«Признание Флойда Бенетта»

Характер исследователя является лучшим доказатель­ством истинности его слов, когда он претендует на со­вершение того или иного подвига.

P у аль Амундсен

В 1926 году 9 мая летчики Ричард Бэрд и Флойд Беннетт пролете­ли над Северным полюсом.

Сообщение об этом привлекло внимание всего мира.

Появились в прессе и нотки сомнений: мол, экипаж Бэрда не долетел до места, где сходятся все земные меридианы. (За сем­надцать лет до этого события возникли, между прочим, сомнения и в том, добрались ли на собаках американцы Роберт Пири и Фредерик Кук до Северного полюса.)

Если поддерживать скептиков, то выходит: приоритет дости­жения самой северной точки планеты на летательном аппарате тяжелее воздуха (первый дирижабль пролетел над Северным по­люсом также в 1926 году) принадлежит советскому экипажу Пав­ла Головина. А 5 мая 1937 года во время разведывательного по­лета (выбирали ледовый аэродром для высадки экспедиции И. Д. Папанина) Головин заложил вираж и над полюсом⁵⁵.

Но сенсационного значения тому полету Головина придано не было. Мы не стремимся сделать это и сейчас, как, впрочем, пере­черкнуть успех Бэрда и Беннетта. Проанализировав некоторые детали их воздушной экспедиции, приходим к выводу, что вся эта история гораздо сложнее.

...Когда-то этот снимок обошел все газеты мира. Стоят у само­лета люди в полярных одеждах. Двое из группы сейчас войдут в металлическое нутро — Бэрд уже взялся за ручку распахнутой двери, а Беннетт приостановился. Слева — дублер Беннетта. Как на космодроме. Если в последний момент что-то случится, полет не будет отменен.

Да, они устали. Без сна практически 36 часов. Неудачный старт. Починка лыж. Выравнивание снежной площадки. Сброси­ли часть снаряжения. Но самолет перегружен. Канистрами с бен­зином заставлен весь фюзеляж.

Сейчас полночь. Слегка подморозило. Метеоролог Вильям Хайнес обещает прекрасную погоду.

Дверь захлопнулась. В лучах полуночного солнца пропеллеры «Жозефины Форд»⁵⁶ (тогда еще самолетам давали собственные имена) сливаются в сияющие диски. Длинный, длинный пробег. Лыжи лениво отделяются от снега. Ура!

Провожающие — члены двух экспедиций, американской и нор­вежской (норвежцы в эти же дни на Шпицбергене готовят к поле­ту дирижабль «Норвегия»), — засекают время. По Гринвичу О часов 37 минут. Через пятнадцать с половиной часов «Жозефина Форд» вернется вновь в Кингсбей, и первым сердечно поздравит

экипаж с блестящей победой Амундсен. Полюс взят! C воздуха! До них, почти двадцать лет назад, до полюса добрались лишь Ро­берт Пири и Фредерик Кук. А в прошлом году, не долетев до по­люса 200 километров, сделал вынужденную посадку сам Амунд­сен. И чудом остался в живых.

Фотографу норвежской экспедиции Берге повезло снять исто­рический кадр. Через минуту двое останутся за тонким дюралем. И только Бэрд и Беннетт смогут рассказать, были ли они над Се­верным полюсом... Ведь не сразу после возвращения в буре газет­ных восторгов прозвучали скептические голоса. Не слишком ли рано вернулась «Жозефина Форд»? И сомнение это будет воз­никать еще и еще не раз. Даже спустя полвека, когда не останет­ся в живых никого из тех, кто провожал экипаж на Шпицбергене.

Но это все потом.

...Утонула за горизонтом последняя вершина гористых остро­вов Шпицбергена. Последний четкий ориентир. Много часов пе­ред ними будет лишь белое безмолвие и — солнце. Только оно (магнитный компас в высоких широтах ненадежен) поведет стро­го по меридиану к точке, до которой еще более 1000 километров.

Крылатая тень скользит надо льдом. Беннетт за штурвалом. Бэрд (он и командир, и штурман) непрерывно ведет навигацион­ные наблюдения. Инструментов немного. Солнечный компас, при­бор для определения ветрового сноса, секстант да пара хрономе­тров. Почти как в эпоху Великих географических открытий. Ника­ких локаторов, радиопеленгаторов. В авиации они появятся позже.

Вновь и вновь штурман берет азимут и высоту светила. Вносит поправки на боковой ветер.

Миновали широту, на которой год назад совершил посадку Амундсен. А севернее Арктика еще не видела ни одного самолета! Они первые. Бэрд нащупывает в кармане монету. Это талисман, который когда-то уже побывал на полюсе с Робертом Пири и дол­жен привести людей туда вновь.

Лишь бы все было нормально. Погода — лучше и не приду­мать. Хайнес «вычислил» погоду абсолютно точно. Время года са­мое благоприятное. Немногим раньше в Арктике еще конец зимы и длинные бесконечные сумерки, а чуть позже — хмурое лето с бесконечными циклонами.

Все три мотора работают мягко. «Жозефина Форд» приближа­ется к полюсу. Пилоты изредка меняются за штурвалом. Пока все о’кей!

Но что это! В масляном баке правого мотора — течь! Вот-вот стрелка манометра сбросится на ноль и мотор заклинит! Через ил­люминатор хорошо виден и мотор, подвешенный под крылом, и масляный бак. Рядом, но в воздухе не достать. Надолго ли еще хватит масла?

Беннетт пишет записку, предлагает экстренную посадку. Бэрд медлит, пристально всматривается в капли масла и одновременно

не спускает глаз с манометра. Стрелка еще показывает нормаль­ное давление. Но риск велик.

До полюса остается всего час. Пятьдесят минут... Сорок...

Hy а если сесть? Да потом и не взлетишь! И пешком по льду не выбраться. До ближайшего берега, до Гренландии, около 1000 километров. Из груза, необходимого при вынужденной по­садке, лишь легкие, подаренные Амундсеном нарты, оружие, ава­рийный запас продовольствия всего на два месяца, малонадеж­ная коротковолновая радиостанция (радио, как и авиация, пере­живало в то время свои юные годы). И — почти полное отсутст­вие опыта передвижения по дрейфующим льдам.

Бэрд принимает решение лететь к полюсу во что бы то ни стало. Даже если для этого понадобится лететь на двух мо­торах.

Они, по-видимому, сбавили обороты на правом моторе. Ис­следуя график полета, мы обратили внимание, что скорость упала, но ненадолго, что почему-то не учитывали те, кто зани­мался исследованием полета до нас.

Через 8 часов 26 минут «Жозефина Форд» достигает полюса. Последние тщательные астрономические наблюдения. Самолет делает широкий круг. Несколько фотоснимков однообразной ледя­ной пустыни, кинокадры. «Мечта жизни сбылась», — записывает Бэрд в дневнике. Как жаль, что земная ось существует лишь ги­потетически.

Таков свободный пересказ доклада Ричарда Бэрда Нацио­нальному географическому обществу. Больше никаких прямых свидетельств достижения полюса нет⁵⁸. Как нет, впрочем, и пря­мых улик, оспаривающих победу.

Потом была обратная дорога, машина стремительно неслась на юг. Погода по-прежнему милостива, попутный ветер заметно увеличивал скорость. И нет нужды особо тщательно выдерживать курс. Шпицберген с его высокими горами, растянувшийся на 20° по широте (почти 400 километров), — не полюсная точка. Про­махнуться трудно. Да и цель достигнута. Спало напряжение девя­тичасового полета. Однообразная картина внизу и монотонный гул моторов действуют усыпляюще. Беннетт за штурвалом бу­квально засыпает. Мысль одна — скорее добраться до Шпицбер­гена. Бэрд изредка поднимается к астролюку. Движения даются с трудом. Сказывается сильная усталость. На пол кабины падает секстант. Но не беда! Долетим по солнечному компасу. Впрочем, и поломка секстанта впоследствии была поставлена в систему ар­гументов...

Показались островерхие горы. А вскоре судно их экспедиции «Шантье», что стояло на рейде, отсалютовало тугим облачком па­ра — свистком, неслышным из-за рева моторов. Лыжи коснулись снежного аэродрома. «Мы схватили в свои объятия обоих летчи­ков, — вспоминает Руаль Амундсен, — и расцеловали их в обе щеки. Никто из нас не спросил: — Были ли вы на полюсе? Это само собой подразумевалось, исходя из времени полета».

Сразу же выступают и оппоненты — в основном скандинавы. Главный мотив: коротко время полета, «Жозефина Форд», пожа­луй, не могла за пятнадцать с половиной часов преодолеть 2540 километров. Тем более вроде бы барахлил мотор. Да, разумеется, был неисправен!

И никому из критиков в голову не приходит, что мотор рабо­тал как часы. Лишь в баке, конструктивно выполненном от мото­ра отдельно, стало немного меньше масла.

Спустя двое суток после возвращения американцев над вер­шиной земного шара величественно проплывет дирижабль «Нор­вегия», и на вопросы репортеров, почему Бэрд опередил, Амунд­сен лаконично ответит: «Мы преследовали иную цель. Рекорды нас не интересовали».

Но трансарктический перелет на Аляску — тоже сенсация. Два события словно сливаются в одно. Репортеры начинают пу­таться. А сколько еще работы предстоит газетчикам! Век набира­ет темп. Начинается эпоха дальних перелетов. C победами и по­ражениями. Триумфом и жертвами. Через два года на воздушную арену Арктики вступят советские люди и спасением экспедиции Нобиле покажут подлинные возможности авиации. Погибнет Амундсен. В одиночку на каком-то легкомысленном самолетике перелетит через Атлантику Чарльз Линберг. Шестью неделями позже ринется этим же путем на трехмоторной «Америке» Бэрд и откроет первую коммерческую линию через океан.

И как-то не замеченной большой прессой пройдет смерть от воспаления легких тридцативосьмилетнего Флойда Беннетта ве­сной 1928 года. Сыворотка, доставленная в госпиталь маленького канадского городка Мурри-Бей, где метался в бреду снятый с дальнего перелета Беннетт, немного опоздала...

А Бэрд потрясен. Потерять лучшего друга! Когда его самолет достигнет Южного полюса, вместе с флагом вниз полетит камень с могилы национального героя Флойда Беннетта, похороненного со всеми воинскими почестями на Арлингтонском кладбище.

Пройдут годы. Спокойнее станет тон газет. Улягутся восторги и сомнения. Пылится в музее «Жозефина Форд». Уже никто не обращается к официальному заключению авторитетного комите­та, изучавшего отчет Бэрда и карту полета. И даже смерть самого Бэрда мировая пресса отметит лишь скупыми информациями.

И вот после смерти адмирала, именно после смерти, и три де­сятилетия спустя после полета профессор метеорологии одного из шведских университетов Гёст Лильеквист публикует в журнале «Интеравиа» статью «Была ли «Жозефина Форд» над Северным полюсом?». Профессор утверждает, что Бэрд и Беннетт до по­люса не долетели, так как истинная скорость самолета и погодные условия якобы не соответствовали данным, представленным Бэр­дом. Помещенная в специальном журнале, а возможно, и потому, что принципиально ничего нового к высказываниям скандинав­ской и итальянской прессы не добавившая, статья проходит неза­меченной.

А следом появляются две книги. Американский журналист Ри­чард Монтегю пишет в 1971 году нечто вроде географического де­тектива: «Полюса, океаны и пилоты». Замысел дать сводку о ге­роике сверхдальних перелетов двадцатых — тридцатых годов в конце концов сводится к проблеме — был ли Бэрд над полю­сом? Монтегю снова поднимает статью Лильеквиста. К ней до­бавляет выдержки из автобиографической книги одного из поляр­ных авиаторов, которому покойный Флойд Беннетт якобы приз­нался, что «Жозефина Форд» до Северного полюса... не долетела.

Новая сенсация щекочет нервы. Сюжет, построенный рукой квалифицированного литератора, волнует воображение. Но имен­но эта детективность вырывает книгу из ряда серьезных работ об Арктике. Она почти нигде не упоминается в сносках и списках ли­тературы, хотя Монтегю прибегает к свидетельству настоящего «полярного волка» Бернта Бальхена. Он, Бальхен, и есть автор второй книги-автобиографии «Пойдем со мной на север», появив­шейся в 1958 году.

О Бальхене и его книге разговор особый. Книга по отношению к Бэрду вроде бы благожелательна. Если бы не ее первая редак­ция, которую где-то раскопал Монтегю...

Просмотрели и мы документы и прессу тех лет в Государствен­ной библиотеке СССР им. В. И. Ленина, провели изыскания в ар­хивах, проконсультировались с известными синоптиками и авиа­ционными специалистами.

И попытались заново осмыслить всю проблему.

Ход рассуждений складывался таким образом. Обвинения Бэрду строятся на трех пунктах. Первый — время полета не со­ответствует техническим возможностям самолета. Второй — фак­тические погодные условия иные, чем приведенные Бэрдом в отче­те. Третий — в высшей мере странное «признание» унтер-офицера Флойда Беннетта.

Что представлял собой самолет фирмы «Фоккер»? По со­временным понятиям — конструкцию весьма хрупкую и миниа­тюрную. И мощность трех его моторов была вполовину слабее, чем один двигатель Ан-2. Бэрд остановился на «Фоккере VII-3 м», так как он обладал необходимым радиусом действия и мог при нужде лететь на двух моторах. Максимальная скорость «Фокке­

ра»— 200 километров в час, крейсерская— 170. Но профессор Лильеквист указывает иные скорости и выводит их (это его основ­ная ошибка) из анализа других полетов самолетов данного типа. Полетов разной протяженности, которые имели разные цели, за­дачи и скорость в которых от полета к полету сильно колебалась. Лильеквист объединяет эти тенденциозно подобранные полеты и определяет свою «истинную» скорость. Примечательно, что автор не использовал в своих отчетах данные летных заводских испыта­ний фирмы Фоккера. Наиболее точны все же эти паспортные дан­ные. Ничуть не рекламные, как утверждает Лильеквист, а скром­но заниженные. Ведь такой легкий самолет поднял вес, который никогда бы не отважилась рекомендовать даже сама самолето­строительная фирма. Паспортные характеристики и надо брать за основу. Им отчет Бэрда не противоречит.

Аргумент номер два. Синоптическая обстановка. Сам выбор очень узкого интервала времени полета, когда в высоких широтах уже светло, ясно, но нет еще обычной хмурости арктического ле­та, говорит о продуманности всего мероприятия. Кстати, спешка с вылетом из Кингсбея скорее всего и объясняется не желанием лю­бой ценой опередить «Норвегию», а именно заботой о погоде. И сегодня арктическая погода небезразлична для авиации, а в ту пору, да почти без приборов...

Над околополюсным пространством 9 мая размещался антици­клон. C этим никто не спорит. Лильеквист лишь расходился с Бэр­дом в оценке ветрового режима. Из отчета Бэрда явствует: до по­люса их сопровождал слабый восточный ветер, вблизи полю­са — штиль и на обратном пути — попутный ветер. Отсюда и раз­ность во времени полета: до полюса — 8 часов 26 минут, обрат­но— 7 часов 13 минут.

Лильеквист же утверждает: полет проходил в безветренной обстановке, практически не сказывавшейся на скорости. Прав­да, свое заключение он выводит, ссылаясь на полет дирижаб­ля «Норвегия», утверждая, что ветровая обстановка за двое суток не должна была сильно измениться. Вообще, синоптиче­ской оценке уделяется в статье минимальное внимание. К то­му же Лильеквист основывается на общих закономерностях распределения ветров в барическом поле антициклонов. Опре­деляет, так сказать, теоретически. Бэрд дает показания мест­ные, по конкретному маршруту. А ведь и сегодня, спустя столько лет, когда наши знания о погоде значительно продви­нулись, а в Арктике работает густая сеть метеостанций, никто не удивляется, сколь причудливыми могут быть местные осо­бенности погоды в поле любого классического антициклона. И мы больше склонны доверять непосредственным наблюдениям пилота, чем теоретическим выкладкам профессора метеоро­логии.

Для верности мы попросили Гидрометцентр СССР по имею­щимся данным проанализировать ветровую обстановку за интере­

сующие нас 7 часов 9 мая 1926 года. Синоптики подтвердили пра­вильность данных Бэрда.

Значит, и этот аргумент не надо бы Лильеквисту с горячно­стью отстаивать. И тем самым раскрывать заранее предопреде­ленную цель публикации.

Мы произвели новые расчеты скоростей полета по всем участ­кам маршрута с использованием всех измерений Бэрда и резуль­татов анализа ветровой обстановки. Особенно внимательно ана­лизировался обратный путь с полюса: ведь на нем производились измерения координат, да и время прилета нечетко зафиксировано. Но полученные результаты не противоречат паспортным данным самолета.

Это разговор о стороне дела, связанной с техникой и полетом. Hy а кто же сами участники экспедиции с точки зрения просто че­ловеческой?

Бэрд — ему уже под сорок — натура.сложная. Не мятущийся порывистый юноша. И полет на полюс для него не авантюра или увеселительная прогулка. Замысел вынашивал много лет. Имел и хорошую практику аэронавигации в арктических условиях. И ска­жем, сломайся этот злосчастный секстант не на обратном пути, а в самом начале полета, пока не исчезли с горизонта видимые ори­ентиры гористого Шпицбергена, — были и такие предположения у скептиков, — как повел бы себя Бэрд? Думается, смоделиро­вать поведение опытного командира нетрудно. Конечно, вернулся бы. Лететь вперед бессмысленно. Идти на обман? Отыскать площадку и сесть? Выждать время? Слить горючее? И вернуться, как бы с Северного полюса? Или даже не садиться, а почти полсуток закладывать галсы в виду ориентиров Шпицбер­гена. Пойти на чистую авантюру!

Но к чему тогда включать в отчет пустяковое повреждение ма­сляного бака? И зачем возвращаться, если и не чуть-чуть раньше времени, то в сроки для полетной техники рекордные? Это тоже пища для сомневающихся. Недоуменных вопросов воз­никает немало. Хотя бы точное время прилета в Кингсбей. Навер­ное, человек, заранее «вычисляющий» обман, уже позаботился бы, чтобы и тут было полное алиби. Самой правдивой выглядит лишь настоящая ложь. Продуманная. Подготовленная.

Возвращение было радостным, триумфальным, с победой. Никто и не догадался взглянуть на часы. И счастливейшая эта сумятица длилась, как после удалось установить, целых двадцать минут. Назвали два крайних срока — 16.07 — самый ранний и 16.28 — самый поздний. Но вспомним, ведь ставился не рекорд скорости. Время тут выступало фактором второстепенным. Дости­гли, вернулись, и слава героям! ^r

Национальному комитету, которому представили на анализ полетные документы, можно было соблазниться на лишние мину­ты для гарантии. Тем более сомнения прессы уже появились.

И комитет в составе Г. Митчела из службы береговой и геоде­

зической съемки, Г. Аверса — главного математика-геодезиста этой службы, А. Бумстеда — главного картографа Национального географического общества подчеркнуто фиксирует время мини­мальное. Этим отметаются сомнения в какой-либо благожелатель­ной пристрастности.

Комитет тщательно проверил все построения и вычисления Ри­чарда Бэрда и подтвердил факт достижения Северного полюса.

На этом вопрос с обвинениями Бэрда можно было бы считать исчерпанным. Если не третий «аргумент»...

И тут уж надо вовсе подойти осторожно. Как мог Беннетт ни за что ни про что выдвинуть столь серьезное обвинение, ко всему прочему и на самого себя?

Так почему же возникло оно в книге Монтегю?

На арену нашего исследования выступает еще одна фигура. Норвежец Бернт Бальхен. И о нем тоже надо рассказать с самого начала.

Старт «Жозефины Форд» был трудным. C третьей попытки. Амундсен, наблюдавший за мучениями американцев, выделил им из своей экспедиции расторопного и толкового помощника. У него отличная инженерная подготовка. Его советы оказываются наи­лучшими: и как починить сломанную лыжу, и о времени старта в полночь, когда подморозит чуть сильнее.

Бальхен восторженно встречает возвращение американцев с полюса. Бэрду все это нравится, и перед отплытием со Шпицбер­гена он неожиданно приглашает Бальхена в Америку. Прямо сей­час. Без заезда домой. Этим же судном. Будущий адмирал рисует лейтенанту захватывающие перспективы. У кого не закружится голова. А Бальхену всего лишь двадцать шесть лет.

Но вскоре в их отношениях появились как бы первые неясно­сти... Бэрд — на Шпицбергене веселый, обаятельный, рубаха-па­рень — по возвращении в Штаты становится заметно сдержаннее. И первый укол самолюбию молодого лейтенанта был нанесен, ког­да его Ht¹пригласили на официальные торжества. «Вы не участ­ник экспедиции», — сухо пояснил Бэрд.

Так-то оно, конечно, так, но пригласить следовало. Приглаше­ние еще не значит, что непременно дадут орден. А почему бы не включить в число почетных гостей? Или просто гостей? Пусть в самом конце списка. Обыкновенная любезность.

В общем национальному герою Бэрду не мешало бы немножко быть добрей.

Но — очередное воинское звание. Слава. Сознание силы. Лишь слабый бывает поневоле добр. Сильный чаще не замечает острых углов своего характера. Бэрд — личность магнетическая. Люди к нему тянутся, но внутренне он холоден. Это и впоследст­вии будет отмечено не раз. Как, впрочем, и отметят: вот, мол, странность — не раздумывая, бросился в антарктическую воду, когда за борт свалился зазевавшийся матрос. Человеческие ха­рактеры сложны. Трудно их оценивать однозначно.

Итак, были большие торжества. А Бальхена иммиграционные власти даже на берег не выпустили. Он мрачно слонялся по палу­бе «Шантье». Слушал звуки далеких оркестров.

Тем не менее спустя год Бальхен — участник трансатлантиче­ского перелета «Америки» под командованием Бэрда. Беннетт пе­ред этим сломал ногу, и Бэрд назначил норвежца первым пило­том. Но при награждении Бальхен опять обойден. Официальная причина отказа — не гражданин США.

А вот с Беннеттом у Бальхена отношения складывались по-иному. Беннетт хотя и национальный герой, а в душе по-преж­нему оставался простым парнем. Да и в звании — унтером. А тут — смущающийся молоденький лейтенант. Хороший летчик. Это Флойду нравится. И он становится этаким добрым «дядей». Берет над норвежцем незримое житейское шефство. Им чаще приходится быть вместе, нежели с Бэрдом. Шеф занят организа­ционной стороной рекламных полетов, зондирует в высоких кру­гах почву насчет экспедиции в Антарктику.

Но сближение Беннетта и Бальхена нисколько не говорит о ка­ком-то панибратстве, о той степени доверительности, при которой Беннетт, человек без особых эмоций, вдруг начнет откровенничать с новичком.

Хотя они теперь работают вместе. Испытывают и доставляют покупателям самолеты фирмы «Фоккер». В одной из командиро­вок, как явствует из книги Монтегю, ночью в отеле Беннетт вдруг сказал Бальхену: «...ты знаешь, что Бэрд и я никогда не достига­ли Северного полюса... Мы летали вперед и назад в продолжение 14 часов».

Ошеломляющее признание!

Тем более запись в дневнике Беннетта иная: «...мы находились в полете восемь часов тридцать минут. В это время ко мне подо­шел Бэрд и крепко пожал мне руку... Я понял, что мы достигли наконец Северного полюса... Из-за рева моторов нельзя было раз­говаривать. Мы ничего не сбросили вниз на лед, так как Пири в свое время водрузил здесь флаг»⁶⁰.

Чему же верить?

Записи Беннетта, сделанной сразу по горячим следам, или ре­конструированному много лет спустя разговору с человеком, кото­рый в те далекие времена, по собственному утверждению, неваж­но владел английским.

В книге Бальхена ночного «признания» Флойда Беннетта нет. Но Монтегю утверждает, что в первоначальной редакции рукопи­си книги этот разговор приведен.

Опять же предположим, что это «признание» и было в черно­вике книги Бальхена. Но мотивы, по которым припомнились сло­ва, якобы сказанные давно умершим человеком, может быть, да­же другом, в данном случае весьма сомнительны.

...Успех северополярного полета давал предпосылки к расши­рению высокоширотных исследований. К тому же никто еще по

воздуху не достиг Южного полюса. И Бэрд подбирает людей. Идеальным первым помощником он считает Беннетта.

Познакомились Бэрд и Беннетт далеко от Арктики, во Флори­де, приблизительно в 1917 году. Исполнительный, простой, если не сказать простоватый, стандартный американский парень Беннетт приглянулся Бэрду. Оба они служили на военной базе. Через во­семь лет Беннетт уже был первым пилотом в летном отряде Бэрда в Гренландской экспедиции Мак-Миллана. Вполне естественно, что, когда Бэрд готовился к полету на полюс, выбор пал на Бен­нетта. Предположим, шевельнулась к тому же у честолюбивого Бэрда мысль, что унтер-офицер не сможет ни при каких обстоя­тельствах претендовать на значительную долю славы и приори­тета.

Впрочем, Беннетт не остался в тени славы. Как и Бэрд, он на­гражден специальной золотой медалью Географического обще­ства, высшим американским орденом — Почетным орденом кон­гресса и тем самым возведен в ранг национального героя. Ему бы­ло за что поддерживать Бэрда и держать язык за зубами, если даже они и совершили в полете к полюсу что-то такое, что было бы нежелательно предавать огласке.

Видимо, Бэрд любил Беннетта искренне. Наверное, была меж­ду этими разными людьми большая дружба, которую стыдятся доверять прессе. Уж не был Бэрд насквозь ледяным. А Беннетт вот умер... И последними его словами была просьба к Бальхену: что бы ни случилось, тот непременно должен лететь на Южный полюс вместе с Бэрдом.

Более десятка лет совместной работы связывали Бэрда и Бен­нетта. Неспроста флагманский самолет южнополярной экспеди­ции назван именем покойного. И портрет его висит в рабочей каю­те шефа на антарктической станции Литтл Америка. И камень с могилы сброшен над Южным полюсом. И многократные упомина­ния в дневниках.

Не представлял ли Бэрд характер молодого лейтенанта похо­жим на характер покойного друга? Но Бальхен был вообще иным. Другая натура. Ему бы самому руководить, а не подчинять­ся. Назревал поединок характеров...

На пути к берегам Антарктики Бэрд был прямо-таки холоден с Бальхеном, и тот терялся в догадках. Собственно говоря, почему его, одного из самых молодых авиаторов, шеф назначил началь­ником летного отряда вместо покойного Беннетта? Есть другие достойные ребята. Скажем, Дин Смит, взятый с линии Южной по­чты. Знаменитой Южной почты. Линии, на которой из тридцати двух пилотов за короткое время погибло двадцать восемь.

Но Бальхен не знал, что быть начальником летного отряда еще не значило лететь на Южный полюс. Право выбора пилота шеф оставил за собой. Скорее всего это будет американец. Да и Бэрд недвусмысленно намекает каждому из янки, что выбор падет на него.

Событиям же свойственно развиваться непланируемыми путя­ми. Незадолго перед броском на Южный полюс, во время одного из полетов в глубь Антарктики для устройства промежуточной ба­зы, Бэрд и его американский экипаж сделали вынужденную по­садку⁶. Кончился бензин: вовремя не заметили течь. Бэрд явно недоволен. Нерасторопность летчиков чуть не привела к потере основного самолета. Мог сорваться полет к Южному полюсу!

Не вдаваясь в подробности, скажем: Бальхен опять сумел проявить свои познания и сообразительность. Он прилетел на лег­ком одномоторном самолете, выручил шефа. И тому пришлось по­давить растущую неприязнь к самостоятельному неподвластному норвежцу и во имя здравого смысла назначить первым пилотом для полета на Южный полюс именно его. А — не из тех лихих ре­бят, двадцать восемь которых из тридцати двух погибли. Да вот и его самого по небрежности чуть не прикончили.

И — тоже не совсем складно. Ведь к лаврам Амундсена, поко­рившего Южный полюс на собачьих упряжках, добавляются лав­ры и этого норвежца. На американских крыльях. Как отреагирует американское общественное мнение?

А вот как.

Самый неприятный сюрприз ожидал Бальхена по возвращении в Штаты. Его не только не включили в число щедро награжден­ных участников американской экспедиции, но, более того, поли­ция нашла какую-то придирку в мелком нарушении иммиграцион­ного закона и предъявила ордер на арест.

Разразился скандал. И чтобы его замять, Бальхену спеш­но дают американское, и теперь уже не временное, граждан­ство.

После Антарктики пути Бальхена и Бэрда разошлись. Норве­жец продолжает служить в военно-воздушных силах, становится одним из крупных консультантов НАТО по Скандинавии и Аркти­ке. Бэрд занимается Антарктикой.

Так вроде бы закончился негласный спор скандинавов и аме­риканцев о праве на воздушное покорение Северного полюса. Хотя Амундсен в 1926 году по-рыцарски позволил Бэрду себя опе­редить. И, по правде говоря, тем самым и вызвал взрыв скепти­цизма в скандинавской прессе.

Но поединок характеров не закончился: шрамы обиды не исче­зают. Много лет спустя командиру одной из крупных арктических экспедиций американских ВВС, базирующихся в Гренландии, полковнику Бальхену после его вообще-то вполне обычного поле­та в глубь Арктики с залетом на полюс сержант аэродромной ко­манды скажет:

— Сэр, а вы первый человек, побывавший над двумя полю­сами?

— Как так? — удивился Бальхен.

— Да ребята болтают разное про адмирала...

И всколыхнется старое...

Они не встречались много лет. И вот оба приглашены на тор­жества по случаю пятидесятилетия первого полета братьев Райт.

Казалось, все былое быльем поросло. Адмиралу под семьде­сят, и полковнику за пятьдесят. Им обняться бы, хлопнуть друг друга по плечу: «О’кей, старина! Все о’кей!»

Субординация, правда, не позволяет Бальхену это сделать первым. Медлит и Бэрд. Впрочем, вежливыми рукопожатиями они уже обменялись. Наконец адмирал приглашает полковника отой­ти в сторону. Он хочет что-то сказать. Бальхен торжествует. Неужели признание! Да, и будет снята натянутость их отношений. В конце концов имеет ли значение теперь тот давний полет? Черт с ним!

Но адмирал «срывается». Говорит грубости. Их ссору слышат журналисты. Опять сенсация. Сцепились герои!

Можно понять и адмирала. Честолюбивый, властный, он бо­лезненно переживал то, что слава его неумолимо уходила в тень. Hy были еще экспедиции в Антарктику. Даже грандиозные, но ни­чего ошеломляющего они не принесли. Расширялась и углубля­лась сторона научная, спортивное рекордсменство закономерно отступало. И молодые ученые, оказывая номинальное уважение стареющему адмиралу, все же начинали его считать неким ана­хронизмом. И действительно, эпоха героических земных перелетов минула. Человечество стояло на пороге космической эры.

А тут еще прилипчивые обвинения — и над Северным полю- сом-де не был. И своенравный скептик полковник Бальхен, сидя­щий там, в Гренландии, на военной базе и, судя по всему, пре­успевающий, наверное, сплетничает. Ведь это миф, что скандина­вы молчаливы.

Это была последняя их встреча. Спустя три года, в 1957 году, адмирал, увенчанный всеми возможными наградами, степенями и званиями, умирает.

А через некоторое время Бальхен пишет мемуары. И не то что­бы прямо чернит Бэрда, а так, вскользь. Над Антарктикой путал­ся с навигационными определениями. Значит, и в Арктике был не силен... И Беннетт навигацию не знал... В общем думайте как хо­тите.

А Бэрд, между прочим, писал о Бальхене только с уважением.

Книга Бальхена оказалась в основном корректной. Все скрыто в подтексте. Рукопись, которую он показал семейству Бэрдов, в числе которого был и сенатор, брат покойного адмирала, подвер­глась правке. И лишь после смерти сенатора Монтегю рискнул предать гласности эту первоначальную редакцию книги Бальхена.

Кстати, Монтегю приводит также слова Коры Беннетт, якобы сказанные Бальхену в день похорон ее мужа. Мол, смерть Флой­да — лучший подарок Бэрду.

И опять намеком. Снова никаких прямых указаний. Толкуйте как удобнее.

А если уж Кора Беннетт знала что-то такое, мы вправе бы

ожидать, что в книге воспоминаний, которую она издает в 1932 году после смерти Флойда Беннетта, это будет сказано.

Но в книге Коры Беннетт об этом ни слова. Так был ли раз­говор по возвращении с Арлингтонского кладбища? Не «рекон­струировал» ли его Бальхен много лет спустя так же, как и ноч­ной разговор с самим Беннеттом в гостинице? И по той же причине?

А спросить полковника честно и прямо уже нельзя. Он умер, пережив своего командира на шестнадцать лет. Последний из странного союза трех. Единственный, кроме двух, имевший наибо­лее близкое отношение к загадке. Или к ее загадочной тени, рож­денной национальным соперничеством, честолюбием, подогретым прессой, ищущей сенсаций в шероховатостях, несовершенстве че­ловеческих характеров, которые она помогает гипертрофировать до уродливости, делающей невозможным простое человеческое общение. И тем более высокую дружбу.

Можно ли подвести итог всей этой истории спустя шестьдесят с лишним лет после событий 9 мая 1926 г.? По нашему мне­нию, можно. И необходимо. Тщательный и всесторонний анализ помета «Жозефины Форд» не дает никаких веских оснований ста­вить под сомнение достижение Бэрда и Беннетта. Это, конечно, прекрасно понимали и противники Бэрда — его современники, среди которых были и летчики, и авиаспециалисты. Потому-то никто из них, даже Бернт Бальхен, не решился при жизни адми­рала выступить открыто с одними лишь домыслами и догадками. Только в 1976 году, спустя много лет после смерти Бэрда, генерал Умберто Нобиле вслед за журналистом Ричардом Монтегю стал уверять в своей книге «Крылья над полюсом», ссылаясь на уже известного читателям Лильеквиста, что-де именно он первым по­бывал в 1926 году над Северным полюсом как командир дири­жабля «Норвегия». Но даже и Нобиле, как ему ни хотелось раз­венчать удачливого соперника, все же ни единым словом не упо­мянул о «признании» Флойда Беннетта. Потому что в глубине ду­ши был уверен — не было его!