Смерть у подножия Мауна-Лоа

Через два с половиной столетия после того, как терзаемый голо­дом и цингой Пигафетта в отчаянии предсказал, что никто и ни­когда больше не решится плыть в Южное море, Джеймс Кук за­писал: «Дважды посетив тропические моря Тихого океана, я не только уточнил некоторые прежние открытия, но сделал много новых, и мне кажется, в этой части теперь мало что можно сделать».

Два века минуло с того дня, как была сделана эта запись, и теперь мы знаем, что конца исследованиям, который предве­щал Кук, просто не может быть. Своей гениальной рукой Кук нанес на карты основы нашего сегодняшнего представления о южной части Тихого океана, однако, как показали последую­щие исследовательские плавания, в Тихом океане оставалось еще очень много «белых пятен», а интерес к Океании ученых самых разных отраслей науки с тех пор скорее возрос, чем иссяк. Одна­ко Кук догадывался о громадных задачах, стоящих перед его по­следователями, и рассматривал себя лишь как первопроходца, проникшего так далеко, насколько позволяли человеческие воз­можности. В оставшийся период жизни Куку было суждено от­крыть еще одну большую океанийскую островную группу-Га­вайи.

По окончании второго тихоокеанского плавания Куку были оказаны все почести, какие только можно себе представить. Его принимал король, Королевское общество избрало своим членом,

адмиралтейство повысило в чине до капитана первого ранга. И тем не менее результаты этого плавания вряд ли могли вы­звать безграничный восторг у сильных мира сего. В научном от­ношении экспедиция, бесспорно, была триумфальной, но с точки зрения политических и экономических интересов она оказалась неудачной. Правда, отказываться от дальнейших плаваний никто не собирался. Новый мираж манил британцев в Тихий океан: Се- вёро-Западный проход. Уже давно политические и промыш­ленные круги Великобритании горели желанием претворить в жизнь мечту, возникшую еще во времена королевы Елизаветы, об экономящем время торговом пути вокруг Северной Америки в Восточную Азию.

Джеймс Кук, занимавший в то время должность, очень похо­жую на отставку с хорошим содержанием¹, принимал активное участие в подготовке плавания. Судно «Дискавери» водоизмеще­нием в двести девяносто восемь тонн, которое он выбрал и кото­рое должно было сопровождать «Резолюшн» в Тихий океан, то­же было «угольщиком» из Уитби. Вскоре Кук выразил желание лично руководить новой экспедицией, и адмиралтейство с энту­зиазмом приняло его предложение^[90][91]. Итак, командиром флагман­ского судна снова стал Кук, его первым помощником-уже зна­комый нам по первому плаванию Джон Гор, а вторым помощником-энергичный молодой офицер военно-морских сил Джеймс Кинг, изучавший в Париже и Оксфорде естественные на­уки. Кларк командует «Дискавери», с ним плывет Джеймс Барни, мундир которого украшают галуны первого лейтенанта. В спи­сках команд мелькают и другие знакомые имена: астроном Уильям Бейли, Джордж Ванкувер, бывший «дезертир», а ныне ветеран флота Сэмюел Гибсон. Следует назвать также штурмана Уильяма Блая, который позже стал командиром «Баунти» и по­лучил прозвище «Хлебное дерево». На «Баунти» судьба вновь сведет его с ботаником Дэвидом Нельсоном, отвечавшим на «Дискавери» за ботанические «трофеи» экспедиции.

Бейли, Кинга, врача Уильяма Андерсона и художника Джона Веббера можно на сей раз считать научным штатом экспедиции. Так и осталось неизвестным, почему Кук и адмиралтейство не пригласили более авторитетных исследователей,-не захотели или не смогли найти.

«Резолюцій» покинул Плимут 12 июля 1776 года без «Диска- - вери», так как его капитан Чарлз Кларк отсиживал срок в долго­вой тюрьме вместо своего легкомысленного брата и должен был выйти на свободу в конце месяца. Корабли встретились в Столо­вой бухте^[92] только в ноябре, в январе 1777 года достигли Тасма­нии, в феврале-проверенного места стоянки в проливе Коро­левы Шарлотты. По понятным причинам маори встретили англичан с большим недоверием. Кук одиноко бродил в окрест­ностях, заставляя «детей и взрослых подбирать стеклянные бу­сины, пока все [его] карманы не оказались пусты», чтобы узнать, как объясняют новозеландцы столкновение, жертвами которого стали моряки с «Адвенчера». В конце концов он выяснил, что де­ло дошло до стычки, которой можно было бы избежать, но бри­танцы вместо этого необдуманно пустили в ход мушкеты. Имен­но это Кук и предполагал, поэтому он решительно отверг высказанные сгоряча призывы к расплате. Теперь выстрелы раз­давались только во время охоты на тюленей или при встречах (очень миролюбивых) у котлов, где перетапливался тюлений жир.

Когда экспедиция 25 февраля покинула пролив, плыть к за­падному побережью Северной Америки было уже поздно. Зона переменных ветров и частых штилей достигла Новой Зеландии, но с бризами, иногда налетавшими с востока, еще можно было кое-как плыть в северном направлении. От первоначального пла­на достичь Таити, а оттуда взять курс к берегам «Нового Аль­биона» пришлось отказаться. В конце апреля корабли появились у островов Тонга, где Кук в течение одиннадцати недель само­забвенно изучал местные племена и их обычаи. Кажется странным, что он не проявил интереса к близлежащим островам Фиджи или Самоа и не изъявил желания их исследовать. На сей раз его деятельность обогатила не географию, а этнографию.

Ночные танцевальные представления на островах Тонга. Гравюра по рисунку Джона Веббера

верки и парады, раздаривал европейских домашних животных, по его приказу в землю острова были посеяны злаки и овощи. И хотя дерзкие кражи, приводившие порой к захвату заложни­ков, иногда охлаждали сердечные отношения, все же нельзя не удивляться, что такое множество представителей совершенно разных культур вполне мирно уживались друг с другом, не давая повода к сожалениям о непоправимом.

Начавшийся в середине июля переход на Таити длился четы­ре недели, так как плыть пришлось против ветра. Курс, продик­тованный пассатом, привел к открытию островов Тубуаи, лежа­щих на линии тропика, но Кук решил на них не высаживаться. На Таити он наконец-то избавился от множества четвероногих и двуногих пассажиров, которых вез с собой по воле «крестьян­ского» короля Георга III. Лошади, козы, овцы, гуси, утки, индю­ки попали в «тихоокеанский рай». Правда, многие члены экспе­диции засомневались в том, что обрели здесь райские кущи, когда стали свидетелями человеческих жертвоприношений.

он увидел подготовку таитян к военному походу на соседний остров Муреа. Экспедиция тоже направлялась туда, и отплытие было назначено на 29 сентября. Это был последний день Кука на Таити, и он, как будто чувствуя это, подарил вождю Ту, энергич­ному хозяину бухты Матаваи и союзнику, свой портрет. Уильям Блай увидит эту картину, нарисованную Веббером, через один­надцать лет, когда, командуя «Баунти», бросит здесь якорь. Вождь Ту к тому времени больше не будет довольствоваться данью, получаемой за молодых женщин, покидающих в пред­рассветные сумерки европейские корабли. Он завоюет весь остров и назовет себя королем Таити Помаре I.

Во время последующих высадок на острова Муреа, Хуахине и Раиатеа англичанам казалось, что бог войны Оро, которому недавно поклонялись, следует за ними по пятам. Неприятно чи­тать строки из судового журнала, где говорится, что Кук пока­рал воров за кражу козы, разорив их селение, а одному особенно агрессивному вору, угрожавшему жизни Оман, остававшемуся на острове Хуахине, велел отрезать уши. Правда, все это происходи­ло после долгих переговоров и тщетных поисков компромисса.

Недели, проведенные на Раиатеа, тоже не обошлись без не­приятных моментов. Сначала дезертировал солдат морской пе­хоты, но через два дня его нашли в селении на противоположной стороне острова, облаченного в тапу, в объятиях двух полинезиек. Через десять дней его примеру последовали еще двое. Но они перебрались на соседний островок Борабора, и Кук увидел их снова только после того, как приказал захватить трех знатных заложников.

Куку казалось, что он навсегда покидает Полинезию. В дека­бре «Резолюшн» и «Дискавери» взяли курс на север. На исходе месяца с кораблей увидели огромный пустынный атолл. Его на­звали островом Рождества. На нем не было ни капли питьевой воды, но зато представилась возможность поймать несколько со­тен морских черепах и найти надежное убежище от ветра, чтобы беззаботно провести рождественский праздник. С тех пор остров Рождества, по общему мнению, является северо-восточным опло­том Океании. За время стоянки на острове плотники починили палубы, команде была выдана шерстяная одежда, более рацио­нально распределена питьевая вода. 18 января-новые открытия: сначала Оаху, затем Кауаи и Ниихау, самые северные острова Гавайского архипелага^[93]. Кук высадился на юго-западном побе­режье Кауаи, где море у берега было усыпано черными, как смоль, рифами. Эта подветренная сторона острова, называемого сегодня «садом Гавайских островов» из-за его пышной расти-

Идол с Гавайских островов. Сделан из перьев, скрепленных на плетеном каркасе, челюсть из собачьих зубов

тельности и чарующих долин, была наименее привлекательной. С холмов, поросших болотистыми лесами, струились ручьи и, обтекая вулканические обломки, сносили вниз слой плодородной почвы; свежая трава лишь немного оживляла выветренные ба­зальтовые скалы. Однако Кука в первую очередь поразила не эта картина, а то обстоятельство, что приплывшие в лодках острови­тяне говорили на полинезийском наречии: «Совершенно невоз­можно представить себе, как этот народ проник так далеко в бес­конечный океан».

Гавайцы выглядели более коренастыми и темнокожими, чем жители Таити, их лица были таковы, что некоторых из них мож­но было бы принять за загорелых европейцев, хотя, по замеча­нию Кука, эти лица выражали скорее благонравие, чем одухотво­ренность. У большинства гавайцев были короткие черные волосы, но некоторые носили длинные и распускали их по пле­чам. Искусству татуировки, этому океанийскому идеалу красоты, они были привержены в довольно малой степени, и на их телах, едва прикрытых передниками из тапы и чем-то, похожим на блузы, редко можно было увидеть подобную красу. Кроме того, гавайцы не прокалывали мочки ушей, как это принято на остро­вах, лежащих южнее, и сначала британцы даже решили, что их потребность в украшениях ограничивается только ношением ленты на шее. Но, посетив базар, увидели там не только полот­нища тапы, разрисованные с изумительной фантазией, но и неви­данные дотоле великолепные сверкающие накидки из красных и желтых перьев. Культовые постройки, во многом напоминаю­щие таитянские «марае», показались британцам более знакомы­ми, как, впрочем, и мастерские ремесленников, жилые дома и лодки. Походы в глубь острова позволили англичанам увидеть, что гавайцы отнюдь не беззаботно наслаждаются жизнью среди райской природы: по всему острову встречались обширные план­тации, пересеченные оросительными каналами, на которых островитяне возделывали таро, ямс, батат и сахарный тростник.

Ну а есть ли здесь «короли»? Один из них посетил Чарлза Кларка, и тот с удивлением отметил, каким божественным по­клонением пользуются гавайские деспоты. Лодка «короля» плы­ла, беспощадно сминая и опрокидывая маленькие суденышки, окружившие «Дискавери», а когда Кларк дружески положил го­стю руку на плечо, тот сбросил ее с таким высокомерием, что даже видавший виды англичанин, обошедший весь мир, был оза­дачен. Перед капитаном Куком островитяне тоже падали ниц и поднимались только тогда, когда он жестами требовал, чтобы они встали. Островитяне объясняли свое поведение тем, что у них так принято выражать поклонение могущественным вож­дям. (С тех пор нередко высказывалось предположение, что га­вайцы приняли Джеймса Кука за бога Лоно, покровителя земле­делия и хранителя мира, когда-то в незапамятные времена уплывшего прочь в далекое море и обещавшего вернуться на плавающем острове, груженном фруктами и дорогими вещами. Правда, эту версию, полную очарования, причем не только в ли­тературном отношении, отклоняют многие видные этнографы, в том числе и Питер Бак.)

После короткого посещения Ниихау экспедиция 2 февраля по­кинула эти острова. В последующие месяцы англичане занима­лись исследованием северо-западного побережья Северной Аме­рики, Алеутских островов, Аляски и Камчатки и продвинулись через Берингов пролив до границы арктических льдов. В августе 1778 года дорогу им преградили сплошные ледяные поля почти трехметровой высоты, и Кук принял решение отложить поиски Северо-Западного прохода до будущего лета. В ноябре его корабли снова появились у Гавайских островов.

Торжественный пир во время пребывания Кука на Гавайских островах. Гравюра по рисунку Джона Веббера

Семь недель плавали британцы среди островов архипелага и прибавили к уже сделанным открытиям новые. Они обнаружи­ли острова Мауи, Молокаи, Ланаи и главный остров-Гавайи. 17 января 1779 года корабли бросили якорь в бухте Кеалакекуа на западном берегу острова Гавайи, где море омывало гигант­ские скалы, а обширные равнины и рощи кокосовых пальм окру­жали потухший вулкан Мауна-Кеа и возвышающийся до четырех тысяч метров действующий вулкан Мауна-Лоа. Их встретили так, будто и на самом деле вернулся бог Лоно. Корабли крени­лись под весом карабкавшихся на них островитян, место якорной стоянки окружило множество лодок. Вожди и жрецы раболепно приветствовали Кука, набросили на него священную тапу крас­ного цвета, передали фрукты и домашних животных. «Резо­люцій» стал походить на святилище. Капитана повели на берег к месту совершения культовых обрядов, окруженному алтарями и деревянными идолами. Неподалеку располагалась площадка, усеянная черепами. Сотни, а может быть, даже тысячи покорно распростертых на земле тел устилали дорогу. Кук включился в церемонию, не понятную ни ему, ни его товарищам, слушал ка-

Смерть Кука. Гравюра по рисунку Джона Веббера

завшиеся нескончаемыми выкрики жрецов, а затем принял уча­стие в символической трапезе.

Светские владыки тоже склонялись перед ним. «Король» Ка- леиопу в сопровождении подвластных ему вождей появился на борту, подарил Куку свою дорогую накидку из перьев, велел прислать на корабль лодки, нагруженные до отказа фруктами и поросятами. Смертный Лоно, однако, не воспринимал эти дары как само собой разумеющиеся. На берегу была сооружена кузница и изготовлено несметное количество ножей, топоров и наконечников для копий-плата за оказанное гостеприимство. Кук в это время не вел записей, но можно себе представить, на­сколько культ, созданный вокруг его персоны, ему претил: он не мог спокойно заняться исследованиями, не мог свободно бро­дить по окрестностям, раздавая подарки и расспрашивая встречных. Должно быть, он испытал истинное облегчение, когда 4 февраля трюмы были полностью загружены провизией, необ­ходимые ремонтные работы завершены и жрецы вместе с их разодетыми в перья идолами с зубами, как у псов, исчезли из по­ля его зрения.

Но начавшееся плавание, в ходе которого предполагали ис­следовать близлежащие острова, длилось всего неделю. Ураган так повредил «Резолюшн», что Кук вынужден был вернуться на­зад в бухту Кеалакекуа. На этот раз его встретили гораздо хо­лоднее, не было ни процессий, ни поклонения. Наоборот, недора­зумения, вызванные наглыми кражами, множились и портили отношения между европейцами и полинезийцами. 14 февраля ис­чезла шлюпка Кларка. Рассерженный Кук приказал закрыть вы­ход из бухты, пока он не захватит высокопоставленного залож­ника - Калеиопу. Давно испытанное средство, казалось, и здесь

принесет успех. Калеиопу высадился вместе с Куком на берег, но там их поджидала возбужденная толпа: охочие до выстрелов солдаты морской пехоты тем временем уже успели убить друго­го вождя. Возбуждение переросло в агрессивность. Кук, как всег­да, зарядил ружейные стволы: один-дробью, другой-пулей. Он выбрал дробь, и она, не причинив никакого вреда, отскочила от циновки, защищавшей грудь одного из нападавших... Через мгновение толпа островитян склонилась над трупами Кука и еще четверых солдат.

Великий человек умер. Кто виноват? Объяснений много. Одно из них, настолько же краткое, насколько и справедливое, способное отмести любые возражения, дал Питер Бак: ураган.