<<
>>

Лилии в Южном море

и Ост-Индии. Франция тоже отправила в плавание своего Дрей­ка-Жана Анго, виконта из Дьеппа, который сумел развязать столь желанную для его государей «частную войну» против ис­панцев и португальцев.

А в 1538 году Франциск I (1515-1547) упрямо требовал, чтобы ему показали то место в Ветхом завете, которое бы исключало его участие в разделе мира. Правда, этим полным достоинства словам противостояли не столь блестящие дела: четыре безуспешных военных кампании против Испании за обладание Бургундией и Италией. После них в Крепи был за­ключен бесславный мир (1544), по которому король воздержи­вался предпринимать какие-либо заморские операции и вынуж­ден был согласиться с тем, что его подданные, если их встретят во всех иных водах, кроме европейских, подпадут под испанскую юрисдикцию. И все же через одиннадцать лет после подписания мира в Крепи французы под командованием Вильганьона ос­новали в Центральной Бразилии поселение Франс Антарк- тик.

Но в то время, когда все передовые для того периода монар­хи и государственные деятели объединились между собой под знаменем Реформации, Франция оказалась на стороне католиков. К несчастью и в ущерб для страны буржуазия прибрежных рай­онов, активно занимавшаяся торговлей и страстно желавшая ре­форм, потерпела поражение от феодального дворянства цен­тральных районов, преимущественно католического вероиспове­дания, и оказалась полностью под его влиянием. Особенно отчетливо это проявилось в изменчивой судьбе Ла-Рошели в 1617-1627 годах. Во время осады города кардинал Ришелье (1585-1642) сумел на практике убедиться, насколько слабым ока­зался созданный Франциском I королевский флот. После взятия Ла-Рошели Ришелье распорядился разработать программу строительства нового флота, и Жан Батист Кольбер приступил к ее реализации. Это совершило переворот в судостроении и да­ло живительные соки морской державе.

В тот период на верфи Ла-Рош-Бернар был построен корабль «Корона»-французское подобие британского «Грейт Гарри». Водоизмещение его превы­шало две тысячи тонн, а площадь парусов составляла двенад­цать тысяч квадратных метров. Однако этот флот не мог быть взят на вооружение буржуазией. У тогдашней Франции еще не было сил для развития массового капиталистического производ­ства, результаты которого можно было бы представить на миро­вом рынке. Продукты французского производства облагались высокими налогами и в основном удовлетворяли потребности королевского двора и армии. На мировом рынке они были прак­тически неконкурентоспособными. Колониальная экспансия в Ка­наду, Гвиану и на Антильские острова была малодоходной. Вся внешняя торговля страны была связана с Испанией и ее колония­ми. Судьба экономики, а следовательно, и история определялись на первых порах дворянством, и французские короли безрассуд­но тратили силы страны на несвоевременную реализацию его стремлений к гегемонии в рамках Европы. Но все это кончилось полным провалом в ходе войны за испанское наследство, а не­сколько позже в Семилетней войне.

Краткие исторические обзоры, подобные только что сделан­ному, неизбежно оказываются не только несовершенными, но и однобокими, необъективными. Завершавшийся XVII век опре­делялся не только девизом короля Людовика XIV (1643-1715): «Государство-это я!» Но это было время Мольера, Лафонтена и других выдающихся деятелей эпохи Просвещения. Глиняный фундамент абсолютизма уже дал многочисленные зияющие тре­щины. Восстали крестьяне и плебейские массы в городах, одно­временно представители третьего сословия скупали поместья, влиятельные должности и умело вторгались в, казалось бы, прочную, непроницаемую систему государственного управления. Но дворянство все еще продолжало осуществлять свое господ­ство. Когда в начале XVIII века в Нормандии стали давать про­дукцию первые текстильные фабрики и новую отрасль хозяйства стали осваивать во многих уголках страны, французская аристо­кратия предпринимала все меры для того, чтобы тормозить ее развитие.

В своей близорукой алчности и жажде получать бы­стро прожигаемые ливры она и дальше позволяла англичанам скупать хлопок во французских колониях. При Людовике XV (1723-1774) девиз короля звучал: «После нас-хоть потоп!» А ведь до него было не так уж и далеко.

Короче говоря, рядом с буржуазной Англией существовала феодальная Франция, в которой безраздельно правил абсолю­тизм и которая была строго централизованным государством. Но она тоже была в состоянии послать в Тихий океан хорошо организованную при поддержке государства и прекрасно осна­щенную экспедицию, подобную экспедиции Бугенвиля. Движу­щей силой выступали политические интересы. Практически пол­ный развал французской колониальной империи после упомя­нутых выше проигранных войн оживил поиски Южного конти­нента. Кроме того, уже на протяжении нескольких десятилетий Франция стремилась, конечно при соблюдении определенных ус­ловий, объединить испанские и свои собственные колонии. Имен­но в тот период обсуждались, например, планы создания торго­вого опорного пункта на Филиппинах. Узкую полосу, разделяв­шую политические и экономические интересы, французское правительство намеревалось «озеленить» особым образом. Чтобы покончить с монополией голландцев на пряности, необхо­димо было вывезти из Индонезии семена и саженцы и соответ­ственно посеять и высадить их в заморских владениях Франции. Совокупность экономических причин организации экспедиции в Тихий океан Бугенвиль сформулировал так: «Все богатства земли принадлежат Европе, которую науки сделали носительни­цей верховной власти над всеми другими частями света, и мы на­чинаем собирать этот урожай. Южное море станет неисся­каемым рынком экспорта французских товаров на пользу и благо многочисленных народов, живущих там. Прозябающие в невежестве, они будут беспредельно брать все то, что наши знания сделали для нас столь естественным и столь дешевым. Оттуда мы станем получать то, что мы вынуждены приобретать так дорого за границей, дабы жить в роскоши и удовлетворять свои потребности».

Впрочем, не только экономические или политические сообра­жения вынуждали французов отправиться в Южное море.

В сере­дине XVIII века над Францией взошло созвездие выдающихся деятелей просвещения: Монтескье, Вольтер, Руссо, Дидро и дру­гие энциклопедисты. Чистый поток возвышенных идей, проница­тельных мыслей, едкой сатиры промыл исключительно извили­стое русло реки, носившей название «буржуазный гуманизм». Он освежил до того пустынные, простиравшиеся до горизонтов тог­дашней эпохи равнины, подмыл плотины, в великом множестве построенные седовласыми старцами-карликами, облаченными в горностаевые мантии и сутаны. Это был поток, выводивший в далекий и большой мир. Исторические взгляды Монтескье, считавшего географические условия фактором, определяющим формирование общества, и страстные мечты Руссо о «золотом веке» человечества, в котором господствовало бы естественное состояние, определявшееся чистыми нравами при полном отсут­ствии социальной несправедливости, настоятельно требовали знакомства с образом жизни других народов. И хотя исходившие от просветителей импульсы отнюдь не были столь однозначны и прямолинейны, как это могло бы здесь показаться, все же сле­дует отметить, что они внесли исключительно живительную струю в духовную жизнь общества и повысили его интерес к на­учным исследовательским экспедициям. Этому способствовали и запросы быстро развивавшегося естествознания, стремившего­ся независимо от того, кого почитали-Линнея или Бюффона, по­лучить эмпирические представления о далеких частях света.

Когда настало время перейти от слов к делу, во главе первой крупной экспедиции в Южное море был поставлен человек, в личности которого как бы объединялись и сочетались все пере­численные до этого моменты: Луи Антуан де Бугенвиль. Он ро­дился в 1729 году. Его отец был судебным чиновником, выход­цем из третьего сословия, позднее возведенным в дворянское достоинство. Воспитывавшийся видными учеными, высокоода­ренный и честолюбивый молодой человек посвятил себя изуче­нию математики, юриспруденции и естествознания. В двадцати­трехлетнем возрасте Бугенвиль изумил своих современников, на­писав первый том «Трактата об интегральном исчислении».

Ког­да через два года вышел в свет второй том этого труда, Бугенвиль был уже настолько известен в научных кругах, что Ко­ролевское общество избрало его своим членом. Тем временем бывший ученый-юрист и парламентский адвокат поступил на службу в армию. На него были возложены задачи, выполнение которых требовало не только воинского умения, но и диплома­тического такта: адъютант коменданта Саарлуи, секретарь фран­цузского посольства в Лондоне и, наконец, адъютант маркиза де Монкальма, который в ходе Семилетней войны ведал обороной Канады. При захвате Квебека англичанами Бугенвиль попал в плен. Однако очень скоро ему удалось вернуться на родину. После нескольких эпизодов, пережитых в ходе битв на немецкой земле, он в 1763 году, когда был заключен мир, перешел на службу во флот. Здесь он реализовал один из своих замыслов, возникших на почве политических и коммерческих соображений.

Луи Антуан де Бугенвиль. Картина неизвестного художника (около 1778 года)

Именно он, Луи Антуан де Бугенвиль, в 1764 году основал Порт- Луи, уже упоминавшуюся выше французскую колонию на Фол­клендских островах, которую так и не увидел Байрон. Создание противозаконного поселения (ведь на владение островами пре­тендовала еще и Испания), вне всякого сомнения, было удачным стратегическим ходом, доставившим крупные неприятности ан­гличанам: через два года после Бугенвиля Макбрайд на корабле «Ясон» подошел к этой промежуточной базе на пути в Тихий океан, чтобы заселить ее, но обнаружил там процветающее фран­цузское владение. Поскольку на такую активность весьма чув­ствительно отреагировал и двор в Мадриде, парижские круги вы­нуждены были передать колонию испанцам.

Но Бугенвиль был не просто морским офицером, обладав­шим чувством патриотизма и коммерческими способностями. Использовав свой капитал и капитал торговой фирмы, он зало­жил поселение в Сен-Мало. На это было получено согласие воен­ного и морского министра Шуазёля, с которым Бугенвиль под­держивал дружеские отношения.

Авторитет и влияние, которыми пользовался Бугенвиль при дворе, избавили его от крупных

финансовых потерь: его назначили вести переговоры в Мадриде, и там он получил компенсацию в размере более пятисот тысяч ливров. Но для дальнейшего хода географических открытий важ­нее было другое событие той миссии, а именно получение реко­мендательного письма к губернатору Филиппин, которое Буген­виль воспринял как одобрение Испанией плавания в Тихий океан. В течение продолжительного времени Бугенвиль прилагал немалые усилия для того, чтобы предпринять такое плавание, и даже разработал совместно с Шуазёлем необходимый для это­го проект. Через несколько недель после возвращения из Испа­нии он получил согласие короля.

Плавание Луи Антуана де Бугенвиля вокруг света началось 5 декабря 1766 года. В тот день из Бреста в море вышел фрегат «Будёз» водоизмещением пятьсот тонн. Его команда насчитыва­ла чуть больше двухсот человек. Предполагалось, что на Фол­клендских островах к ним присоединится транспортное судно «Этуаль», водоизмещение которого было на шестьдесят тонн меньше. Экипажем судна, численность которого составляла около ста двадцати человек, командовал Франсуа Шенар де ла Жироде. Инструкции, составленные в основном самим Бугенви­лем, предписывали после передачи Порта-Луи испанцам следо­вать через Южное море к берегам Восточной Азии с целью «изу­чить лежащий у побережья Китая остров, который мог бы служить местом складирования грузов индийской компании в торговле с Китаем». По пути туда надлежало «по возможности тщательно исследовать земли, которые находятся между Ост- Индией и западным побережьем Америки и различные части ко­торых были открыты мореплавателями и названы Вандименовой Землей, Новой Голландией, Карпентарией, Землей Святого Духа, Новой Гвинеей и т.п.». Может показаться, что поставленная цель безгранична, особенно если учесть то, что в распоряжении Буген­виля было всего два года, а один из кораблей, «Этуаль», нс очень-то годился для такого рода плаваний. Переброска через Тихий океан более трехсот человек без каких-либо существенных потерь уже сама по себе была смелым и рискованным предприя­тием, а кроме того, предстояло решить все те географические за­гадки, которые оставили после себя Тасман, его многочисленные соотечественники и Кирос. Все это, казалось, лежало выше тех­нических возможностей судоходства тех времен. И все же экспе­диция располагала достойными внимания предпосылками для хотя бы частичного решения поставленных перед ней задач. Впервые в плавании через Тихий океан принимали участие ученые: астроном Пьер Антуан Верон, ботаник Филибер Ком- мерсон, художник Жоссиньи и геодезист де Роменвиль. Тем до­саднее является тот факт, что из-за формальностей передачи по­селения на Фолклендских островах и из-за длительного ожида­ния прихода транспортного судна Бугенвилю пришлось потерять целый год. Только в ноябре 1767 года оба корабля покинули Монтевидео и незадолго до конца года прошли Магелланов про­лив. 26 января 1768 года корабли вышли в Южное море.

Вначале Бугенвиль намеревался направиться к островам Хуан-Фернандес, чтобы провести там астрономические наблюде­

ния, которые должны были стать надежной основой вычислений географических долгот в будущем. Вот тут-то и сказалась потеря времени. Кроме того, южные ветры могли помешать экспедиции вновь вернуться в высокие южные широты. Все это вынудило ка­питана отказаться от намеченных планов. Как и Картерет, он пришел к выводу, что «Земля Девиса» не что иное, как острова Сан-Феликс и Сан-Амбросио. Корабли повернули на северо-за­пад. Матросы и солдаты морской пехоты ежедневно пополняли скудную и однообразную пищу жирными тунцами и скумбрией. 21 марта они увидели в желудке очередного тунца небольших рыбок, которые, как правило, встречаются лишь в прибрежных водах. Примета не обманула. Через день французы увидели с борта корабля группу островов, которые Бугенвиль назвал Катр Факарден. Это были невысокие клочки суши со множе­ством кокосовых пальм. Приблизиться к ним не удалось, по­скольку нигде не было подходящего места для якорной стоянки. Это были атоллы Нукутаваке, Пинаки, Ваираатеа и Вахитахи, ле­жащие в центре архипелага Туамоту вблизи двадцатого градуса южной широты. Мимо них однажды уже проходил Уоллис. И ес­ли неизменно придерживаться избранного курса, то вскоре мож­но выйти к острову Таити. Так и произошло. Но прежде команда попыталась высадиться на обнаруженном западнее острове Акиаки, на котором были замечены местные жители, воору­женные копьями. Но и эта попытка, к великому огорчению Бу­генвиля и его спутников, оказалась неудачной. Капитан писал: «Зелень острова ласкала взор». То же повторилось и у других островов, растительный мир которых не только доставлял усла­ду глазам, но и возбуждал аппетит. Но лот не доставал дна ни на глубине сто двадцать, ни на глубине двести саженей. Очень скоро всем надоело лавирование между низкими, плоскими и торчащими из больших глубин атоллами. В конце марта Бу­генвиль повернул на юг и покинул «облачную гряду островов», названную им «Опасным архипелагом». Это название довольно долго не выходило из употребления. Мнимо близкому Южному континенту он посвятил критические и с тех пор часто цитиро­вавшиеся слова: «Я никак не пойму, чем руководствуются наши географы, когда вслед за этими островами наносят побережье, которое, как они утверждают, видел Кирос... Я согласен с тем, что большое количество низких островов и уходящих за гори­зонт почти затопленных земель заставляет предполагать, что где-то по соседству находится материк. Но география-это наука, основанная на фактах, и нельзя, сидя в кабинете, утверждать что- либо, ибо это чревато серьезными ошибками, которые морепла­вателям впоследствии приходится исправлять подчас ценой соб­ственного горького опыта».

Между тем людей на кораблях подстерегали разные беды: цинга, нехватка пресной воды и свежей провизии. С цингой они пытались бороться при помощи лимонного сока, пресную воду добыть, используя опреснительную установку, которая за две­надцать часов работы давала четверть тонны пресной воды. Све­жую провизию удалось достать лишь в первые апрельские дни. 2 апреля моряки увидели остров Мехетиа, а затем и Таити.

Имеет смысл еще раз привести слова Бугенвиля. Ведь его перо оказалось намного искуснее, чем перо его предшественника Уол­лиса. «Возвышающийся амфитеатром берег представлял чарую­щее зрелище. Хотя горы здесь и очень высоки, однако нигде не видно голых скал: все покрыто лесами... Менее возвышенные участки острова перемежались лугами и рощами, а по всему по­бережью у подножия гор тянулась кромка ровной низменности, покрытой растительностью. Там среди бананов, кокосовых пальм и других деревьев, отягощенных плодами, мы увидели жи­лища островитян».

Не менее отрадным оказался и передний план этой картины. Десятки лодок крутились вокруг кораблей. Люди, сидевшие в них, в обмен на несколько гвоздей предлагали дичь, фрукты и усладу совершенно иного рода. Однако их гостеприимство ока­залось таким же чрезмерным, как и любопытство: кока, вопреки запрету Бугенвиля откликнувшегося на приглашение таитянки и последовавшего за ней на берег, жители острова тотчас разде­ли догола и стали тщательно рассматривать его обнаженное те­ло. В результате перетрусивший кок оказался уже не в состоянии выполнить свое первоначальное намерение, хотя островитяне очень настаивали на этом.

В помещении для собраний, расположенном на том участке берега, вблизи которого «Будёз» и «Этуаль» бросили якоря, се­довласый вождь Эрети принимал Бугенвиля и его офицеров бо­лее подобающим образом. Возникавшее взаимное согласие сме­нялось мрачными мыслями, едва только обнаруживалось, что кто-то из местных жителей похищал у офицера пистолет. Эрети откровенно возмущался и проявлял желание участвовать в по­исках оружия, но хитрый дипломат Бугенвиль давал ему понять, что это, мол, не нужно, поскольку добыча принесет смерть похи­тителю. На следующий день вождь приносил пистолет, а в знак раскаяния еще свинью и несколько кур. События последующих дней вносили всё большую ясность в некоторые мечтательные и восторженные впечатления, содержавшиеся в рассказах участ­ников плавания. При доставке на корабли питьевой воды, во вре­мя рубки деревьев или при выполнении командой каких-нибудь других работ таитяне постоянно предлагали свою помощь, раз­влекали гостей танцами и пением, одаривали их украшениями, циновками, сплетенными из полосок тапы, и, буквально, завали­вали дарами щедрой природы. Поддержанию дружеской обста­новки способствовали игра французов на флейтах и скрипках, а также организованный ими фейерверк в вечерние часы. Подоб­но Уоллису, Бугенвиль посеял на Таити различные сорта зер­новых, рис, кукурузу, лук и пряности. Впрочем, и его пребывание на острове не обошлось без печальных происшествий. В один из дней нашли застреленного островитянина. В другой раз натолк­нулись на трех то ли убитых, то ли раненных штыками местных жителей. В первом случае убийца так и остался не найденным. Во втором - Бугенвиль приказал заковать в кандалы четверых подозревавшихся в преступлении солдат. Это было сделано в присутствии Эрети. Но несмотря на эти инциденты и то, что «более ловких плутов, чем эти островитяне, не сыщешь во всей Европе», капитан назвал остров Новой Киферой. К этому его по­будили, по-видимому, идеальные представления о природе и че­ловеческой сущности, присущие античному миру. Кифера счита­лась местом рождения красавицы-богини Афродиты. Сказалось и влияние идей Руссо. Ведь Бугенвиль писал о «стране, где про­должает господствовать свобода золотого века». Восторженное описание, в котором остров Таити сравнивался с мечтой, уто­пией или оказывался похожим на храм любви, дал Коммерсон. Но в сообщениях капитана Бугенвиля преобладали несравненно более проницательные наблюдения. Так, в частности, он отме­тил, что население острова состоит из двух различных народно­стей, что оно часто ведет войны и в социальном отношении пол­ностью дифференцировано. Кроме того, он писал о религиозных верованиях, культе умерших, методах ухода за больными, а так­же о многочисленных навыках и обычаях, на которые не столь образованный Уоллис практически не обратил внимания. К тому же французы смогли узнать много интересного и полезного из рассказов таитянина Ахутору, брата Эрети, выразившего жела­ние поехать с ними во Францию.

Деревянный божок с острова Таити

Пребывание на Новой Кифере завершилось 15 апреля 1768 года. Важные обстоятельства вынудили корабли продолжить плавание: коралловые рифы у берегов Хитиаа сыграли злую шутку с якорными канатами-за каких-нибудь девять дней кора­бли потеряли не менее шести якорей; к тому же в инструкциях содержалось указание на то, что плавание в целом ни в коем слу­чае не должно длиться более двух лет, поскольку в Париже счи­тали, что мир с Англией окажется не столь продолжительным[LXXXII]. Бугенвиль направил корабли строго на запад. И очень скоро он получил «неоспоримое доказательство того, что обитатели островов Тихого океана общаются между собой даже на значи­тельных расстояниях. В безоблачном небе сверкали звезды; вни­мательно их разглядывая, Аотуру (Ахутору) указал нам на яркую звезду в поясе Ориона, говоря, что если взять направление на эту звезду, то через два дня мы увидим богатую землю, где он бы­вал и где у него есть друзья... Он, не задумываясь, назвал на своем языке большую часть ярких звезд, на которые мы ему указывали». Бугенвиль назвал это умение отыскивать путь «по­линезийским методом навигации». Однако он приказал и дальше плыть в западном направлении, хотя видел, что это огорчило Ахутору. В начале мая экспедиция приблизилась к каким-то островам. Бугенвиль полагал, что это земли, ранее открытые Тасманом, но оказалось, что французы шли по пути Роггевена: мимо группы островов Мануа, островов Тутуила и У полу. Это были острова Самоа, которые Бугенвиль назвал архипелагом Мореплавателей, настолько сильное впечатление произвели на него быстрые и юркие лодки местных жителей. «Несмотря на то что мы шли со скоростью семь или восемь морских миль в час,

Таитянский катамаран. Гравюра XVIII века

эти парусные пироги свободно ходили вокруг наших кораблей, точно мы стояли на якоре». Торговля, которую моряки начали вести с островитянами, сидевшими в нескольких лодках, оказа­лась не столь обильной. В обмен на куски красной материи, ко­торым здесь придавалось большее значение, чем металлическим предметам, моряки получили клубни ямса, кокосовые орехи, тапу грубой выделки, копья с закаленными в огне остриями, рыбо­ловные крючки, сделанные из китового уса, и немного черепашь­его панциря.

Острова, на которых в силу природных условий в изобилии имелось все мыслимое и немыслимое, могли обеспечить экспеди­цию всем необходимым, но бушующий прибой никак не позво­лял кораблям стать на якорь. Прошло не так уж много времени, и практически все участники плавания заболели цингой. На стол подавали «скверную солонину и начавшие портиться овощи». И тем не менее Бугенвиль продолжал упрямо идти на запад, а не свернул, как его предшественники, на Новую Гвинею. Его муже­ство было вознаграждено. 22 мая корабли подошли к группе островов, на которые вот уже сто пятьдесят лет не падал взгляд европейцев: «Австралия Святого Духа» Кироса, или Новые Ге­бриды. Капитан дал следующие названия островам: Аврора (Маэво), Лепре (Аоба), Пентекот (Пентекост) и Пик-Этуаль (Ме- ра-Лава). Ему понравился их гористый лесистый вид. Правда, местных жителей Бугенвиль описал без особого восторга, ибо они не шли ни в какое сравнение с таитянами. «По цвету кожи

Культовая фигурка предка ( Ночые Гебриды). Тею сделано из свернутых банановых листьев, на плечах украшения из перьев, подобные тем, которые надевали во время исполнения ритуальных плясок

островитяне принадлежат к двум разновидностям: у одних цвет кожи черный, другие похожи на мулатов. У них толстые губы, густые курчавые волосы; у некоторых волосы желтого цвета. Ро­ста они небольшого, некрасивы, плохо сложены; большинство со следами проказы... Среди них было мало женщин;...единствен­ная одежда их состоит из передников; они носят шарфы, которы­ми привязывают своих детей к спине. Мы видели несколько ку­сков ткани, из которой сделаны эти шарфы, украшенной прелестными узорами, нарисованными темно-красной краской. Островитяне не носят бороды. Ноздри у них проколоты, чтобы вдевать украшения, на руках браслеты из зубов кабана или боль­шие кольца, кажется, из кости, на шее-пластинки из панциря че­репах, которых здесь на побережье много».

Очень подробно, имея на то полное основание, Бугенвиль описал оружие этих людей: луки и стрелы, острия которых снаб­жены длинными костяными наконечниками, дубинки, сделанные из железного дерева, и камни, которые люди бросают, не исполь­зуя пращи. Во время высадки и пребывания на острове Аоба Бу­генвиль вынужден был рассеять с помощью мушкетов отряды воинственных островитян. И к какому бы острову французы ни приближались, отовсюду можно было слышать звуки военных барабанов. Постоянная враждебность и агрессивность местных жителей отбивала всякую охоту к дальнейшему пребыванию на островах. Когда в один из дней на команду шлюпки, посланной на разведку, было совершено нападение и матросы под прикры­тием огня из мушкетов уничтожили прибрежное поселение, капи­тану пришлось «принять меры, чтобы впредь не позорить себя подобным злоупотреблением своего превосходства». Поскольку у Бугенвиля не было лишнего времени, суда уже потеряли не­сколько якорей, а меланезийцы продолжали проявлять враждеб­ность, у него не оставалось выбора: в конце мая корабли покину­ли Новые Гебриды, пройдя через пролив, разделяющий острова Эспириту-Санто и Малекула. Сейчас этот пролив носит имя Бу­генвиля. Находящиеся здесь острова он назвал по аналогии с группой островов в Эгейском море Большими Кикладами. Сравнение не слишком удачное, как, впрочем, и предположение, что он якобы вновь нашел ту бухту, в которой Кирос хотел воз­двигнуть свой Новый Иерусалим. Однако нет сомнений в том, что французы еще раз открыли «Землю Святого Духа». Следова­тельно, оставалось одно-проверить, соединяется ли она, как предполагали многие картографы того времени, с Австралией или Новой Гвинеей. «Чтобы получить ответ на эти вопросы, сле­довало пройти по той параллели [пятнадцатому градусу южной широты] еще более трехсот пятидесяти лье [около двух тысяч километров]. Я решился на это, хотя состояние и количество на­шего провианта настоятельно требовали захода в какую-нибудь европейскую колонию; в дальнейшем я расскажу, как мы едва не стали жертвой своего упорства».

И снова французы поплыли на запад. В ночь на 4 июня они заметили песчаную отмель, через день увидели плывшие по воде ветки, сучья и незнакомые плоды. И хотя с юго-востока дул до­вольно сильный ветер, море оставалось спокойным. Бугенвиль

предположил, что в том направлении находится суша. И в самом деле, корабли приближались к восточному побережью полуост­рова Кейп-Йорк и вскоре подошли к восточной кромке Большо­го Барьерного рифа. То, что последовало за этим, любой капи­тан воспринимал бы с неприятным ощущением. Взору моряков открылась казавшаяся бесконечной цепь рифов. «Обнаружение этих рифов мы восприняли как предостережение судьбы и подчи­нились ей»,-писал Бугенвиль, отныне мучимый другими забота­ми. Солонина стала окончательно несъедобной, и многие предпо­читали вместо нее. есть крыс. Не оставалось ничего иного, как идти на север, в голландские владения. Пересечь Торресов про­лив капитан не решился, ведь пока еще не была раскрыта тща­тельно оберегавшаяся испанцами тайна его существования.

10 июня мореплаватели подошли к южной оконечности Но­вой Гвинеи. Луга, покрытые сочной травой, леса и горы с конту­рами многочисленных вершин, терявшихся в облаках, приглаша­ли путешественников остановиться здесь и отдохнуть, но ситуация, сложившаяся на борту, заставила продолжить плава­ние. Тот беглый взгляд, который моряки успели бросить на зе­млю, благоухавшую ароматом цветов («чудесный аромат, пред­вещавший близость этой земли»), оказался спасительным, так как очень скоро разверзлись хляби небесные, поднялся туман и с моря в сторону суши подул сильный ветер. Если бы французы не увидели острова и продолжали придерживаться прежнего кур­са, несомненно, произошло бы кораблекрушение. Чтобы корабли не потеряли друг друга, через короткие промежутки времени производились выстрелы из пушек. Море было настолько бурным, что на палубу волнами заносило водоросли, ил и даже каракатиц. Об исследованиях давно забыли-люди вели борьбу не на жизнь, а на смерть. Бугенвиль приказал перестать бросать лот: опасность не становится меньше от того, что о ней уже знаешь. Он был вынужден запретить использовать в пищу кожа­ную обшивку рей и шкуры животных, из которых были сделаны мешки для муки. Но чувство голода было сильнее его приказов. Тот, кому удавалось поймать крысу, считал себя счастливым. Несколько раз с огромным трудом удалось избежать корабле­крушения. Наконец, в конце июня корабли прошли мимо группы островов, которую Бугенвиль назвал Луизиада. 28 июня 1768 го­да впередсмотрящие увидели Соломоновы острова. Но никому и в голову не пришло, что это были именно Соломоновы ост­рова и ничто другое. В результате ошибочных расчетов протя­женность южной части Тихого океана считалась значительно меньшей и поэтому на картах того времени Соломоновы ост­рова изображались намного восточнее их действительного поло­жения.

Уже первые жители островов, которых встретили французы, оказались настроенными весьма воинственно. Темнокожие, едва прикрытые узкими повязками мужчины держали в руках луки, дротики и щиты, сплетенные из тростника. Несколько раз они нападали на команды шлюпок, высланных на разведку. Один раз французы были вынуждены пустить в ход свое оружие, что ока­залось роковым для восьми или девяти жителей Соломоновых

Барабан в форме человеческой фигуры без головы.

Юго-восточная часть Новой Гвинеи

Свайные постройки на южном берегу Новой Гвинеи. Литография XIX века

островов. Это произошло вблизи клочка суши, который Буген­виль нарек островом Шуазёль. Захваченные во время этого инци­дента лодки капитан описал довольно красочно: «Они хорошо построены и имеют значительную длину; корма и нос их сильно приподняты для защиты от стрел. Нос одной из пирог украшало деревянное скульптурное изображение человеческой головы с глазами из перламутра и ушами из панциря черепахи; лицо этой скульптуры напоминало маску с большой бородой; губы были выкрашены ярко-красной краской». Без особого труда мы узнаем описания весельных лодок, приведенные в донесениях Менданьи. Он тоже писал, что они не имели выносных поплав­ков, были похожи на полумесяц и имели фигурные украшения на носу. В лодках нашли оружие, фрукты, искусно сплетенные сети и высушенную человеческую челюсть. Итак, французам при­шлось познакомиться с воинственными местными жителями. Их агрессивный характер, а также крайне плохое состояние прови­зии на борту заставили французов поспешить дальше. Вскоре на западе появился остров, покрытый густыми лиственными леса­ми. Высота его горных вершин превышала две тысячи метров. В наши дни он носит имя Бугенвиля. К северу от него был от­крыт остров Бука, на котором моряки безуспешно пытались вы­менять кокосовые орехи у проплывавших мимо островитян. На­меченная высадка на остров из-за сильного прибоя не состоя­лась, и капитан отдал приказ продолжить плавание к Новой Британии Дампира, острову, на котором экспедиция надеялась наконец найти свежую провизию и пресную воду.

Когда в конце первой недели июля корабли подошли к остро­ву, ожидания людей оправдались далеко не полностью. Не­прерывные дожди, нехватка кокосовых орехов и бананов, неудач­ная рыбная ловля, но зато тьма-тьмущая мошкары, доставляв­шей людям страшные мучения, великое множество скорпионов

и змей-все это отнюдь не содействовало отдыху команд.н Лю­ди напрасно охотились за немногочисленными дикими свин водившимися в тех исключительно влажных и оглашаемы кри­ками какаду лесах. Им удалось настрелять лишь немного голу­бей и поймать несколько черепах. Один из матросов, иск моллюсков, нашел на морской отмели кусок свинцово стины с обрывками нескольких английских слов: «hor’d her.ick Majesty’s». Нетрудно было догадаться, что здесь на якоре стоял корабль под британским флагом. Позднее, в Батавии, Буї узнал, что на острове высаживался Картерет и этот остр' в уже в течение года именуется Новой Ирландией. И тем не іенее французам тоже удалось внести здесь весомый вклад в историю тихоокеанских открытий: во время солнечного затмения под ру­ководством Верона достаточно точно была определена долгота Порт-Праслина (Говерс-Харбора) на Новой Ирландии. Поэтому капитан мог с полным правом и с гордостью заметить: «Эти на­блюдения тем более важны, что при их помощи, а также при по­мощи астрономических наблюдений, сделанных на побережье Перу, наконец удалось совершенно точно установить протяжен­ность по долготе обширного Тихого океана, которая до сих пор была определена неверно».

Время стоянки в Порт-Праслине окончилось. 24 июля кора­бли пошли курсом на север вдоль побережья Новой Ирландии. Экспедиция неоднократно встречала островитян, но надежды на удачную торговлю быстро исчезали. К тому же французам при-

Каменный топор с Соломоновых островов

Маршрут плавания Бугенвиля в юго-западной части Тихого океана.

Фрагмент карты, приложенной к его книге «Кругосветное путешествие на фрегате «Будёз». Соломоновы острова помещены на карте на линии экватора и более чем на двадцать градусов восточнее их истинного местоположения

Побережье залива Картерета на острове Новая Ирландия. Гравюра XIX века

шлось обороняться от нападений. В конце концов люди оказа­лись вынужденными есть гнилую солонину, хотя до этого пред­почтение отдавалось крысам и старой коже. Впрочем, не хватало не только пищи. Бугенвиль распорядился разрезать палатки, чтобы матросы могли из этой ткани сшить себе брюки. Когда повернули к острову Буру, одному из Молуккских островов, на кораблях насчитывалось уже пятьдесят человек, тяжело больных цингой. По этому поводу Бугенвиль писал, что старый спор о местонахождении ада уже окончен. Это место нашли. Появле­ние французских военных кораблей, как, впрочем, и британских, было встречено голландцами с недоверием и неудовольствием. 28 сентября 1768 года «Будёз» и «Этуаль» пришли в Батавию. Наконец-то завершилось полное лишений плавание по исключи­тельно опасному отрезку пути. Однако порт, в котором свиреп­ствовала лихорадка, стал местом новых мучений. Дизентерия и малярия вынудили французов спешно отправиться в дальней­ший путь. В начале ноября они подошли к острову Маврикий. Здесь более тихоходный «Этуаль» был оставлен на ремонт. Че­рез пять недель, покинув Маврикий, Бугенвиль снова тронулся в путь. 16 марта 1769 года он вернулся в Сен-Мало. Завершилось первое кругосветное плавание под французским флагом.

И хотя не все связанные с этим плаванием надежды оправда­лись, оно тем не менее ознаменовало собой грандиозный успех. На обоих кораблях от болезней умерло всего девять человек. Было доказано, что и французские моряки могут с блеском вы­носить все тяготы плавания по Тихому океану. Впервые ученые, принявшие участие в морской экспедиции, пополнили географи­ческие знания солидными естественнонаучными наблюдениями и открытиями. Впервые с высоким уровнем достоверности была

определена протяженность Южного моря с запада на восток. Бесценными оказались полученные навигационные знания, составленные картографические материалы и приобретенная в результате всего этого уверенность в своих силах. Вряд ли все последующие французские экспедиции в Тихий океан, число ко­торых после Бугенвиля быстро росло, осуществились бы столь же успешно, если бы его плавание имело такую же судьбу, как экспедиция Лаперуза и его спутников. И наконец, результаты плавания Бугенвиля придали более четкие очертания духовному фону будущей французской буржуазной революции. Читателям изданной в 1771 году невиданным для того времени тиражом книги Бугенвиля «Кругосветное путешествие на фрегате «Будёз» было документально показано, что порядки, господствующие в их стране, не были раз и навсегда установлены от бога. Дидро, Вольтер и другие просветители очень скоро стали умело исполь­зовать возможности, предоставленные им идеализированным описанием тихоокеанских сообществ, для ведения антиклерикаль­ной и антифеодальной полемики.

Но сам Луи Антуан де Бугенвиль оставался роялистом, хотя и просвещенным. Его, наверное, поражало то обстоятельство, что при чтении его книги люди просто не замечали умело опи­санного им жалкого положения жителей Патагонии и Огненной Земли, кровавой племенной розни в Меланезии и социального расслоения на Таити. Подобно многим другим, подобно королю, которого он в 1792 году взял под свою защиту в Тюильри, он был сыном своего времени, которое не был в состоянии оценить. Сказанное относится и к 1778-1782 годам, когда Бугенвиль в морской войне против Англии встал на сторону североамери­канских мятежников. В самом начале буржуазной революции ему предложили пост морского министра, но он предпочел занимать­ся научными трудами. Только позднее Бугенвиль вновь поступил на государственную службу: он вошел в число экспертов, гото­вивших вторжение Наполеона Бонапарта в Египет. В августе 1811 года в возрасте восьмидесяти двух лет он умер. С тех пор Бугенвиль входит в число тех великих людей Франции, чей прах покоится в парижском Пантеоне.

<< | >>
Источник: Ланге Пауль Вернер. Горизонты Южного моря: История морских от­крытий в Океании: Пер. с нем./Науч. консульт. П. И. Пучков, А.Б. Снисаренко; Послесл. В. И. Вой­това-М.: Прогресс,1987.-228 с.: ил.. 1987

Еще по теме Лилии в Южном море:

  1. КОНСТИТУЦИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ 1994 ГОДА,
  2. *В соответствии со статьей 1 Закона Республики Беларусь «О порядке вступления в силу Конституции Республики Беларусь» вступила в силу со дня ее опубликования.
  3. РАЗДЕЛ І ОСНОВЫ КОНСТИТУЦИОННОГО СТРОЯ
  4. Статья 1. Республика Беларусь - унитарное демократическое социальное правовое государство.
  5. Статья 2. Человек, его права, свободы и гарантии их реализации являются высшей ценностью и целью общества и государства.
  6. Статья 3. Единственным источником государственной власти и носителем суверенитета в Республике Беларусь является народ.
  7. Статья 4. Демократия в Республике Беларусь осуществляется на основе многообразия политических институтов, идеологий и мнений.
  8. Статья 5. Политические партии, другие общественные объединения, действуя в рамках Конституции и законов Республики Беларусь, содействуют выявлению и выражению политической воли граждан, участвуют в выборах.
  9. Статья 6. Государственная власть в Республике Беларусь осуществляется на основе разделения ее на законодательную, исполнительную и судебную.
  10. Статья 7. В Республике Беларусь устанавливается принцип верховенства права.
  11. Статья 8. Республика Беларусь признает приоритет общепризнанных принципов международного права и обеспечивает соответствие им законодательства.