованной возможностью сохранения исторической преемственности в социокультурном пространстве северной деревни. Кооперация получила наибольшее развитие в селах с сильными общинными традициями. Коллективизация 1930 - 1931 годов происходила одновременно с десакрализацией социокультурного пространства северной деревни и стала историческим рубежом в его разрушении.

- В досоветсткую эпоху деструктуризация социокультурного пространства не касалась его ландшафтных характеристик. Основными экономическими ресурсами были земля, лес, река, море. Коммунистическая идеология подразумевала принципиально новую маркировку пространства. Природа воспринималась уже не в качестве необходимого условия существования, но, прежде всего, как объект преобразования и покорения. «После колхозов» сакрализация пространства зависела не от места, выделенного ландшафтом, а от времени: от событий, связанных с борьбой за переустройство мира. Стал возможен феномен «странствующих памятников»: перенесения священных объектов с одного места на другое. Социокультурное пространство, утратив связь с локальной территорией и, следовательно, с реальностью, перешло в четвертое измерение: в «обетованное время».

- После «перестройки», когда потускнел идеал «светлого будущего», самоидентификация северян (вчерашних крестьян) требует оформления жизненного пространства по отношению к месту их пребывания здесь и сейчас, т.е. в реальности. В ином случае понятие «Родина» становится неопределенным. Глобализационные процессы превносят существенные коррективы в сознание и мироощущение людей. Очевидная опасность - в утрате чувства реальности, в духовной дезориентации.

<< | >>
Источник: МАТОНИН ВАСИЛИЙ НИКОЛАЕВИЧ. СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО СЕВЕРНОЙ ДЕРЕВНИ: СТРУКТУРА, СЕМАНТИКА, ГЕНЕЗИС. Диссертация, СПбГУ.. 2015

Еще по теме Ценностно-смысловые инверсии в генезисе социокультурного пространства северной деревни:

  1. МАТОНИН ВАСИЛИЙ НИКОЛАЕВИЧ. СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО СЕВЕРНОЙ ДЕРЕВНИ: СТРУКТУРА, СЕМАНТИКА, ГЕНЕЗИС. Диссертация, СПбГУ., 2015
  2. Новикова Валентина Николаевна. Ценностные традиции женского воспитания в крестьянской семье Швеции XIX века. (Диссертация, Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова), 2015
  3. Ломакина Ирина Сергеевна. СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ОБЩЕГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ПРОСТРАНСТВА ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА. Диссертация на соискание ученой степени доктора педагогических наук, 2016
  4. Карцева А.А.. МЕЖКУЛЬТУРНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ И ТУРИЗМ КАК МЕХАНИЗМЫ СОВРЕМЕННЫХ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ. Диссертация., 2015
  5. Панкратова Лилия Сергеевна. ФОРМИРОВАНИЕ СЕКСУАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ МОЛОДЕЖИ В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ. Диссертация. СПбГУ,, 2015
  6. ПАНКИНА Марина Владимировна. ФЕНОМЕН ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ДИЗАЙНА: КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ. Диссертация на соискание ученой степени доктора культурологии, 2016
  7. ДМИТРИЕВА ДАРЬЯ МИХАЙЛОВНА. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ АЛЬЯНСЫ КАК ФОРМА МЕЖДУНАРОДНОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОТРУДНИЧЕСТВА (на примере стратегического альянса Renault-Nissan-АвтоВАЗ). ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата экономических наук. СПбГУ., 2014
  8. Львов Александр Александрович. Археология субъекта информационного общества: антропологический аспект. Диссертация, СПбГУ., 2015
  9. КОНСТИТУЦИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ 1994 ГОДА,
  10. *В соответствии со статьей 1 Закона Республики Беларусь «О порядке вступления в силу Конституции Республики Беларусь» вступила в силу со дня ее опубликования.
  11. РАЗДЕЛ І ОСНОВЫ КОНСТИТУЦИОННОГО СТРОЯ
  12. Статья 1. Республика Беларусь - унитарное демократическое социальное правовое государство.
  13. Статья 2. Человек, его права, свободы и гарантии их реализации являются высшей ценностью и целью общества и государства.
  14. Статья 3. Единственным источником государственной власти и носителем суверенитета в Республике Беларусь является народ.
  15. Статья 4. Демократия в Республике Беларусь осуществляется на основе многообразия политических институтов, идеологий и мнений.